— Отнеси, — ткнула она тарелку мне в руки.

Я не возражала, сама собиралась предложить добавку. Осторожно подошла к столику, стараясь не шуметь. Лина заметила движение сразу, на миг затаила дыхание, словно испугавшись, но, увидев меня, снова взялась за еду.

— Мне кажется, — я поставила тарелку на стол, — вам не помешает хорошенько подкрепиться.

— Благодарю, — кивнула драконица. Потом, чуть замявшись, спросила: — Вы гоянка? Хотя нет… вряд ли…

— Что?! — я уставилась на неё в недоумении.

«Гоянка»? Что это — раса, профессия, что то ещё? За всё время здесь я ни разу не слышала этого слова. Чтобы скрыть незнание, ответила:

— Я человек. Трактирщица. Вдова и мать семерых детей.

— Семеро по лавкам, — улыбнулась Лина. — У нас говорят, что дети — цветы жизни. Вам повезло иметь такой роскошный цветник.

И тут я не выдержала. Слишком многое наслоилось: и этот «Лининград», и поговорки, знакомые по прошлой жизни, но ни разу не слышанные здесь.

— Вы из России? — выпалила я.

Она подняла на меня удивлённый взгляд. В тот же миг я поняла: ошиблась. Её следующие слова лишь подтвердили это.

— Нет, — улыбнулась она. И повторила слово в слово. Как в первый раз. — Я из Лининграда. Это маленький городок на краю человеческих земель. Отец назвал его в честь матери… и меня тоже.

Я снова вздохнула. Простое совпадение.

— Я историк, — продолжила Лина. — Изучаю человеческое прошлое. Кроп сказал, что для человека вы очень лояльны к другим расам. И даже позволили им отметить праздник Голода на своём дворе. — Она фыркнула. — Я однажды была на таком празднике и прекрасно представляю, как выглядит празднество… или, вернее, как оно пахнет.

Она рассмеялась. Я же всё ещё пребывала в своих мыслях и лишь механически растянула губы в улыбке. Раз гостья веселится, незачем портить ей настроение.

Лина, словно угадав мои мысли, склонила голову к плечу:

— Олив сказал, что в вас есть какая то загадка. И, мне кажется, он прав. Вы, Олеся, очень необычны. В вас есть что то, вызывающее во мне ощущение близости… Как будто в вас течёт капля родной мне крови. Но этого быть не может. Дело не только в том, что я знаю родословную нашего клана почти с начала времён, полукровок у нас никогда не было. Дело в том, что Олив чувствовал то же самое… А такого просто не может быть, потому что он из…

Она запнулась, замолчала, словно передумала говорить, и вновь взялась за еду, завершив разговор так же внезапно, как начала.

— Мне кажется, я вас расстроила, — вновь заговорила Лина, заметив, что я не собираюсь уходить и продолжаю сидеть за её столом, наплевав на все правила приличия.

А я просто не могла встать. Внезапно осознала: до сегодняшнего вечера, вопреки здравому смыслу, лелеяла надежду встретить такого же попаданца, как я. Если мне удалось попасть в этот мир, почему то же самое не могло случиться с кем то ещё? Мы могли бы стать друг для друга теми, с кем можно разделить тайну, которую каждый из нас вынужден скрывать даже от самых близких.

Но теперь, когда выяснилось, что «Лина из Лининграда» — всего лишь досадное совпадение, во мне словно что то надломилось. Всё вдруг показалось незначительным, мелочным…

Всё это время я запрещала себе тосковать по прошлой жизни, её невозможно вернуть. Шла вперёд, не оглядываясь, не думая о том, что осталось за спиной. В этом было моё спасение: иначе я давно сошла бы с ума в чужом мире.

И ещё дети… Они держали меня на плаву. Пусть их родила другая Олеся, та, что жила в этом теле до меня, но биологически именно я была их матерью.

— Ничего, — хрипло произнесла я и резко встала. — Простите, я должна проведать своих детей.

Я стремительно выбежала из трактира и помчалась домой. Нужно было обнять их, чтобы не утонуть в темноте бесконечной душевной боли. Вбежала на крыльцо, распахнула дверь. Хотелось закричать, разорвать душную плёнку отчаяния, облепившую душу.

Дети сидели на полу вокруг Анушки. Она снова что то шила для приданого и, открыв рты, слушала сказку. Даже Егорка. Хотя, уверена, он знал эту старинную историю про сбежавшего из дома мальчика ничуть не хуже старшей сестры. Глаза детей горели, а Ванюшка и вовсе открыл рот, словно хотел сказать, что мальчишка глуп, раз доверился сначала оборотню, а потом дракону, эльфу и гному…

Я не стала мешать. Прижалась к дверному косяку, смотрела на них и чувствовала, как жгучая боль отступает, оставляя лишь едва слышное эхо очередной потерянной надежды. «Ну, это не страшно, — подумала я. — Сколько раз такое было, и сколько раз ещё будет…»

— Бежит мальчик по дорожке лесной, а навстречу ему маг, сами знаете откуда, — продолжала рассказывать Анушка, ловко работая иглой. — И говорит: «Мальчик мальчик, я тебя поймаю и заберу себе…» А он ему отвечает…

— А зачем магу из Гойи мальчик? — вскинулся Ванюшка. — Им нужны девочки!

— Гойи? — переспросила я. Сказку слышала не раз, но про мага из Гойи услышала впервые. Да и драконица спрашивала, не гойянка ли я…

— Тш ш ш, — одновременно со мной зашипела Анушка. — Не произноси это слово! А то тебя услышат маги и тут же прибегут, чтобы забрать в Гойю!

Она понизила голос до шёпота, и от её интонации у меня мороз пробежал по коже. Младшие дети дружно заплакали, даже Ванюшка испуганно закивал и вытер набежавшую слезу.

— Не буду, — ответил он шёпотом.

— Анушка, — позвала я дочь и вывела её в сени. — Я должна узнать, что такое Гойя?

Анушка испуганно вскинулась:

— Мам, ты что! Нельзя произносить это слово!

— Я слышала, — кивнула я. — Но хочу, чтобы ты ответила на мой вопрос. Ты знаешь, где эта Гойя?

Анушка помотала головой, опустив взгляд:

— Мам, прости, я больше не буду…

— Я тебя не виню, — вздохнула я и обняла дочь. Похоже, невольно напугала ребёнка. Постаралась выйти из ситуации с наименьшими потерями: — Просто не говори об этом с детьми. Хорошо?

— Хорошо, — Анушка обняла меня, прижалась мокрой щекой к плечу. Боль внутри меня начала отпускать.

Я улыбнулась. Я не одна. Совсем не одна. У меня семеро по лавкам. Семь причин бороться за будущее. Семь причин идти вперёд, не глядя по сторонам. Семь причин жить дальше, несмотря ни на что.

Именно в этот момент я, кажется, поняла ту Олесю, что была здесь до меня. Она рожала детей, чтобы дать себе силы выжить в кошмаре, который устроил ей Трохим. Теперь Трохима нет. И той Олеси тоже. Но есть я. И мои семь причин не сдаваться.

— Давай зайдём в дом, — прошептала я Анушке. — В сенях холодно.

Я обнимала детей, словно после долгой разлуки. Они липли ко мне, прижимались со всех сторон. Я целовала, тискала, щекотала малышей, они заливисто смеялись, сияли от счастья. Все, кроме Анушки и Егорки. Старшие в какой то момент отделились от толпы, смотрели на меня хмуро и недовольно.

— Что случилось? — спросила я, на миг отвлекаясь от младших.

Анушка отвернулась. Егорка тяжело вздохнул:

— Ты раньше так делала, когда батька тебя колотил, — сказал он и добавил: — Если тебя кто то обидел, ты только скажи. Уж я ему устрою! Скажу Мишане, чтоб разобрался…

Я чуть не рассмеялась, настолько забавной выглядела нарочитая серьёзность сына. Но это обидело бы его, поэтому просто кивнула, не меняя выражения лица:

— Конечно, сынок. Ты настоящий мужчина и защитник семьи. Но всё хорошо, меня никто не обижал. Просто я очень люблю вас. Иди ко мне.

Я протянула руки, и он, ни секунды не медля, прыгнул в мои объятия. Анушка тоже успокоилась и присоединилась к нашей куче мале.

Мы валялись на полу, обнимались, хихикали. Я даже забыла, что в трактире ждёт важная гостья.

А она не постеснялась напомнить о себе. В разгар веселья в избу влетела рассерженная Авдотья, шипящая, как сотня гремучих гадюк:

— Олес ся, — голос кухарки трещал, как змеиная погремушка, предупреждая: ещё немного и она яростно бросится на меня и покусает, — тебя ж дёт гос тья…