— Но мы думали сделать амулеты от комаров в виде красивых кулончиков…

— И покупать новые каждую неделю?

— Почему⁈

— Из-за убыли. Кто-то забудет вернуть, кто-то сделает вид, что забыл, чтобы стырить, кто-то искренне будет считать, что это ему или ей «на память отдали». И это не считая растяп, которые потеряют или утопят.

— Но…

— Я когда первый раз во дворец попал — нам один чиновник среди правил поведения упомянул, что столовые приборы забирать нельзя, и камушки из инкрустаций на стенах выколупывать — тоже. Мы тогда очень обиделись, а я потом узнал, что практически на каждом приёме кто-то что-то тырит. Обязательно. Это во дворце на приёме у Государя Императора. У нас красть будут «со свистом».

И пришлось ещё минут десять спорить, чтобы доказать, что амулеты от комаров и мух нужно всё же встраивать в лодку.

— Да, и никаких самостоятельных заплывов на гребных лодках без нашего проводника! Только организованно!

— Но почему⁈

— Потому что рано или поздно кто-то обязательно заплывёт куда-то не туда. А мы потом всем селом будем искать и надеяться, что найдём этих балбесов, а не их тела. Если вы не знаете, трупы, которые два-три дня пролежали в болоте выглядят ОЧЕНЬ неаппетитно!

— Как ты вообще можешь применять такое сравнение к такой вещи⁈

В общем часа четыре сидели, пока я не запросился спать, сказав, что мы и так хорошо посидели, примерно четверть подготовки к составлению плана сделали. Разочарование на лицах от такой оценки объёма сделанного надо было видеть!

Забегая вперёд: так просто лечь спать мне, конечно же, не дали. А если забежать ещё чуть дальше — девочки весь следующий день потратили на точный расчёт того, сколько понадобится работников в одну смену и сколько всего. А ещё — где их всех разместить и как возить на работу и обратно, если оставить жить в Викентьевке. А вообще на решение вопроса персонала и запасов — точнее, для выбора способа решения и рисования планов зданий на схеме местности — у них ушло три полных дня. А что они думали? У нас жизнь хоть и с магией, в отличие от мира деда, но совсем не сказочка какая-то.

В Викентьевке я задержался. Весь остальной караван ушёл в Рысюхино уже на следующее утро, прихватив с собой попутный груз, которого набралось на удивление много, несмотря на регулярное грузовое сообщение, а вот я остался — и с семьёй побыть, и посмотреть, что тут и как. В первую очередь — провести, так сказать, рекогносцировку на местности вокруг озера. Ведь нарисовать можно много всякого разного, а потом окажется, что там болото, или грунтовые воды на глубине полметра. Или ещё какая-нибудь неожиданность. Перепад высот в пару метров, например. По реке ещё проплыть не вредно было бы, но не на чем пока. В Протасевичах вроде как валяются ещё с прежних лет на берегу пара-тройка барок, с которых руду добывали, но их сохранность под большим вопросом. Причём вопрос в том, развалятся они ещё до спуска на воду или сразу после.

Полдня лазил по болоту и окрестностям. Подтвердилось ещё дедово известие — рыбы в озере почти нет, разве что некоторое количество мелких карасиков и что-то странное, выловленное при мне пацаном из деревни за речкой — не то краснопёрка такая необычная, не то гибрид плотвы с карасём. С этим рыбаком лет десяти по виду получился довольно забавный разговор.

— Как рыба, ловится? Клёв хороший?

— Не-а, барин, вообще слабо, и места знать надо.

— Хуже, чем на речке?

— Ага. Раза в три хуже.

— И идти в три раза дальше. Так что же ты здесь ловишь, а не там?

— Так на речке меня маманя знает, где искать. А туточки пока ещё нет!

— Сам-то не боишься? Всё же через лес идти — мало ли, волки. Да и на озере, берега топкие, мало ли?

— Не, барин, волков туточки нема. Кабанов трохи есть, но они сейчас сытые и не тут пасутся, что им на песке делать? А в болото я не лезу…

Тут и случилась поклёвка, закончившаяся поимкой той самой непонятной рыбки длиной чуть меньше детской ладошки. На вопрос, что за рыба, последовал по-крестьянски рассудительный ответ:

— Рыба и рыба. Едомая. На юшку хорошо идёт.

И то правда — какая разница, как она называется? Главное — какова на вкус. Когда я уже прощался с юным рыбаком, он внезапно окликнул меня:

— Спасибо вам, барин.

— За что это⁈

— Я же не маленький, вижу уже. Я у мамки шестой — из тех, что выжили, младший. Раньше тяжко жили, даже когда батя в Тальке у военных на работу устроился. А потом трое старших у вас в село ходить стали, сперва подсобниками, теперь двое в заводе, один артельщик. Я, вот, даже порыбалить могу не из нужды, а почти что для баловства. До вас такой работы, чтоб и деньги живые платили и ремеслу научили туточки и не было.

Он вздохнул, замялся, но решился сказать:

— И с озера не гоняете.

— Было бы откуда гонять! Правда, жёны мои затеяли здесь стройку начать, там уж не знаю, как повернётся.

Да, с чего я начинал-то? Рыбы в озере мало, а вот всякой насекомой сволочи, на удивление — валом, и лягушек тоже. Ну, а где лягушки — там и змей хватает. Вот, тоже задача — чтобы отдыхающих не покусали, я пока с мерной палкой лазил и то двух гадюк прибил и четверых спугнул.

После возвращения домой помимо отчёта о разведке пришлось ещё срочно пояснять, что насчёт уксуса была шутка, а то Маша уже начала думать, где и как лучше закупать.

— Мурк, источник химии — зола, которая на дне осела, в отложениях. И питается озеро родниками, которые тоже на дне — потихоньку это всё размывают. Если воду закислить — она с течением уйдёт, и через неделю-другую химический состав воды вернётся если не к исходным значениям, то близко к тому. Только потравим всю живность, что такую среду любит.

— И что же делать?

— Если чистить химически — то надо вносить что-то твёрдое и слаборастворимое, чтобы оно легло в донный ил и там на месте потихоньку переходило в раствор и гасило щёлочь. И счёт идёт на десятки тонн, которые надо вносить равномерно по площади. Но и продукты реакции в массе своей тоже далеко не подарок, надо ждать, пока вымоет. Годами.

Подождал тяжкого вздоха.

— А лучше — связаться с роднёй нашей Ульяны и узнать, какая рыба в такой вот воде будет себя хорошо чувствовать. И какую растительность в озеро заселить, рыбе на корм.

— Вот гад же! Сразу не мог сказать про Ульянину родню⁈

— А самим подумать? Вы с ними дольше чем я знакомы в даже не знаю, сколько раз. И чем занимаются тоже знаете.

— Всё равно — поросёнок!

— Ну, тогда — хрю…

Нет, всё же дед не прав, когда упрекает, что я норовлю всё сам делать. На самом деле многие процессы отдаю на откуп подчинённым, как только в них наступает полная ясность — кому, что и как делать. Например, о последней поставке спиртного ко Двору я узнал уже только постфактум. А ещё о том, что организован сбор стекла, как цельных бутылок, так и битого, на вес — нам всё равно переплавлять, так что битое на самом деле даже лучше. Условие только сортировать по цвету, а приёмщики были ещё обучены откладывать отдельно некоторые образцы с особым составом. Ну, или те, что вызывают подозрение Нет, уранового стекла нам ещё не сдавали, а вот несколько битых тарелок и бренные останки вазочки из кобальтового стекла в Минске в приёмный пункт принесли. Не говоря уж о хрустальных осколках, их ведро набралось. Смех смехом, а у слуг в больших домах появился не слишком большой и не очень регулярный, но приработок, хотя бы даже на одних только бутылках. Главное, чтобы они не повадились специально посуду бить, для сдачи. Даже специальный кузов для перевозки битого стекла на базе тонара мои работники сами придумали и сами сделали! А ещё он подошёл для перевозки металлической стружки, чем очень заинтересовал графа Сосновича. Особенно своей съёмностью: то есть, его можно поставить в мастерской или возле неё, как большой ящик, а после загрузки до отметки — поднять на платформу грузовика и отвезти в переплавку.