А ещё ночью выяснилось, что эти самые жабюки не без помощи своего кожаного мешка орут так, что волосы дыбом встают по всему телу! Представьте себе шотландскую волынку или нашу дуду, которая тянет мелодию из двух нот на протяжении трёх-пяти минут, причём делает это с громкостью, мало уступающей заводскому гудку. А теперь представьте, что таких «волынок» в радиусе ста метров от стоянки минимум штук пятнадцать-двадцать и все они стараются перекричать друг друга! И у каждого «солиста» эти две ноты свои. Когда начинают орать сразу несколько, их вопли складываются то в довольно интересную мелодию, то в жуткую какофонию. Правда, у деда другая ассоциация возникла, из его мира, и он обозвал жабюк не волынщиками, а «противоугонками».
Концерт продолжался до двух ночи, потом крикунов словно выключили, по контрасту, говорят, казалось, что все оглохли. А на рассвете, около пяти утра, прошёл ещё один короткий, на полчаса, концерт без заявок. Вроде поздновато светает для середины мая, которая стоит на Изнанке, но там разница между самым коротким и самым длинным днём меньше, чем у меня на родине: самый короткий длительностью около десяти часов, самый длинный — порядка пятнадцати[1]. Но это и на Лице мира в разных краях по-разному, в зависимости от широты: на экваторе круглый год по двенадцать часов и день, и ночь, а за полярным кругом вообще полярный день и полярная ночь могут месяцами длиться.
Василиса выглядела не выспавшейся и очень недовольной, и дело даже не в бессонной ночи. Во-первых, увлекательное приключение по поиску неуловимой и загадочной зверюги превратилось в задачу «выйти за околицу и заглянуть под куст». Во-вторых, придётся переписывать сразу два уже готовых доклада. Первый касался предполагаемого ареала обитания, и варианта «в кустах вдоль края леса» там не было. Второй — по повадкам. Предположение, что «жабюки плащеносные селятся уединёнными семейными парами» было весьма ясно и громогласно опровергнуто. Простите, не удержался.
На обратном пути узнали и то, почему ближайшую зверюшку отловили только в десяти минутах от острога. Да-да, всё дело в их выдающихся вокальных данных, потому всех ближних просто перебили и скормили черепахам на ферме. Вот так оно и бывает: кто-то, преодолевая трудности и напасти, едет неведомо куда совершать открытие, а другой там живёт и для него это открытие — привычная повседневность. В стиле: «И что, за этим вот ехали⁈ Так спросили бы сразу, у нас это все знают», ага.
Но долго дуться Василиса не могла, тем более, что у неё появилась и новая тема — выяснилось предназначение кожаного мешка, объёмом превосходящего само животное. Во всяком случае — одно из. Но имелась и странность: на Лице мира подобные резонаторы имеются почти исключительно у самцов, а здесь «плащи» носили все отловленные Васей экземпляры. Так что она взялась выяснить: то ли наткнулась на очень большой мальчишник, то ли жуткие вопли не являются частью брачного ритуала, а потому и самцы, и самки орут одинаково громко, вопрос только — зачем. Дед подкинул третью версию, которую я тут же переадресовал Василисе:
— Может, они пары по созвучию создают? Сама же говоришь, пара нот у всех своя. Что, если «мужем» становится тот, кто лучше всего попадёт в тональность, заданную самкой?
Нашей юной учёной мысль понравилась, заявила, что это будет хороший повод организовать лагерь для длительного проживания и проследить за животными, но уже — в следующем году. Подбросил я ей и ещё одну идею, уже несколько диверсионной направленности. А именно — предложил смотаться по-быстрому снова на Изнанку, наловить там штук двадцать-тридцать жабюк, и, поместив в ящик со стазисом, забросить по дороге в Бобруйск, в местный зверинец. Пусть, мол, жители города тоже смогут насладиться их пением.
Уезжала Василиса в итоге на пикапе и с большим ящиком в кузове. Ещё и в Викентьевку решила заглянуть, раз уж так всё сложилось. Главное, чтоб не увлеклась там общением и зверюшки из стазиса не вышли.
Теперь о скучном. Выяснилось, что на строительстве моста сейчас хватает одного мага Тверди, того единственного, что смог преодолеть второй барьер. Так что остальных перевёл в Рысюхино, устраивать на улицах села такое же укрепление дорожного полотна, как и на проезде от тракта до Форта. Пришлось ещё и своего рода собрание провести в поселении, со старостой и теми, кого дед обозвал «сельским активом». Там довёл и сообщение о строительстве военного городка, а то, как оказалось, слухов по округе бродило множество разной степени бредовости. Там же объяснил, насколько усилится движение транспорта к порталу и от него, м почему буду строить новую дорогу. Сюда же легло и объяснение ремонтных работ в селе, как и необходимость прокладки и разметки ещё как минимум двух улиц для тех новых поселенцев, что предпочтут жить на Лице мира.
Вот казалось: собрать два десятка человек, за десять минут рассказать им новости и распустить. Щаз, с четырьмя «з»! Во-первых, припёрлось человек пятьдесят-шестьдесят, а во-вторых, у них была куча вопросов. Во многом, на моё взгляд, дурацких и таких, на которые я ответил раньше, чем их задали. Ещё убила тяга спрашивать одно и то же несколько раз, но не так сильно, как объяснение, когда я возмутился таким подходом:
— Так то вы, ваша милость, Семёнычу говорили, а я тож знать хочу!
— И что, не слышал, что я в прошлый раз отвечал⁈
— А чо я буду за Семёнычем подслушивать, мне свой ответ надоть!
Как удержался и не дал по шее — не знаю, не иначе, как уважение к возрасту сработало. Но вечер вопросов и ответов на этом прекратил. Сразу, категорически и, думаю, навсегда. И бухтёж по поводу того, что новая дорога пройдёт по какому-то там лугу, где они уже покосы поделили, а дорога кого-то там в этом ущемит. Пришлось напомнить, что ВСЯ земля, на которой стоит село, разбиты огороды, равно как и все ближайшие окрестности принадлежат лично мне, мною куплены и относятся к моему имению. И если я дал волю строить на выделенных в аренду участках что угодно без отдельного разрешения не означает, что можно, пользуясь моей добротой, распоряжаться без спроса прочими угодьями.
Вообще, как я с некоторым неприятным удивлением понял, обитатели села, особенно приехавшие в последний год, слегка приборзели, считая, что если Изнанка моя, то тут, на Лице, они могут какие-то свои правила устанавливать. Надо, надо уделять внимание и этому вопросу и напоминать периодически, кто здесь хозяин на самом деле. Может, даже и выгнать из села парочку самых горластых или самых обнаглевших, а с остальными проводить периодически душеспасительные беседы на тему того, что перед тем, как делить угодья — где чей выпас, а где выкос полезно спросить у владельца земли, то есть — у меня. Дед поначалу пытался что-то возражать насчёт прав человеков, но по мне так глупость это всё. Есть земля, есть её хозяин. А все остальные, кто живут на ней по разрешению и из милости хозяина, имеют право или слушаться, или съехать. И всё на этом.
И если мне для устройства нормальной планировки села придётся кого-то подвинуть, а кого-то и вовсе переселить — то я это сделаю отнюдь не пытаясь как-то уговаривать переселяемого. Нет, уничтожать урожай на огороде перед самым сбором без крайней необходимости не стану, а если такая необходимость возникнет — то выплачу нормальную компенсацию, но что-то кому-то объяснять и добиваться понимания больше не собираюсь. Потому что в противном случае, как показала практика, наглеть начинают очень уж быстро.
Вот сам не думал, что так меня возмутит и разозлит самовольство и неуважение со стороны обитателей моих родовых земель, которых я «по умолчанию», как говорит дед, считал своими людьми. А они вон как! Так, всё, успокоиться надо. Например, на стрельбище не Изнанку съездить, давно я не практиковался толком. Можно даже и «Крону» взять со станком. Или на РДАшке махнуть?
На стрельбище сжёг полсотни патронов к револьверу, десятка три к карабину и штук двадцать к «Кроне» — разных. Вроде отпустило, особенно хороший терапевтический эффект оказали выстрелы осколочно-фугасным патроном с усиленным зарядом. Высокая баллистика — это вещь! Мощно, красиво и вообще замечательно!
