— Понимаю, — ответил я, обменявшись с ним рукопожатием.

Я совсем не лукавил, когда сказал, что понимаю его. Очень горько ошибаться в близких людях, легче обвинить чужого.

Когда вышел на улицу, увидел Глеба, он торопливо шёл ко мне. В его глазах была тревога, а губы напряженно поджаты. Не говоря ни слова, он схватил меня в медвежьи объятия.

— Слава богам, ты жив, — выдавил он, борясь с комом в горле. — Я уже думал… Не будем об этом.

Он отпустил меня и осмотрелся.

— С тебя сняли обвинения? Ты смог оправдаться?

— Да, всё хорошо.

— Фух-х-х, просто камень с души упал, — он прижал руку к груди. — Ты просто не представляешь, чего я себе только не навыдумывал. Меня, кстати, допросили и временно отстранили от службы.

— Думали, что мы заодно?

— Конечно! Все же знают, что мы вместе приехали. Куда теперь?

— Переоденусь и покажу лагерь османов… Правда, так есть хочется, — я поморщился, когда в животе громко заурчало.

— Иди, переодевайся. Я тебе сейчас что-нибудь принесу из столовой, — Глеб подтолкнул меня в сторону нашего дома, а сам энергично зашагал к столовой.

Я выпил зелье и переоделся в утепленный костюм, который купил еще до поездки сюда. Глеб принёс поднос с тушеным мясом и картофельным пюре, а также два стакана сладкого клюквенного морса.

Мне очень хотелось пить, поэтому первым делом я осушил оба стакана и только после этого приступил к еде.

— Я пойду с тобой, — сказал Глеб. — Если я больше не нужен местным воякам, то вновь приступаю к своим прямым обязанностям.

— Хочешь снова стать моим телохранителем?

— Да, тем более ты решил возвращаться в Москву, поэтому я здесь оставаться не буду.

— Я вернусь в столицу только на время. Потом мы с Орловым двинем поближе к фронту, — предупредил я.

— Разберёмся, — махнул он рукой. — Ешь давай.

Через полчаса мы с Глебом и десятком магов на лыжах выдвинулись в сторону землянки османов. Когда впереди показалось нужное место, я понял, что здесь уже кто-то побывал. Во-первых, пропали все личные вещи и лыжи, что оставались на улице. Во-вторых, землянка была засыпана, а еловые ветки разбросаны по всей округе.

Маги принялись раскапывать землянку, но я сразу понял, что они там ничего не найдут, даже трупов. Кто-то хорошенько всё прибрал, чтобы не осталось следов. И этот кто-то явно османы. Получается, что они здесь, в наших лесах, хозяйничают как у себя дома. Непорядок. Нужно с этим что-то делать.

Мы обыскали не только стоянку османов, но и всю округу, но ничего не нашли. Была надежда на то, что выйдем на след, когда увидели лыжню, в противоположном направлении от нашего военного лагеря. Но лыжня пропала через пару сотен метров. Её просто засыпало снегом, и найти продолжение не удалось. Постарался либо маг воды, либо маг ветра.

Я хотел выйти на след эфира, но и он каким-то образом вдруг пропал. Здесь не было машины, в которую можно сесть и уехать, поэтому я так и не понял, почему потерял след.

Ни с чем мы вернулись в лагерь. Был уже вечер, но я всё равно пошёл в госпиталь. Увидев меня граф Орлов очень обрадовался.

— Я же говорил этим чертям, что ты не имеешь никакого отношения к османам, — сказал он, крепко обнимая меня. — Столько всякого Апраксину наговорил, что тот хотел меня на гауптвахту посадить.

Он весело рассмеялся.

— Теперь всё хорошо. Разобрались уже, — ответил я.

Мы опустились на его кровать и граф еле слышно спросил:

— Неужели он один всё проворачивал?

— Нет, но имя второго он не знает. Он всего лишь был посыльным, забирал конверт из дровяника и относил в дупло. Всё. На этом его обязанности заканчивались.

— А кто же конверт в дровянике оставлял?

— Не знаю. Пусть Апраксин сам разбирается.

— Нет-нет, Сашка, мы завтра уезжаем. А я до своего отъезда должен знать, из-за кого мы попали в ловушку, и кто виноват в гибели моих людей.

— Единственное, в чём я уверен — этот человек бывает в штабе, и у него была возможность снимать копии документов.

— Ты предлагаешь всех допросить?

— Можно всех допросить, а можно сделать по-другому.

Я озвучил своё предложение Орлову, тот с готовностью подхватил мою идею и направился в штаб переговорить с Апраксиным.

Я прошел через больных, проверил их состояние и предупредил, что скоро уезжаю, и направился в кабинет Распутина. Одна из медсестер передала, что он хочет меня видеть.

— Родион Романович, вызывали? — спросил я, приоткрыв дверь

— Да, Саша, заходи, — махнул он рукой и запечатал по очереди два конверта,

затем поставил сургучную печать с гербом своего рода и протянул мне.

— Окажи мне услугу, передай эти письмо в канцелярию Его Величества и в военное ведомство. Я там подробно объяснил, что творят Харитоновы, и попросил убрать их из поставщиков.

— Хорошо, — я забрал конверты. — Это всё?

Я встал, намереваясь покинуть кабинет главного лекаря, но тот тоже поднялся и подошёл ко мне.

— Я знаю, что уже поздно, и ничего не изменить, но хочу попросить прощения от всего сердца.

— За что? — удивился я.

— За то, что произошло с твоим родом по вине Распутиных. Хотя я в этом не участвовал, всё равно чувствую ответственность.

— Не стоит. Не нагружайте себя чужими грехами. Всё благополучно разрешилось, а былого не воротишь, поэтому не вижу смысла сейчас снова это обсуждать.

Мы обменялись крепкими рукопожатиями, и я вышел из госпиталя. Довольный Орлов шёл мне навстречу.

— Апраксин согласился. Ночью будем ловить гада, — оглянувшись, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает, прошептал он и потёр руки. — Хочу лично присутствовать при этом. Ты со мной?

— Конечно, — улыбнулся я.

Допрашивать высшие чины можно только имея на руках неопровержимые доказательства их вины. Апраксин не имел права допрашивать генералов и даже офицеров без веского повода, а его не было. Кто-то делал копии документов и оставлял в дровянике. Это мог быть кто угодно: связист, секретарь, кто-то из охраны или бойцы, которые часто бывают в штабе. Если начать расследование и допрашивать всех по очереди, виновник может скрыться и замести следы. К тому же у меня не так много сыворотки, на всех не хватит.

Я предложил пустить слух, что завтра начинается масштабная операция, и наш лагерь в нём задействован. Апраксин поддержал эту идею и принялся активно раздавать указания, будто бы готовясь к операции. На военном совете он упомянул, что в лагере есть предатель, поэтому конверт с указаниями и планами будет вскрыт только в день операции, чтобы информация не утекла. Затем он демонстративно показал туго набитый конверт, в который мы насовали газет, и убрал его в свой стол.

Так как веры не было никому, я вызвался лично следить ночью за конвертом и поймать предателя. На том и условились. Единственный, кому я безоговорочно доверял в этом лагере, кроме самого Апраксина, были Орлов и Глеб, и именно они стали моими помощниками.

Глеба Апраксин поставил на дежурство, а граф Орлов активно подключился к подготовке и занял место в штабе, делая вид, будто продумывает маскировку и подготовку укрытий.

Я засел прямо в кабинете, спрятавшись под столом, на которую расстелили скатерть, спускающуюся до самого пола. Апраксин же ходил по лагерю и раздавал указания. Теперь оставалось только ждать.

Все в лагере, кроме нас четверых, были уверены, что завтра начнётся операция, поэтому подготовка шла полным ходом. Офицеры проводили инструктаж среди личного состава и отрабатывали взаимодействия между подразделениями.

Связисты проводили техническое обслуживание средств связи и замену магических кристаллов. Лекари выдавали средства защиты и аптечки. Кухарки раздавали сухпайки. Механики готовили транспорт. Короче, все были заняты делом.

Такая активность была нам на руку. Предатель должен напрячься и всеми силами постараться раздобыть конверт. По нашей договоренности Апраксин обходил штаб стороной, чтобы дать возможность предателю добраться до конверта.