Я повернула голову к Егорке и, пользуясь тем, что мужики не видят, подмигнула ему одним глазом.

— Да, мам, — тут же подхватил сын. — Видел. Своими глазами видел.

— Ну вот, — кивнула я застывшим от негодования мужчинам. — Теперь у вас выбор: можете пойти в управу, жаловаться, что Трохим должен вам по полтыщи монет каждому, и надеяться, что кто то в такое поверит. Либо согласиться подождать и получить по сотне монет на каждого через… скажем, пять месяцев.

Мясник, похоже, был главным в этой «делегации». Он первым сориентировался:

— Три месяца.

— Пять, — твёрдо ответила я.

Молочник неожиданно поддержал меня: — Идёт. Но ежели через пять месяцев не отдашь, мы не в управу пойдём жаловаться, а красного петуха в твой двор пустим. Ясно?

— Предельно, — кивнула я.

— А ежели хочешь, чтоб мы тебе продукты возили, так оплачивать привезённое будешь сразу, — выдвинул он ещё одно условие. — Ни крынки тебе не привезу без оплаты.

— Идёт, — согласилась я. Всё равно планировала сама заниматься покупками. Что то подсказывало: так выйдет дешевле.

Значит, второй — молочник. А первый — мясник. Буду знать.

Расстались мы довольно мирно, хотя руки друг другу не пожали. Не то чтобы я была против, но, видимо, им не понравился итог встречи. Он то, наверное, рассчитывал облапошить одинокую вдову, а не вышло.

Авдотья всё время беседы простояла рядом молча. Когда кредиторы ушли, покачала головой и снова завела разговор о том, какая я везучая: мол, пожалели меня мужики, не стали добивать бабу, оставшуюся одну с семью ребятишками мал мала меньше.

Я спорить не стала. Повезло, значит, повезло. Пусть так.

Теперь предстояло обдумать, как за пять месяцев отдать все долги. С одной стороны, это всего сорок монет в месяц, сумма, казалось бы, не столь велика. Вчера за одну ночь я заработала тридцать монет. Но с другой, купеческие обозы к нам заглядывали редко. Обычно гостей было так мало, что едва хватало на пропитание большой семьи. Выделить из обычного дохода сорок монет, чтобы рассчитаться с прошлыми долгами, задача не из простых.

А ведь ещё столько всего нужно купить! Одних кроватей около двух десятков…

Следующие несколько дней я продолжала отмывать трактир и комнаты на втором этаже. Гостей за эту неделю почти не было, заночевали человек пять, не больше. Продуктов, купленных в прошлый раз, пока хватало, и я приберегла монетки, не потратив ни одной.

Уставали мы с детьми так, что не каждый вечер могли ложку донести до рта с открытыми глазами. Но постепенно вокруг становилось чисто, и это радовало меня, придавало новых сил.

Больше всего в эти дни меня удивляла Авдотья. Посмотришь на неё, вроде еле дышит, а стоит взяться за дело, так у неё будто второе дыхание открывается. Только бело серый платочек, который она, как мне кажется, не снимала с головы даже ночью, мелькает то тут, то там. И еды успевает сготовить, и посуду помыть, и прибраться, и ещё за детьми присмотреть.

Пока мы с Егоркой одну комнату убираем, Авдотья и на кухне порядок наведет, и на огород успеет сбегать, пару грядок прополоть, и детям сказочку между делом рассказать, а потом ещё и к нам придёт, станет над душой стоять, причитая, что совсем ни себя, ни детей не жалею…

В такие минуты мне хотелось её убить. Вот откуда в старухе столько энергии? Я после трудового дня еле до постели доползала. Мой тюфяк, набитый свежим сеном, казался мне мягче любых перин и уж точно ароматнее. Засыпала я, едва голова касалась подушки.

Правда, и во сне не переставала думать о трактире, о долгах и о том, как привлечь гостей. Наверное, поэтому снилась мне мешанина разных образов: начиная от Трохима, который так спрятал свою заначку, что мы до сих пор не могли её отыскать, и заканчивая старым купцом, который смотрел на меня с благодарностью за возможность на короткий миг вернуться в счастливые времена, которые он навсегда потерял.

Неизвестно, чем бы всё закончилось, но в один прекрасный день, вернее, в одно прекрасное утро. всё резко изменилось. К нам пожаловал ещё один странный гость.

Он появился на рассвете. Просто вышел из ближайшего леса и прямиком направился к нам, хотя все нормальные люди в такое время идут мимо, в город.

Я как раз вышла из избы и встречала рассвет на крылечке, заставляя себя проснуться. Как говорила моя бабушка: «Поднять подняли, а разбудить забыли». Вот примерно так я себя и чувствовала, когда бодрый и весёлый голос произнёс:

— Здорово, хозяюшка. Накормишь одинокого путника завтраком?

Я кивнула, хотя больше всего мне хотелось сказать какую нибудь гадость, не столько в адрес «путника», сколько в адрес совершенно бессовестного Тимохиного петуха, который тихой сапой прятался между кур, когда я их покупала, а теперь каждое утро орал как ненормальный, поднимая меня с постели лучше любого будильника.

К счастью, Авдотья шуршала на кухне и не видела гостя. Поэтому он сначала вошёл в трактир, и только потом она вылетела из кухни с горящими от возмущения глазами и зашипела на него, как змея:

— Уходи! Здесь тебе не место!

И вот что опять не так?!

Даже если это дракон, мне уже всё равно. У нас выдалась пустая неделя, и каждый гость на вес золота. А этот, судя по внешнему виду, вовсе не беден. Я была полна решимости вытрясти из него как можно больше.

— Авдотья! — осадила я её. — Иди на кухню. Мы с тобой потом поговорим…

Улыбнулась гостю, стараясь, чтобы улыбка не выглядела натянутой. Незачем ему знать, что я на самом деле чувствую. А я ощущала что то странное: этот дракон, в отличие от Тимохи, вызывал подспудный, безотчётный страх. С трудом заставила себя повернуться к нему спиной, чтобы проводить в зал и усадить за столик.

У меня вновь возникло ощущение, что я чего то не знаю, чего то важного, способного изменить моё отношение к этому человеку. Чего то, что, похоже, известно даже детям. Не зря Анушка, едва появившись в зале, ойкнула и тут же исчезла, утащив за собой Сонюшку.

Пришлось самой нести завтрак странному гостю. Пока он ел, я притаилась у кухонной двери, внимательно разглядывая его в надежде понять, что так напугало Авдотью и Анушку.

На первый взгляд — обычный мужчина. Высокий, симпатичный. И совсем не похож на Тимоху: ни широких плеч, способных, кажется, поднять быка, ни пшеничных волос, ни спокойного взгляда синих глаз.

Но если он тоже дракон, должно же быть что то общее с Тимохой? Ведь Авдотья и Анушка как то определили его «национальность»…

Путник больше напоминал старого ворона. Тёмная кожа, прямые тёмные волосы, жёсткие, как стальная проволока, выбивались из под чёрного платка, повязанного на манер банданы. Чистое выбритое лицо, ни усов, ни бороды, хотя все местные мужчины носили их. Большой нос с горбинкой, не лишавший его привлекательности. Чёрные глаза смотрели пронзительно и холодно, несмотря на широкую добродушную улыбку. Одет он был в белую льняную рубаху и плотно облегающую жилетку из тонко выделанной кожи, окрашенной в чёрно синий цвет.

Он расположился за столом с таким достоинством, будто находился не в придорожном трактире, а во дворце Людовика Четырнадцатого. Вот только аромат от него шёл отнюдь не французских духов. Во дворе мне казалось, что лёгкий запах мокрой псины, лишь причуда обоняния, но в помещении вонь стала невыносимой.

Я бы непременно предложила ему помыться и постирать одежду, но у нас пока не было для этого условий: ни бани, ни прачечной. А холодной водой из колоды такую вонь не перебить.

Ел гость быстро, но аккуратно. Яичница на сале, наше традиционное утреннее блюдо (курочки исправно неслись), исчезла с тарелки почти мгновенно. Видно, путник был очень голоден. Я уже подумывала принести ещё порцию, но он тщательно вытер тарелку кусочком хлеба и поднялся:

— Благодарю, хозяюшка. А номера у тебя случайно не найдётся? Чистого, с нормальной постелью и без клопов?

— Найдётся, — кивнула я, радуясь, что накануне мы с Егоркой разобрали сундук с постельным бельём и набили старые тюфяки свежим сеном. Да, кроватей у нас пока не было, в номерах стояли грубо сколоченные нары, но вид комнат заметно улучшился. — Я вас провожу.