— Я хотел бы, чтобы вы представились, но необычным способом. Допустим, здесь в кабинете сидел бы ваш знакомый или близкий человек, который вас знает. Как бы он вас представил, чтобы он о вас рассказал?

(Длительная пауза. Судя по реакции и паузе этот вопрос оказался видимо неожиданным, но важным для моего пациента.)

— Нет, у меня таких людей, которые могли бы так рассказать. Кто я? Разве Боженька… он всё видит. (Произнёс и на последнем слове в глазах моего пациента появилась слеза.) Он мне всегда только хорошее что-то говорит.

— Вы слышите его голос?

— Нет… это во сне. Я постоянно во сне вижу горы… Гималаи. Там белый снег. Я наверху. Небо. И Боженька мне говорит.

— А что он говорит?

— Я не могу вспомнить, что говорит, но говорит что-то хорошее. Мне хорошо, когда он это говорит. (Мой пациент заплакал.) Но сказать не могу, что говорит. А ещё мать снится. Она меня жалеет.

— Как вы думаете, за что?

— Ну, я же бомж. Но я бомж с большим стажем. Я после детдома немного поработал, а потом в армию забрали. От родителей дом остался нам. В шестьдесят третьем году мой брат дом мой пустил на дрова, когда я ещё в армии служил. Я отправил ему письмо, в котором дал добро на это. Дом был всё равно старый. Вот так, я уж тридцать с лишним лет бомж. Таких не сыщете. А если сыщете, то там, на том свете. А я выжил. Спасибо, что сейчас отменили статью, а так я часто был в лагерях.

(Мой пациент идентифицирует себя как бомж. Но так ли это?)

— А ещё что снится?

— Кексы снятся… Я кексы с детдома люблю… Они у нас не везде продаются. Иногда хожу далеко за ними.

(Это сон — исполнение желаний. Очевидно, что мой пациент недоедает.)

А сейчас хлеб люблю. Но он дорожает. Теперь есть чем жевать. Мой друг по детдому дому Лёшка помог. Он стоматолог. Спасибо (Опять слёзы.) Проставил мне всю нижнюю челюсть… Металл… (Мой пациент с удовольствием показывает). Жевать есть чем, и жевать есть что…

— И всё-таки кто вы сами для себя?

— Когда меня спрашивают кто я, я говорю, что бомж. Прям так и говорю — бомж. Так и есть. А кто я?

(Мой пациент либо не может идентифицировать себя, либо сопротивляется этому)

— Ну, может в душе вы — романтический герой-бродяга? Помните бременских музыкантов? Наш ковёр цветущая поляна, наши сёстры сосны-великаны, наша крыша небо голубое…

(Мой пациент смеётся.)

— Я был таким, когда был молодым. Когда пришёл из армии, то на работу не спешил, в армии наработался. Подумал неплохо бы ходить по разным местам. Наплевать на… Идти и не думать, куда идёшь. Я долго не думаю. Иду и всё.

— А куда идёте?

— Никуда. А вы куда идёте? Вы знаете, куда вы идёте?

(Мой пациент, довольно мудр, философичен и весьма корректно отвечает на вопрос вопросом. Поэтому говорить о психическом нарушении в мышлении и сознании моего пациента не приходится.)

— То есть идёте без всякой цели? Я тоже иногда делаю прогулки по вечерам…

— Нет… это не то. Вы же потом идёте домой, потом на работу… А я этого не хотел и сейчас не хочу и бесполезно со мной на эту тему разговаривать. Я устал от этих разговоров в приёмниках. Без цели… Вы то знаете свою цель. Ни хрена вы её не знаете. Иди работай, говорили. Паспорт много раз терял. А сейчас его нет и не надо. Мне это не так интересно. Иногда работаю. Немного. Печником. Вы меня не поймёте.

(По-видимому, мой пациент «страдает» дромоманией, которая характеризуется периодически возникающим стремлением к перемене мест, поездкам, бродяжничеству. Такое поведение встречается и у здоровых, и у психически больных людей.)

— А у вас нет страха за своё будущее?

— А у вас? Конечно есть, но я смотрю на собаку. Её Альма зовут. Я сплю вместе с ней. Она меня греет. Я даже с ней под кустом сплю. Прижмусь к ней и сплю. У меня много таких собак было брошенных. Они куда-то уходили. Я их не мог кормить. Потом я их находил. Они зимой помирали от холода и может голода. Ну, лежит. Вот так и я буду лежать. Нечего бояться. Упаду где-нибудь в лесу. Это я так хочу, если что. Я боюсь другого. Пацанов-живодёров боюсь. Их стало сейчас много. Вот они могут… Забьют до смерти. И это бывает. Слышал. Их боюсь. От них подальше хожу. Вот в последние два года их стало много. Я заметил. Когда был молодым, нас таких было не так много, как сейчас стало. Поэтому люди не гнали. Помогали. Я вежливым был. А сейчас часто гонят. Труднее стало.

(Мой пациент прав. Чувствуется, что агрессивность подростков в России в последнее время значительно выросла.)

— Нет ли у вас человека, которому вы подчиняетесь? Ведь часто многие попрошайки становятся профессиналами. Делают план. Сдают дневную выручку. Отчитываются. Их проверяют. Готовят. Вы такое не проходили?

— Я не попрошайка!.. Я никогда не просил. Дают- беру. Я слышал, что так бывает в больших городах. Сейчас я там не хожу. Силы не те. Вот здесь застрял. Наверно здесь буду всегда. Пока не гонят.

— Под кустом спали? Может это для красного словца говорите?

— Нет… Я поэтому и пить стал. Раньше быстро находил новое место где спать. Иногда не найдёшь. А где спать. Выпьешь водки и спишь на бумаге или на коробке от телевизора. Спрячешь эту коробку, а макулатурщики — суки забирают. Я так простудил свою почку. Лекарства пью. (Показывает таблетки). Хотя в армии она у меня уже болела. Если хотите я покажу на чём я спал сегодня.

— А пить-то стали почему?

— Ну, выпьешь и теплее и спишь лучше. Даже сны вижу про Гималаи. Боженька мне говорит что-то. А я говорил уже об этом или нет. Говорит и всё видит. (На глазах моего пациента опять слёзы. При этом мой пациент может внезапно улыбнуться. Плаксивость, перепады настроения моего пациента свидетельсвуют о том, что он страдает невротическими расстройствами.)

— Говорили…

— Спать люблю. Когда спишь, ведь кушать не надо. Искать не надо. Лишь бы никто не мешал спать. Я сплю, забываюсь.

— Вы правы, сон всех уравнивает. И богатых, и бедных. Можно завидовать бомжу, спящему с улыбкой на лице на картонке под кустом, и, не завидовать богатому, страдающему бессонницей и ночными кошмарами. И вы в этом плане богаты?

— Вот-вот… Лишь бы не гнали. Помоложе был, даже в гости ходил. Дружил с некоторыми. Переночуешь, покушаешь. У меня было много таких знакомых. Список был. Постепенно всех обходишь за три месяца. Потом опять повторяешь. Сейчас всё изменилось. Люди другие стали. В гости не пускают.

— А может быть, вы стали другим и они вас по-другому стали оценивать?

— Наверно… Тогда я следил за собой. Одет был не так. Брился. Я в баню и сейчас хожу. Ночью в конце дня пускает один банщик, он меня знает давно…

— Может быть, это ваша очередная легенда? И всё-таки вы человек-легенда или человек с легендой, как это бывает у большинства попрошаек? Вы выходили на улицу с протянутой рукой?

— Никогда, даже сейчас. Или сами дают. Или я помогаю и потом дают. Это так. ( Показывает свои ноги. На ногах женские ботиночки большого размера.)

Вот вчера ботинки подарила одна женщина. (Существует феномен скрытого попрошайничества, при котором человек не просит о помощи в явной форме, а просто беседует, вынуждая жалеющего к совершению добродетельного акта. Это особое искусство и психотехнология. Хотя потом, попрошайка, может оправдыватья, что это Бог послал… талант манипулировать подающим.)

— Вот это желание бродить вы впервые когда ощутили?

— Я из детдома…. Ну, всегда этого хотел

(Краткий анализ пребывания моего пациента в детдоме показал, что именно там у моего пациента сформировались установки и интересы к бродяжничеству, как протест против режима и ограничения действий.)

Часто был в лагерях. Сажали. Смотришь оттуда на людей. Думаешь, всё будешь как они. А тут тоже лагерь. Что, не лагерь что ли? Посмотрите на себя вы же тоже в лагере. Только в другом. Хочешь на волю. Жизнь лагерная и там, и там, и здесь. У вас. Раньше я в голове это держал, но из детдома боялся уйти… но всегда хотел. В восьмом классе договорился с одним из детдома, а он рассказал обо всём и я так и не ушёл. После детдома немного погулял. Потом в армию пошёл. Потом ходил по разным местам.