Поймали мы его только в сугробе, куда он забрался и принялся копать себе нору, как крот.

Пока Кирилл удерживал его на почищенной садовой дорожке, я держал его за руку и «отлавливал» эфир зелья, влияющего на мозг. Через пару минут дед переменился в лице и, испуганно взглянув на нас, хрипло спросил:

— Что случилось? У меня приступ? — свободной рукой он ощупал лицо.

— Григорий Афанасьевич, это вы? — настороженно спросил Кирилл.

— Сам не видишь? — огрызнулся он. — А чего вы меня держите? Ну-ка помогите подняться!

Ну вот и всё, вернулся прежний дед. Пока мы шли в сторону дома, он отряхивался от снега и высказал столько предположений о случившемся, что пришлось мне всё рассказать и объяснить, почему так случилось.

— Чего ты не сказал, что пробирку нельзя трогать? — напустился он на меня. — Один вред от твоих изобретений.

— Неправда, — упрямо возразил я. — Ты разве ещё не понял, что мои зелья могут быть опасны?

— Откуда мне знать, что оно опасно? — ворчливо проговорил он, вытряхивая снег из карманов. — Смотрю, что-то в пробирке блестит, переливается. Хотел всего лишь капнуть на стекло и посмотреть под микроскопом, но как только открыл пробирку, так и не помню ничего.

— Именно поэтому я ещё раз повторяю: никогда не трогай мои зелья, — с нажимом сказал я и строго посмотрел на него. — В это раз я сделал летучий состав, который может разнестись по ветру на довольно большое расстояние. Если бы он был ядовитым, тебя бы уже не было в живых.

— Фух-х-х, — он провёл рукой по лицу и кивнул. — Согласен — виноват. Чёрт дёрнул засунуть свой любопытный нос в твои дела. Больше такого не повторится.

Дед с Кириллом двинулись к дому, а я зашёл в лабораторию, закупорил пробирку с зельем и убрал её в карман. Время действия зелья примерно три часа. Если пустить его в сторону османов, то на расстоянии примерно двух сотен метров не останется взрослых людей и нужно будет лишь ловить детей во взрослых телах. Это относительно безопасное зелье может сослужить нам хорошую службу. Надо будет приготовить по меньшей мере ещё пять пробирок.

После обеда я заперся в лаборатории и запретил кому бы то ни было мешать мне. У меня было несколько идей, которые я хотел воплотить.

К вечеру, когда опустошил весь свой источник, я устало опустился на высокий стул и посмотрел на коробку с зельями. В стеклянных пробирках блестели и переливались жидкости. Некоторые из них я готовил сотни раз, но большинство были новинками. Их рецепты уже давно были в моей голове, пришёл черед создать.

Передохнув немного, я закрыл коробку крышкой, зажал подмышкой и вышел из лаборатории. В полутьме город сверкал огнями. По дороге носились машины. Прохожие с интересом рассматривали наш особняк, украшенный огромным количеством гирлянд. Неподалеку слышался детский смех и радостный собачий лай. Вот она — обычная мирная жизнь. Я бы хотел, чтобы всё так и оставалось, но интуиция подсказывала, что нужно приложить недюжие усилия и способности, чтобы остановить угрозу, надвигающуюся с запада.

Когда зашёл в дом, обнаружил, что вся семья уже в сборе, но никто не осмелился мешать мне. Наверняка дед постарался после того что с ним случилось.

Мы поужинали, неспешно разговаривая о делах. Затем перешли в гостиную, где посмотрели последние новости и разошлись по комнатам. Я ни слова не сказал о том, что через два дня уезжаю. Хочется продлить состояние спокойствия и размеренности, которые пропадут, я уверен, как только расскажу о своих планах.

На следующее утро я поехал в академию. Учёба ещё не началась, но я посчитал неправильным просто пропасть. Нужно уведомить хотя бы декана, что меня не будет и я не знаю, когда вернусь, вернусь ли вообще. Я не бессмертен, и ни одно зелье не спасёт меня от смертельной раны.

Академия пустовала. Деканат был закрыт, и единственным, кого я нашёл из своих преподавателей, был профессор Щавелев. Он находился в первой лаборатории и делал какую-то настойку. Щавель так увлёкся своим делом, что даже не заметил, как я зашёл и подошёл к нему.

— Здравствуйте, профессор, — поздоровался я.

— Ох! — мужчина испуганно подпрыгнул и резко поднял голову. — Саша, вы меня напугали. Здравствуйте.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Что делаете?

— Хочу сделать концентрат сока семилистной гвоздики, — он указал взглядом на мутную жидкость цвета грязной лужи. — А вы что здесь делаете? Каникулы ещё не закончились.

— Знаю. Просто пришёл предупредить, что меня какое-то время не будет.

— Уезжаете? — он вопросительно посмотрел на меня.

— Да. На фронт.

Профессор переменился в лице. В его глазах читался страх.

— Но вы же студент., вы не должны ехать на фронт. Для этого есть гораздо более подготовленные люди, — возразил он.

— Я так решил.

Щавель тяжело вздохнул и, распахнув объятия, подошёл и крепко обнял меня.

— Желаю удачи. Буду молиться всем богам, чтобы вы вернулись живым и здоровым.

— Спасибо, профессор.

— Помните, вы всегда можете положиться на меня. Обращайтесь с любой просьбой — сделаю всё что в моих силах.

Он отпустил меня и внимательно осмотрел, будто пытался запомнить.

— Передайте эту информацию декану, чтобы меня не теряли, — сказал я.

— Обязательно передам. Счастливого пути и скорейшего возвращения.

Я кивнул, развернулся и вышел. Стало как-то не по себе. А что если я действительно не вернусь? Когда ты живёшь много лет, то перестаешь бояться смерти, но сейчас я воспринимал себя не тем алхимиком, каким был в прошлом, а девятнадцатилетним Сашей Филатовым, у которого вся жизнь впереди и множество планов. Как так получилось, не знаю, но я точно сильно изменился.

Я вышел из академии и поехал на квартиру Савельевых. Дворецкий был рад меня видеть и даже преподнёс подарок, чему я очень удивился. В небольшой праздничной коробке лежал десяток новых пробирок с резиновыми крышечками.

— Я заметил, что эта посуда у вас часто разбивается, и крышки на них из пробки какие-то ненадёжные, поэтому поискал и нашёл более прочные стекляшки с плотными крышками, — пояснил он.

— Спасибо, Тимофей. Не ожидал от вас, — я пожал ему руку.

Мужчина смутился и торопливо ушёл по своим делам. Это был не единственный подарок, который я получил по приезду. Лида надарила мне тёплых вещей: подштанники, свитера, шерстяные брюки и носки. Дед вручил позолоченную ручку с гравировкой. Дима подарил шикарную меховую шапку-ушанку.

Настя сама связала варежки с моими инициалами. Вышло криво, и одна варежка больше другой, но главное, что она сама постаралась, за что я её похвалил и чмокнул в щёку.

Лена подарила кулон с черным драгоценным камнем, добытым из новгородской аномалии. У неё был точно такой же кулон. Она пояснила, что кулон меняет цвет в зависимости от эмоций человека, и если они совпадают, цвет меняется одновременно на обоих кулонах. Не знаю, пока он только чёрный.

Я приехал сюда, чтобы забрать свои вещи и перевезти их в особняк. Нехорошо занимать чужую квартиру. Савельевым она может понадобиться.

Когда зашёл в свою лабораторию, которая находилась в гостевой ванной комнате, не успел включить свет, как увидел небольшой луч, пробивающийся из-за махрового полотенца. Живой свет. Я уж и позабыл о нём.

Развернув полотенце, взял ярко светящуюся колбу и вылил содержимое на пол. У меня раньше не получалось управлять Живым светом, поэтому я решил попробовать ещё раз.

Сначала я, как и прежде, отправлял мысленные сигналы, направляя лужицу, но она оставалась на месте. Я попробовал дуть на неё, направлял рукой, но всё было тщетно. Через полчаса безуспешных попыток, я разозлился и хотел снова собрать её в колбу, но взглянув на руку, решил попробовать ещё один способ. Помнится, мой братец всегда направлял свет, совершая жесты рукой.

Я отправил мысленную команду, и показал направление указательным пальцем, будто лужа могла увидеть и поползти туда. Даже самому стало смешно от этой идеи. Живой свет даже не колыхнулся.