— А как же сам профессор? Он именно с новым звучанием на сцену вернулся!

— Вот, отличный пример того, что необычное — не значит плохое! И ключевое слово здесь — вернулся. То есть, вроде как начал заново, новое дыхание, новая карьера, новый репертуар. Как такой своего рода супер-новичок.

— Так нам продолжать со второй песней?

— Вот вообще не понял вопрос. Мы уже пообещали младшей дочке Государя Императора новую пластинку с двумя новыми песнями! А до того — по несколько пробников, с одной и со второй! Так что, если копий «Я играла» нет — вам нужно срочно заняться их записью, вот буквально завтра же! А к началу зимы, не позже — отправить в Зимний дворец пробники «Снег идёт». Сомневаются они, надо же, имея на руках просьбу Её Высочества…

В общем, нашёл жёнам занятие на ближайшее время, чтобы голову не дурили и не отвлекали, потому как дел и так хватало, а в ближайшее время их количество грозило сильно увеличиться. Просо потому, что на Изнанке начинался ягодный сезон, а это само по себе столько забот и суеты, что просто «ой»! А на фоне двух больших строек на той же Изнанке и ещё одной — на Лице мира… И какое счастье, что у меня есть семейство Прорысюхиных, бывших Силантьевых! И жена моего каштеляна давно перестала быть просто чьей-то женой, именно она взяла в итоге на себя всю работу с местными сборщицами, от найма до расчёта. Я даже утвердил её на специально для неё введённой должности «Управляющая по работе с временным наёмным персоналом» и положил жалование, как управляющей. Это, надо сказать, вызвало противоречивые эмоции у её мужа: с одной стороны — гордость за жену, с другой — что-то вроде ревности, как так, его Зинка, и вдруг — на должности управляющего, главная над всеми сборщиками, сортировщиками, упаковщиками и прочими! Родного мужа подвинула во власти! При этом, с третьей, так сказать, стороны, сам понимал, что работы для одного стало неподъёмно много.

И это только начало ягодного сезона! Правда, до этого был охотничий сезон, когда требовалось отогнать диких кенгуранчиков с ягодных полей, или перебить их. И при этом постараться сохранить как можно больше мяса — летом-то! В нашем случае «сохранить» означает «переработать», а для переработки нужно везти или в Панцирный или на Лицо. Но здесь у нас полноценного разделочного цеха нет, в первую очередь из-за проблем с запахами и отходами. Так что сюда привозим уже разделанные и ободранные полутуши и окорока, прямо в коптильню или в засолку и, малой частью — на продажу в свежем виде, пересыпав льдом — наши маги холода снова становятся самыми востребованными специалистами.

Опять возникла мысль построить цех, чтобы делать из мяса кенгуранчиков тушёнку, как для своей гвардии, в сухие пайки и не только, так и на продажу. Но опять возникли опасения, что такое «бесплатное» может оказаться дороже покупного: пусть Рославль не слишком близко, но говядина с той изнанки идёт сотнями тонн в день, а то и тысячами, на банки даже пересчитывать страшно, там отдельный металлургический завод, наверное, нужен, чтобы жесть на банки катать и сами банки собирать. Если не завод, то цех точно. Понятно, что с такими объёмами цены они могут держать на уровне, разорительном для других, да и поставки в армию под себя подмяли прочно. Но попробуй посчитай, сколько будут стоить консервы, если ещё и производства нет. Конечно, методики есть, но надо найти специалиста, ими владеющего, и дать ему исходные данные, которые у нас у самих не все есть. И уже третий год то забываем, то что-то не срастается. Надо кому-нибудь поручить, чтобы снова не забыть. А почему «кому-то»? У меня для этого дела специальный секретарь заведен!

А вообще сейчас проблема в том, что сбор надо вести выборочно, в тех местах, где ягоды вызревают раньше, мы уже нашли их за предыдущие годы, но даже там нельзя грести всё подряд. То есть, работа более сложная и кропотливая, чем в разгар сезона, и с меньшей выработкой. Но даже так сейчас главная проблема с персоналом в том, что на одно место — до трёх желающих. Через месяц у нас будет по четыре места на три кандидата, и проблема поменяет знак, придётся перекидывать людей с места на место, я в том году посмотрел — там тот ещё пасьянс получается. Так что Зинаида Прорысюхина свои деньги не получает, а зарабатывает, и чем дальше, тем работы и нервотрёпки у неё будет больше.

В один из дней застал в нашем штабе Нюськина, который только-только очередной раз вернулся из Минска, куда ездил в штаб округа разбираться с передачей личных дел офицеров.

— Вот ведь не первый и не второй раз, даже не пятый! Казалось бы, уже сколько раз все запросы и подтверждения прошли, дальше должно быть проще, методика уже отработана, полномочия мои подтверждены неоднократно! И всё равно — каждый раз как первый раз! Одни и те же документы по пять-шесть раз подряд одним и тем же хмырям подавать. Задолбался в козочку!

Вдруг Леопольд Гаврилович ухмыльнулся.

— Зато сегодня случайно прошёл своего рода курсы повышения бюрократической квалификации! Получил, так сказать, урок поведения и выживания в канцелярии.

— Судя по улыбке, что пробивается сквозь усталость, это было не только познавательно, но и забавно.

— Не без того. Шёл по коридору, если честно — пытался срезать путь и чуть не заблудился. И там случайно услышал разговор двух чиновников, старого и молодого, похоже, родственника. Старший как раз распекал младшего, что из-за него опять краснеет, что снова какой-то там начальник недовольство высказывал, что молодёжь без дела по коридорам болтается. Тот давай возмущаться, мол, я не без дела, я же документы относил такому-то, не запомнил имя, и назад возвращался. Старший и говорит: «Сколько раз тебе повторять, не ходи по коридору с пустыми руками и бездумным видом! Бери с собой любую бумагу, хоть из черновиков, только чтобы там или шапка видна была, или подписей несколько. И морду делай озабоченную».

Нюськин хихикнул и продолжил:

— В общем, говорит, если идёшь по коридору с бумажкой, да ещё озабоченный — значит, по делу, а не просто так болтаешься. Если надо куда-то отнести бумаги — бери всегда на одну-две больше, чтобы с пустыми руками не остаться. Опять же: там увидят, что у тебя ещё документы на руках, значит, другое поручение имеешь, и сами ничем грузить не будут. И дальше продолжил, что брать какие-то бумаги в адресе, кроме как своему начальству адресованные, не следует. Начнёшь, говорит, делать за других их работу, они привыкнут, а потом ещё и обижаться станут, если перестанешь или даже нерасторопным будешь. Так что без указания начальника — никому и ни в чём не помогать, говорит! А потом подумал секунду и уточнил: «мне — можно»!

Посмеялись, конечно, но в чём-то старый бумажный крыс прав: человек, несущий куда-то документы, выглядит совсем иначе, чем идущий налегке. Только я бы не бумажку брал, а картонную укладку, не слишком толстую, но и такую, чтобы пустой не выглядела. Её, если что, и подмышку взять можно, и как планшет использовать, и что-нибудь своё с собой носить, не показывая посторонним. Хоть бы и ту же шоколадку.

Из приятного — хотя бы в первую неделю никакие следователи меня не беспокоили.

На десятый день мне пришёл вызов в Минск. Сентябрь погодой радовал, не знаю, можно это назвать «бабье лето», или ещё не совсем, но — сухо, тепло, погода более чем лётная, так что — летим. Перефразируя одну птицу из показанного дедом мультика, лучше за сорок минут долететь, чем день потерять.

По прилёту оказалось, что вызвали меня не только и не столько в качестве эксперта, как в качестве участника расследования по делу о нападении на поезд. Экспертиза заняла всего пятнадцать минут, которые столичный гость любезно согласился подождать. Анализ был не сложный, но, как всё чаще случается в последнее время, объём пробы оказался мизерный, заведомо недостаточный для любого традиционного метода анализа. Как и предчувствовал дед, со мной следователь уже питерской жандармерии беседовал больше для проформы. Записал, кто чем был занят до начала нападения, какие заклинания я использовал, исходя из чего их выбирал. Уточнил у меня, что я сразу опознал пороховое оружие и как я это сделал — тут упоминания о том, что я маг не только металла, но и кристаллов оказалось достаточно. Следователь оказался опытный и понимающий, так что разжёвывать ему уже ничего не пришлось, спросил только, какой у меня радиус чувствительности, пассивной и активной и уважительно покивал, услышав результат.