Не знаю, что сказалось больше: мои вечерние тренировки или страх за жену, но «Веер клинков» сорвался с моей руки раньше, чем вооружённый незнакомец успел договорить свою фразу. Ствол револьвера в этот момент был направлен куда-то в левый от меня верхний угол купе. У незнакомца даже был защитный амулет: первые два клинка из псевдометалла развеялись вблизи тела противника, но пять оставшихся пронзили туловище, отбросили в коридор и пришпилили к стенке между окнами. Покойник успел рефлекторно нажать на спуск, в коридоре грохнуло и завоняло, пуля же унеслась, судя по положению оружия, куда-то на встречу со шпалами сквозь пол вагона в отдалении от моего купе.

Сам я выскочил из двери едва ли на секунду позже выстрела. Первый взгляд налево, в сторону душа — никого. Направо — убегает кто-то. Заклинание «Призрачных оков» на ноги превратило бег в полёт, но ненадолго, до встречи носа с полом. Догнать, завернуть руки за спину, ещё одни «Призрачные оковы» на них — даже если он слабый одарённый, полчаса продержатся, а там зайдём, чем заменить. И это всё, что ли⁈ Так, где там проводник, надеюсь, он жив?

Оказалось, что проводника, возившегося с кипятильником, огрели по голове и забросили в служебное купе, где и заперли. Надо не забыть замок починить, а то с корнем вывернул. Первое купе было пустым, а во втором сидел я, так что грабёж закончился, не успев толком начаться. Проводник пребывал в изумлении — на его памяти такое случилось впервые. Тут я вспомнил про то, что скоро из душа выйдет Уля, а у меня в коридоре такое безобразие! Инсталляция, с позволения сказать. За неимением льда приложили к затылку проводника сотворённый мной холодный воротник из псевдометалла, который правильнее было бы именовать латным горжетом, а потом вместе занялись уборкой, причём большую часть физической работы я взял на себя, а то ещё упадёт наш контуженный, поранится. Но и напарник мой не бездействовал, успокаивая выглянувших на звук выстрела пассажиров. Правда, вид висящего на стене трупа изрядно сбивал их с мысли, что да то да. Некоторых — до потери дара речи.

Живого и уже пришедшего в себя бандита привязали к креслу в пустом купе. Туда же, ему под ноги, как материал для размышления о будущем, бросили и труп подельника, только ковёр предварительно скатали, бросив вместо него и так испорченный кусок ковровой дорожки из коридора. Когда я развеял клинки, что и без того должны были исчезнуть с минуты на минуту, проводник, глядя на отметины на стене, сокрушённо вздохнул:

— Эк оно неаккуратно-то получилось…

Я понимал, что это он не в упрёк мне, просто досада вырвалась на фоне переживаний, потому и окорачивать не стал. Заметил только:

— Хорошо ещё, что он не к жене моей в душ вломился. Она у меня маг огня, прожгла бы насквозь вместе со стенкой вагона, а полиции для опознания только ноги бы остались. От колена и ниже.

Проводник только сглотнул гулко, видимо, представил себе картину с сопутствующими ароматами, и ушёл к себе, делать доклад начальству по проводному переговорному устройству.

Стоянка в Пскове ожидаемо затянулась, но если кто и был в претензии, то никому её не высказывал, а вообще, судя по тёмным и занавешенным окнам купе, подавляющее большинство пассажиров уже спало. Полицейский чин, возглавлявший прибывшую в вагон команду, был вежлив, обходителен и на удивление благодушен. Правда, причина его хорошего настроения быстро выяснилась: он твёрдо нацелился сбагрить это дело жандармам, и имел для того все основания: нападение на титулованную особу, пороховое оружие у нападавших, прямая и явная подследственность коллег Евгения Мироновича из местного Третьего отделения. А, может, и они на СИБ свалят, ссылаясь на мою принадлежность к Свите. Одно исправник знал точно: он это дело расследовать не будет ни при каких обстоятельствах, его задача собрать и подготовить все бумаги максимально безукоризненно, после чего спихнуть их и забыть.

Полицейский сперва побеседовал с проводником, потом, коротенько, с пойманным бандитом и уже после этого пришёл ко мне. Показания Ульяны были короткими и бесполезными: была в душе, ничего не видела, ничего не слышала, только заметила, что дорожку в коридоре зачем-то поменяли. Да и мои показания заняли от силы минут десять. Пока подчинённые опрашивали остальных пассажиров, чьи показания ненамного превосходили по информативности Ульянины, полицейский даже поделился со мной кое-какими сведениями, добытыми из пленного, ничуть не заморачиваясь какими-то там «тайнами следствия» и прочим.

Оказалось, эти два типчика собирались рвануть аж за океан, считая, что на другом континенте и простор просторнее, и морковка слаще, и богатство получить проще. Но с пустыми руками ехать не хотелось, так что решили приобщиться к заокеанской культуре заранее и устроить ограбление поезда. Купили билеты во второй класс, для чего приоделись в приобретённые у старьёвщика «барские» костюмы (то-то они мне показались неряшливыми) и подгадали время так, чтобы обнести вагон первого класса, где едут, по их мнению, «жирные коты», что как раз будут или уже спать, или укладываться, выскочить в Пскове и, раньше, чем поднимется тревога, уехать в Ригу на товарном поезде. Там сесть на пакетбот до Гамбурга, билеты на который уже тоже купили, у немцев сдать добытое и уже с «живыми деньгами» сесть на океанский лайнер. Всё рассчитали, кроме одного: в первом классе ездят не только и не столько богатые купчины, сколько дворяне. Которые в подавляющем большинстве своём — одарённые, и все по идее должны иметь армейскую подготовку, так что могут и должны оказать сопротивление.

Может, они рассчитывали на защитный амулет, один на двоих, и на пороховой револьвер, который, по бытующей в народе легенде, должен был бы «пробить любую магию»? Придурки, конечно. Что-то мне в последнее время «везёт» на агрессивных придурков, не то сезон на них, не то год такой, не то я на путях миграции оказался. Надеюсь, скоро свою норму выберу и жизнь вернётся в нормальную колею.

Ульяна, которая, напомню, сама ничего не видела и не слышала, разволновалась так, что и сама до утра не уснула, и мне спать не давала. Причём отнюдь не тем способом, о котором дед сказал бы «Гусары, молчать», отнюдь. Она просто переживала, вслух, много раз подряд, в разных вариациях «а если бы» и «а вдруг». Мне кажется, Маша в этом плане куда как менее подвержена подобным, если называть вещи своими именами, истерикам. Как там она говорила, курсы «Вымпел»? Или «Выстрел»? Ульяну бы туда пристроить, месяца на три хотя бы…

С другой стороны, если бы грабитель не встал на пороге и не стал что-то вещать и размахивать оружием, а начал стрелять, едва приоткрыв дверь — кто знает, как бы всё обернулось: защиту постоянно активной я не держу, да и никто не держит, если не на фронте.

Часам к десяти утра Ульяна не то успокоилась, не то устала нервничать, но шанс поспать был упущен уже безвозвратно. И речь не о том, что день за окном — спальный шкаф закрывался разве что не герметично. Просто создатели вагона озаботились звукоизоляцией между купе, а вот изолировать от звуков наружную стенку даже не подумали. Или на утеплитель понадеялись, или вовсе в голове не держали такую необходимость. Плюс в коридоре начали перемещаться пассажиры и пассажирки, воспроизводя в полный голос все свои эмоции и переживания, а входная дверь, как оказалось, тоже звуки пропускает просто замечательно. Так что слегка подремал в кресле часа полтора-два, и всё на этом. Ульяна, успокоившись, уснула и поспала нормально, но тоже недолго, часа три. В результате к Смолевичам мы были вымотанные и уставшие, так что ехать в Минск «смотреть вокзал» снова не захотели. Да и видел я его уже, сколько раз в Могилёв и обратно ездил оттуда, интересно, как и где поезд с нашей ветки перейдёт на ту, где этот самый вокзал стоит. Но не настолько интересно, чтобы ехать сейчас…

Дома ждал неожиданный небольшой скандал от Маши. Марии Васильевны, супруги моей любезной. Претензии её были несколько бессвязными, хоть и очень эмоциональными. Сводилось всё к тому, что «как со мной, так остаётся где-то, а как с ней — так сразу домой вместе». Я не понял — она недовольна, что я сразу домой вернулся, что ли⁈ Боюсь, она и сама толком не поняла, что хотела или чего не хотела, но ни скандалить, ни выяснять подробности не было настроения, равно как и сил. Списал всё на непредсказуемые перепады настроения у беременных и понадеялся, что к утру её отпустит.