В общем, до Смолевич соседи буду добираться на своих выездах, оттуда до Минска — поездом, и до места на таксомоторе или извозчике. Вот обратно уже могу и подвезти, специально для этого поехал на фургоне, а не на «Жабыче».

Все документы пред подписанием зачитывались местным уполномоченным стряпчим, который после этого спрашивал каждого участника сделки и, отдельно, наших юридических советников всё ли понятно, есть ли вопросы, замечания и предложения и согласны ли мы подписать документ в таком виде. Подписи ставили после того, как были зачитаны все документы, причём перед подписанием юристы убедились, что текст на бумаге соответствует тому, который мы слышали. Итого — три часа с маленьким хвостиком на всю процедуру. И ладно я — могу быть свободен, а Клёнову и Шипунову надо ещё договор с Суслятиным подписывать, раньше юридически не имели права. Так что домой они поедут снова на поезде, со мной на фургоне только до ресторана, где нужно пообедать, подкрепить силы после подписания бумаг и дороги, а заодно и отметить сделку. Но — умеренно, поскольку им ещё предстоит вторая часть того же развлечения.

Столик под это дело был заказан заранее в одном из «приличествующих» заведений, так что оставалось только доехать. Что сказать? У меня в трактире, в «Прикурганье», готовят вкуснее, хоть и пафоса в названиях блюд и подаче минимум на порядок меньше. А дома — ещё лучше. Вообще, так себе заведение — ни «Рысюхи», и акавиты в винной карте нет, фу на них. А вот вино от княгини Виноградовой оказалось великолепным. С другой стороны, было бы крайне удивительным, если бы Виноградовы не умели взять от винограда, своего тотемного растения, всё.

А дома меня ждали новости из Викентьевки — Мурыська отличилась.

Мурыська ещё по дороге в Викентьевку сильно возбудилась, как только переехали мост через Тальку. До того спокойно дремала себе на полу между диванами в салоне фургона, а тут занервничала вдруг. Перешла в сидячее положение, но сидела беспокойно, ёрзала, глядя в окно, мякала и мрякала на разные голоса и возбуждённо размахивала тем, что у неё вместо хвоста. Во время дождя вроде успокоилась, в свободное от возни с Ромкой время лежала на спинке дивана, глядя в окно. А как только дожди закончились, что там случилось на сутки раньше, чем в Дубовом Логе, опять начала нервничать и чего-то требовать.

День ушёл на то, чтобы выяснить, что ей надо вообще и чего она хочет! Да, разумеется, фамильяр может общаться со своим хозяином. Даже и на изрядном расстоянии, благодаря чему их нередко используют для разведки, особенно мелких и малозаметных. Но! Во-первых, на том уровне развития, что у нашей рыси, общение с магом-хозяином идёт образами и эмоциями, причём зачастую не слишком разборчивыми. Во-вторых, её хозяин — трёхлетний ребёнок! Пусть даже по мнению мамы не по годам одарённый и чрезвычайно умный, но три года — это три года, никуда от этого факта не денешься. Вот теперь представьте себе этот «испорченный телефон», когда Ромка пытается своими словами, которых знает пока не слишком много, и от части на своём языке пересказать то, как он понял картинки, родившиеся в голове у дикой кошки! Представили? Вот эту головоломку всей толпой и разгадывали, а там слоёв немало наверчено — ребус, открывающий шараду, при решении которой получается загадка. В общем, развлечения хватило на всех. Даже мне досталось! Моя Мурка, когда я позвонил ей после обеда во время тихого часа узнать, как дела, что называется «с порога», озадачила меня вопросом:

— Юра, что такое «лёпсень»?

— Какой ещё «лёпсень»⁈

— А они разные бывают?

Не знаю, сколько бы ещё продолжался этот театр абсурда, но вмешалась Ульяна. Оказывается, если держать мобилет вдвоём, двумя руками, то в разговоре с той стороны могут участвовать двое, только слышат собеседника хуже — аппарат-то не к уху прижат получается.

— Мы пытаемся через Рому выяснить, чего хочет его рысь, потому что она весь день нервничает и орёт. А он про какой-то «лёпсень» твердит, ты не знаешь, что это может быть такое?

— Понятия не имею. Попробуйте как-то по-другому вопрос сформулировать. Спросить, например, для чего это нужно, или какого цвета, например.

— Пытаемся. Ладно, потом перезвоним.

Вот такое вот участие, ага. Довольно ограниченное, если честно. Нет, в итоге всё же поняли, но каких трудов это стоило… Ставшая уже наполовину волшебным существом кошатина каким-то образом почуяла, что лес вокруг — это не просто лес, а НАШ лес. А, значит, и её тоже. И вознамерилась срочно и всенепременно владения «вожака стаи хозяина» проинспектировать и навести там порядок. То есть, если совсем просто — требовалось отпустить её погулять. Причём рвалась вот прямо сейчас, или ночью.

Тут было две проблемы, прочно взаимосвязанные: чтобы нашу рысь никто не обидел, и чтобы она никого не обидела, причём второе стало бы неизбежным итогом попытки осуществить первое. Благо, за время дождей местные кумушки уже успели разнести по посёлку и окрестностям новость, что у «маленького бароныча», такой вот «титул вежливости» в местном исполнении Ромке придумали, есть здоровенная ручная рысь, которую ни в коем случае нельзя обижать. А особо недоверчивые или просто любопытные смогли найти повод заглянуть в дом и убедиться лично. Решили, что должно пройти без проблем, особенно, если гулять будет ночью. Отпустили.

Мурыська вернулась домой около одиннадцати утра, и не просто так, а принесла зайца. Большого, жирного. Как пояснил Ромка, сама она другого поймала, но тот был худой и жилистый, поэтому для хозяина она нашла другого, вкуснее. Какого-то даже слишком крупного и жирного, как с сомнением отметила наша нянька.

Сомнения оказались оправданными, а заяц — кроликом, которого наглая кошатина утащила с одного из подворий. Пришлось выплачивать виру хозяевам, и немалую, кроль был породистым, специально выписанным из питомника для улучшения породы, и обошёлся, с учётом всех условностей, в сто рублей. Неплохо кошечка погуляла, пусть для нас сумма не является чем-то неподъёмным, но, тем не менее…

И самое главное, Мурыська ясно дала понять, что обследовала ещё далеко не всё, и будет гулять дальше. Так что сейчас Мурка с Ульяной пытаются через Ромку довести до неё смысл понятия «чужое», и что это самое чужое брать нельзя. Даже если очень хочется и никто не видит. При том, что и сам Ромка ещё совсем не уверен в справедливости этих вот утверждений.

«Донести до кошки понятие частной собственности? Тем более — чужой частной собственности, а сверх того — уважения к ней⁈ Ну-ну. Пожелай своим жёнам успехов в их безнадёжном деле!»

«Ну, свой лес она как-то от „не своих“ лесов отличила, причём влёт».

«Угу, осталось только убедить кошатину в том, что в своём лесу может пастись на улице чужая дичь. Для неё это точно дичью будет!»

Любит дед дешёвые каламбуры, куда уж тут деваться. Но суть проблемы указал верно. Ну, зато не скучают, уже хорошо, никакую дичь (тьфу ты!) со скуки не учинят. И за время дождя все документы, касающиеся местного хозяйства, изучили. Поверхностно, конечно, и бегло, но хоть общее представление теперь имеют. Дальше будут уже вникать в детали и думать, чего бы такого-этакого учредить сверх имеющегося. Лишь бы не вышло учудить, м-да.

Чтобы закрыть тему охоты, стоит упомянуть то, как Вася за своей чудо-жабой ездила. Первую такую тварь она увидела выпрыгивающей из-под колёс буквально в десяти минутах езды от Панцирного острога, где размещались черепашья ферма и мясной цех. Увидела — и чуть сама на ходу из кабины не сиганула. А ещё чуть позже оказалось, что их в полосе кустарников между опушкой леса и старицей чуть ли не под каждым кустом по две. Вася несколько раз выпускала (или выкидывала, смотря на какой стадии исследований решала сменить экспонат) одну жабюку, чтобы вместо неё взять в коллекцию другую, крупнее или с более ярким узором. Оставалось только доехать до озера и вернуться, проверив проходимость пути и то, является ли эта долина и та, что начинается от пляжа на озере, одной и той же старицей, или же то два разных природных объекта.