Сегодня не просто застолье. Это какой-то удивительный гимн жизни, гордости, предкам и простому человеческому счастью быть вместе.

— Пойдем танцевать! — меня увлекла за собой Шейла. Она сама как вихрь, жизнь, музыка!

Да, здесь не просто музыка. Это нечто физическое, что входит в тебя через ступни и заставляет сердце биться в ритм мелодии. Виртуозные пассажи флейты, пронзительные и чарующие. Мощный и ровный гул барабанов. Даже гармонь звучала! Здесь музыка — это не фон для жеманного застолья: это команда «жить!».

И самое главное, что я чужая по крови, но ощущала себя родной. Меня обнимали женщины, со мной чокались. Шейла с подругой тянули меня в круг, чтобы я, неуклюже перебирая ногами, попыталась повторить их шаги.

— Получается? — смеялась и танцевала, живя огнем внутри себя.

— Конечно! — Шейла смеялась звонко, заразительно, из самой глубины души. Мне очень понравилась сестра Адама.

Ритм изменился, и в центр вышла та самая девушка — Малика. Она в такт музыке кружилась и грациозно выделывала кренделя руками. На нее смотрели: все вышли из круга, уступая сцену ее изяществу. Искусная танцовщица и красивая девушка, этого не отнять.

— Я соскучился, — в толпе рука Адама скользнула по моей спине, поглаживая, массируя. Волосы прятали эту невинную, но непозволительную ласку. Сафаров совсем не смотрел на Малику, только на меня. — Ты рядом, но мне так мало тебя… — шепнул, мазнув губами по моей макушке. С огнем играл мой джигит.

Неожиданно платок с головы Малики соскользнул и приземлился аккурат возле ног Адама. Он сначала просто удивился, затем нахмурился, но поднял его.

Малика неспешно шла к Адаму и смотрела прямо в глаза: она показывала себя и абсолютно игнорировала меня. Сафаров передал ей легкую ткань; она покорно приняла и кротко опустила глаза.

Адам сделал знак музыкантам, и воздух пронзила тихая томная мелодия. Он предложил мне пройти в центр.

— Я не умею… — одними губами.

— Доверься мне, — почувствовала сердцем. Адам крутился вокруг меня, отбивая четкий ритм. Я даже не представляла, что он так умел! А прыжки и выбросы ногами… Адам, казалось, не касался земли. Я пошла за ним, но использовала женственность и изящество: плавность рук и резкость ног на самых жгучих музыкальных страданиях. Сафаров прожигал меня восхищенным взглядом, а гости подбадривали, хлопая в ладоши — это кружило голову. Это не просто танец: это полет, история, признание. Признание в любви.

Ноги Адама выбивали молниеносную дробь, ускоряясь к завершению. Его осанка — вызов всему миру; его взгляд — огонь на вершине Кавказских гор. Огонь, который зажжен женщиной: он горел на моих щеках и пылал в сердце. Я отвечала ему грацией, гордостью и силой любви, скрытой в плавных нежных движениях.

Мы не говорили, не обнимались, даже не касались друг друга, но танец сам все расставил по местам. Показал всем, кто мы друг для друга. Пара.

Из круга мы вышли плечом к плечу — рядом и близко.

— Пить хочу — восстанавливая дыхание, отделилась и отправилась к столу. Жадно глотала гранатовый сок, разбавленный ледяной водой. Нужно с Адамом поговорить относительно намерений этой Малики…

— Саша, можно тебя на пару слов? — рядом возникла мать Адама. Она взяла меня под руку и повела в отдаленную беседку в зарослях винограда. Мы присели рядом: она вздохнула, а я занервничала.

— Саша, простите за прямоту, но… — повернулась ко мне: — Тимофей — сын Адама?

Я испуганно замерла. Как она догадалась? Ведь никто до того…

— Почему вы так подумали? — я и так решилась рассказать Адаму, но его мать застала меня врасплох, и я начала отнекиваться.

— Я помню своего сына маленьким, — с любовью окунулась в воспоминания: — Та же мимика, жесты, нестандартный ум. Глаза, Саша! У них одни глаза…

— Тима просто много общается с Адамом, он подражает ему… — продолжала отрицать.

— Знаете, Саша, я еще в первую встречу заметила, как мой сын на вас смотрит. Я спросила, кто вы. Он рассказал, что вы — та самая Саша.

— Та самая? — не поняла. Адам говорил обо мне с матерью?

— Я сопоставила сроки и поняла, что та Саша, про которую сын рассказывал, ища утешения у мамы… Мой гордый первенец страдал по той девушке. Та Саша не могла родить от другого!

Я молчала. Значит, он все-таки думал обо мне…

— Саша, я спрашиваю не для того, чтобы осудить вас, — взяла меня за руку, согревая похолодевшую ладонь. — По-женски я вас отлично понимаю: вас обидели, оскорбили, оставили. Вы злились и были правы! Но вы не сломались и вырастили прекрасного сына!

Это дорогого стоит! Такая сила духа. Знаете, я тоже уходила от мужа беременная Адамом! — улыбнулась хитро, становясь молодой и дерзкой. — И моя поддержка всегда будет с женщиной, поверьте и ничего не бойтесь!

— Юлия Германовна, я… — все еще сомневалась.

— Столько лет, Саша. Я вся извелась в раздумьях. Как бабушка я хочу знать, если у меня внук. Вашим родителям повезло иметь такого мальчика.

— Мама умерла, когда мне было девятнадцать, а у отца своя семья… — тихо ответила. — Мы с Тимом одни. Команда… — улыбнулась сквозь пробивавшиеся слезы.

— Я тоже рано потеряла родителей, — по-матерински привлекла к себе, — детдомовская…

— Гладила меня по спине.

— Мне страшно рассказать… — всхлипнула. — Я знаю, что должна, но боюсь…

— Хвала Господу! — Юлия Германовна прикрыла глаза, а руки задрожали. — Наш Тимочка. Наш! — и коснулась моих волос. — Ты должна сказать. Будет сложно, мой сын с характером, но любящая женщина всегда найдет правильные слова для любящего мужчины. Адам тебя любит, не сомневайся.

Да, больше тянуть нельзя. Я должна сказать как можно раньше…

Адам

Я вытер взмокший лоб и наконец вышел из круга. Умотали меня лезгинкой! Давно не практиковался: тело само помнило движения, но возраст все-таки брал свое. Я уже не такой молодой орел, каким был в двадцать лет!

А где Саша? Снова огляделся. Сегодня мне не хотелось, чтобы она оставалась одна, даже сестру попросил приглядывать за Олененком. Нет, на празднике безопасно! Ни один мужчина не посмеет не то что коснуться ее неподобающе, а просто взглянуть косо!

Я всего лишь переживал, что могла напугаться стремительности торжества: громко, шумно, необычно. Саша была изумлена и говорила, что никогда не была на кавказских застольях. Она веселилась, смеялась, танцевала… Как же смело и ярко она отвечала на мои чувства! Сегодня мы окончательно поняли и приняли друг друга.

Саша не сняла пояс и не вернула мне, узнав, что именно означал конкретно этот набор украшений. Она могла это сделать, но не сделала! И скандал тоже не устроила. Надеюсь, это сакраментальное «да».

Я отправился к освещенной и украшенной площадке с детьми — наверняка Саша там.

Скоро бахнет салют: хочу, чтобы мы все вместе его смотрели. Вчетвером.

— Сын! — окликнул отец. Он стоял в компании Юсуфа Зурабова. Его я знал лично, но с их семьей знаком шапочно. Не было у нас общих дел, и пересекались мы редко. — Помнишь нашего дорогого гостя? — папа был навеселе.

— Приветствую еще раз, — пожал протянутую руку. Мы сидели за одним столом, но не рядом, а гостей было слишком много, чтобы каждого лично поприветствовать.

— Здравствуй, Адам, рад наконец пообщаться поближе, — Зурабов проявлял радушие и искреннюю радость повторного знакомства.

— Папа! — к нам подбежала девушка с густыми черными волосами в бордовом платье. Она вскинула голову и взглянула прямо мне в глаза, пристально и смело. Я нахмурился, узнавая в ней танцовщицу, которая мне под ноги платок бросила.

Это можно было бы назвать дерзким бунтом против жестких правил для наших женщин, но мной лично воспринималось как наглость. Девушка видела, все видели, что я выбрал себе спутницу на всю жизнь! Своим вызывающим поведением эта девчонка явно пыталась унизить мою избранницу! Этого ни простить, ни принять не мог, и не хотел! Я выбрал Сашу, а Саша выбрала меня!