А к Оксане, как я слышал, уже и кто-то из дворян сватался. Причём не однодворцев, а чуток получше обеспеченных, но она отказалась в другой род идти. Не говоря уж о том, что по тем самым слухам, которые до моей Мурки наша няня донесла, невеста оказалась как бы не втрое богаче, чем всё семейство жениха, пытавшееся «сразить» её суммой своих накоплений. Ну, ещё бы: кроме ранее полученных разовых премий ей, вопреки ожиданиям, ещё дважды в конце финансового года приходили деньги от Военного министерства, за улучшенную рецептуру. Ну, и доход, который стал основным, да ещё и регулярным: процент от выручки с продажи салатной зелени. А зелень шла вся в рестораны да в лучшие кафе, далеко не по копейке за пучок! Особенно когда я, по дедовой идее, сделал ящики с двойными стенками, между которыми откачивался воздух, а внутрь ящика помещали охлаждённую примерно до десяти-двенадцати градусов зелень, после чего туда же задували охлаждённый углекислый газ. В таких ящиках салаты и пряные травы спокойно доезжали и до Москвы, и до Питера! Как оказалось, выращивать на Изнанке овощи додумались многие, приправы и пряные травы — меньше, но есть. А вот зелень растить, да ещё и построив теплицы за куполом — таких оригиналов не то вообще не нашлось, не то весь урожай у них по ближайшим соседям расходился.

Так что патент на ящики, едва я его успел оформить, приобрели уже пять отечественных контор и три иностранных: две австрийских и одна голландская, причём эти последние в таких ящиках цветы возить придумали.

Мы же с Беляковыми да Прорысюхиным старшим почесали тыковки, да вложили всю прибыль от патентов в строительство трёх новых, больших теплиц к югу от дороги к Щучьему. Да, пришлось отводок делать, поскольку этот просёлок почти сразу поворачивал на запад, и отступить около километра от нового перекрёстка. Выбрали местечко поровнее, на котором к тому же ягоды плохо росли. Ну, а что? Всё равно в теплице вся исходная растительность будет тщательно и безжалостно уничтожена, чтобы никакая отрава случайно не выросла и в продажу не попала, а потом туда засыплем специально подготовленную почвенную смесь, так что плодородие подстилающего слоя, так сказать, оказывалось делом десятым.

Придётся Оксане в подчинение бригаду работниц набирать, и небольшой автобус строить, чтобы их возить на работу в теплицы и обратно. Помните насчёт того, что не парк? Вот-вот, так что «гулять» женщинам по полторы версты в одну сторону — слишком опасно. Не говоря уж о том, что час работы защитного амулета — псу под хвост, а автобус отдельно защитить можно, как и рабочие помещения, кроме самих теплиц. Ох, чую, будет там через несколько лет то, что дед именует парниково-тепличным хозяйством, с собственными котельной и гаражом, а его управляющая Оксана Ивановна — не просто управляющей с доброй сотней работников под своим началом, включая отдельную охрану, но и очень обеспеченной дамой. Хотя у неё и сейчас в кубышке, если я правильно посчитал все проходящие через мою канцелярию выплаты, и она не потратилась втихаря на что-то крупное, должно лежать со всеми призовыми и премиальными от восьми с половиной до десяти тысяч. А несколько лет назад у её родителей лишней «зелёненькой[1]» не было, чтобы дочку на Оракуле проверить. Как говорится, почувствуйте разницу, или даже в дедовском искорёженном варианте — «прочувствуйте в розницу». Если бы не уважение к тайне вклада, этот пример социального лифта мог бы моему баронству такую рекламу дать!.. Да и без того, слухи-то идут, как бывшая девчонка с драном платьице одета и себя держит, люди тоже видят, и выводы делать умеют. Причём глядя на моих жён пускать слухи о любовной связи между нами фантазии не хватило ни у кого. Или хватило благоразумия, держать свои больные фантазии при себе, что тоже неплохо.

Ещё геологи, что ушли вверх по течению Самоцветной, принесли первые, предварительные результаты разведки. И были они, скажем так, неоднозначными. Хотя и интересными.

Местность понемногу, но уверенно поднималась, и уже километров через пятнадцать выходила на возвышенность метров на сто пятьдесят выше, чем устье реки, а кое-где и на все двести. И сложена эта возвышенность оказалась из известковых пород, во всяком случае — к югу от реки, то есть, в нашу сторону. Казалось бы, хорошо, и в чём тогда неоднозначность? А дело в том, что породы эти были дроблёные и изобилующие трещинами, кое-где это и вовсе были скопления валунов. Причём происхождение повреждений не давало больших надежд, что глубже будет сильно лучше.

Всё дело в том, что к северу от реки известняк сменялся на… мрамор! Тот же известняк, но прошедший через метаморфозу в результате вулканического воздействия. Собственно, река протекала примерно по границе между изверженными и осадочными породами, где когда-то была настоящая зона катаклизма. Честно сказать, когда я услышал про изверженные породы и вулканическую активность, то сильно напрягся. Мы что, на вулкане живём⁈ Так и спросил геолога, на что тот рассмеялся:

— Нет, вулканическая активность здесь была примерно миллионов двести-двести пятьдесят лет назад. Как на нынешней Среднерусской возвышенности, по некоторым данным, четыреста миллионов лет тому назад разливались лавовые поля, а сто пятьдесят миллионов лет в прошлом плескалось тёплое мелкое море. У вас здесь то же самое, но в обратном порядке. И тектоническая активность тут такая же, как под Калугой, то есть — никакая, об этом волноваться не надо.

И вот тут тоже: с одной стороны — мрамор! Ух ты! Его же к нам из Италии везут, а то и дальше, денег стоит! С другой — он вблизи реки такой же колотый и перекрученный, как и известняк. И цвет — не белоснежный, не розовый и не чёрный. А какой-то серый в крапинку. Нет, понятно, что дальше от края изверженных масс можно найти и сплошной массив камня, из которого удастся нарезать блоки и плиты, и, может быть, цвет там окажется приятнее. Но это, как в том анекдоте, много копать.

Тем не менее, начинать копать можно и нужно уже сейчас: проводить более подробную разведку, бить пробные колодцы, строить карьер или карьеры, подъездные пути прокладывать. И думать, куда пристроить известняк и мрамор, особенно такой некондиционный, кроме как металлургам на флюс и жёнам на декоративную мульчу.

[1] Три рубля традиционно представляли собой купюру, исполненную в зелёных тонах, как пятирублёвая «синичка» — в синих, а десятирублёвый червонец — в червоных, то бишь — красных.

После долгих (минут так пятнадцать) размышлений процесс доразведки и первоначального освоения месторождений известняка и мрамора начать решил с постройки ещё одного кораблика. То есть, пардоньте моего муя[1], судёнышка, поскольку корабль — он боевой. Ага, а судно — это в больнице под кроватью, как в своё время ехидно прокомментировал возмущение некоего моряка дед. Нет, не для того, чтобы возить на нём добытую породу по Самоцветной, там порогов и перекатов столько, что замучаешься строить шлюзы и обводные каналы. Всё проще и сложнее.

Мост через Умбру всё ещё в постройке, готова часть, предназначенная для пешеходного сообщения и помощи при постройке всего остального. Первую полосу, она же левая половина моста, сделают только к концу этого года, причём не сказать, что закончим: последний слой силового каркаса и дорожное полотно будут укладываться на обе полосы в сборе. По первой части к концу сезона можно будет в случае крайней необходимости пропустить пару-тройку пикапов, строго по одному, без перегруза и на малой скорости. При том, что на месте будущей добычи ископаемых потребуется немало тяжёлой техники, а также жилые модули, не упоминая уж о таких «мелочах», как полевая кухня и припасы. Причём жилые модули — обязательно! Иначе разоримся на защитных амулетах и перевозке персонала туда-сюда и на отдых на Лице мира. В домиках же можно встроить защиту от воздействия изнанки, на порядок более дешёвую, чем даже самый малый купол, но нуждающуюся в материальном воплощении периметра и не защищающую ни от чего, кроме самого излучения.