Страдайте, твари, мучайтесь! А если при этом часть вас подохнет, тем лучше!

Хороший нацист — мертвый нацист.

Если ты пришел на войну, будь готов на ней умереть. Если тебя заставили силой, мобилизовав против воли, это тоже твои проблемы. Значит, надо было думать раньше и уехать далеко, пока такая возможность еще имелась. К сожалению, многие умные мысли приходят слишком поздно, когда ничего уже не исправить и не поменять.

Я вышел на улицу. Погода была приятная: дул теплый весенний ветерок, небо очистилось от туч, а солнце еще только начинало свой путь к горизонту. Сказав шоферу, что на сегодня он свободен, я неспешно пошел по улице. До назначенного часа было еще долго, и я в кои-то веки просто прогуливался, дыша полной грудью.

Авиация сегодня Берлин не беспокоила, и можно было не опасаться погибнуть случайным образом.

Впереди меня на другой стороне улицы шла невысокая женщина в сером пальто. В правой руке она держала сумку и явно куда-то спешила.

В следующий момент она оступилась, пошатнулась и чуть было не упала, нелепо взмахнув руками и лишь чудом сумев сохранить равновесие. При этом из ее сумки вывалился кошелек, но женщина этого не заметила и засеменила дальше. Я был на изрядном расстоянии, но все же быстро перебежал через дорогу и поднял кошелек. Он был приоткрыт и из него выпали продовольственные карточки.

Невольно глянул на фамилию, указанную на них: Мария Эльфрида Шольц, тысяча девятьсот третьего года рождения. Вроде, незнакомое имя…

Я ускорил шаг, но все не мог нагнать женщину, которая тоже шла быстро, и эти догонялки мне быстро надоели:

— Подождите! Да подождите же! — крикнул я.

Она недоуменно обернулась, увидела мое недовольное лицо и испуганно прижалась к кирпичной стене дома.

— Вы выронили это, госпожа Шольц, — я протянул ей кошелек, но вместо того, чтобы его взять, Мария перепугалась еще больше.

— Откуда вы знаете мое имя? — голос ее буквально звенел от напряжения. Словно она давно чего-то опасалось, и вот этот черный час настал.

— Прочитал на продовольственной карточке. Она выпала из кошелька.

Мария слегка успокоилась и взяла, наконец, кошелек, а у меня в голове внезапно щелкнуло, как уже не раз бывало, когда отложенные знания всплывали не сразу, а некоторое время спустя.

— Послушайте, а нет ли у вас брата? — спросил я, желая подтвердить или опровергнуть свою догадку.

— Есть, а вам что с того? — ее лицо опять исказилось от страха.

И я поспешил успокоить:

— Дело в том, что я большой поклонник его творчества.

— Его нет в Берлине, — покачала головой Мария, — более того, его нет в Германии.

— Я знаю… — мне пришлось собраться с мыслями, чтобы не спугнуть ее и в то же время заставить действовать: — И раз уж судьба свела нас случайно, во имя моей любви к его книгам, я предупрежу вас — сегодня же вместе с мужем бегите из Берлина. Здесь вам грозит огромная опасность!

Она буквально посерела от едва сдерживаемого волнения.

— Кто вы?

— Друг, просто друг.

— Что за опасность мне грозит?

— Смерть. Если вы не спрячетесь, вас арестуют и казнят в тюрьме Плетцензее. Донос на вас уже поступил, дело заведено. Я видел его собственными глазами. Ведь вы недавно неосторожно заявили, что Германия проиграет эту войну? Зря. Лучше бы вы держали подобные крамольные мысли при себе. Из-за вашего брата, вам не дадут возможности оправдаться и отклонят все просьбы о помиловании. Ваш брат скрылся от них, но вам они уйти не дадут. Так что бегите, не раздумывая! У вас очень мало времени…

Мой взволнованный голос и горящий взор убедили ее.

Неловким движением она схватила меня за руку и пожала ее:

— Спасибо вам, кто бы вы не были…

Потом резко повернулась и поспешила дальше. Надеюсь, она все сделает, как я советовал. Иначе… смерть… а ее старшая сестра, словно в насмешку, получит счет почти в пятьсот марок от немецкой канцелярии за содержание Марии Эльфриды в камере, за суд и за казнь.

Может, столь страшная участь миновала бы ее, если бы не личность знаменитого брата, которого Гитлер ненавидел всей душой.

Так получилось, что Эрих Пауль — ее брат, прошел Первую мировую войну, был ранен и после награжден Железным крестом первой степени, от которого он отказался, за что был немедленно уволен из армии. Десять лет спустя написал свой самый знаменитый антивоенный роман «На западном фронте без перемен» под псевдонимом Эрих Мария и чуть видоизменив написание своей фамилии с настоящей Remark на Remarque, под какой его и узнал весь мир.

Нацисты жгли его книги на площадях, его банковские вклады изъяли, а сам он едва успел покинуть Германию, сделав это на следующий же день после того, как к власти в стране пришел Гитлер.

Зато, не сумев схватить и казнить писателя, в итоге отыгрались на одной из его сестер. В моей прошлой исторической линии Мария Эльфрида была казнена. Сейчас же, надеюсь, она успеет выбраться из города и спасется.

По крайней мере, я очень хотел в это верить.

К дому Рифеншталь я подошел в смутном состоянии и, когда Лени распахнула передо мной дверь, все еще пребывал в задумчивости. Вид у Хелены был ужасный: глаза покраснели от слез, отсутствие макияжа старило ее, а обычная жизнерадостность и энергия исчезли, казалось, без следа.

И, тем не менее, она попыталась улыбнуться и негромко сказала:

— Спасибо, что вы пришли, Рудольф. Дело в том, что сегодня я разговаривала по телефону с Адольфом. Он выразил свои сожаления по поводу гибели Альберта.

— С Адольфом? — не совсем понял я.

— С фюрером, — уточнила Лени, — он пригласил меня в «Волчье логово», чтобы обсудить сюжет моей будущей картины. Я думала позвать вас с собой.

От неожиданности я не сразу нашелся с ответом.

— Но… почему я?

— Мне кажется, вы — мой ангел-хранитель! Когда вы рядом, я чувствую себя спокойно…

В устах любой другой женщины это прозвучало бы как откровенный намек и приглашение к флирту, но тут была простая констатация факта без всякого подтекста.

Неужели, крепкий и надежный канат — фон Штауффенберг, на которого я возлагал основные надежды, не выручил, а слабая ниточка — Лени все же вытянула этот груз⁈..

С другой же стороны, не все было так просто.

— Я ведь военный и не могу собой распоряжаться. Нужен официальный приказ — приглашение, завизированное либо самим фюрером, либо начальником Верховного командования вермахта, генерал-полковником Кейтелем. Иначе меня и близко не подпустят к Гитлеру, даже в качестве вашего сопровождающего.

— Не переживайте, Рудольф, вы отправитесь туда с вашим прямым начальником, графом фон Штауффенбергом. Его вызовут на совещание, если уже не вызвали. Мы полетим одним самолетом, и вы вместе с нами.

А вот и «канат» подоспел. Неожиданно сработали оба варианта. Что же, тем лучше — больше шансов на успех. Интересно, что Лени пригласили первой, а Клауса еще, вероятно, и вовсе не известили. Вовремя же он получил портфель со взрывчаткой!

За свою участь я совершенно не переживал, давно смирившись с тем, что мне придется в очередной раз погибнуть, вероятно, уже навсегда. Судьба не даст третьего шанса. Она и так слишком уж расщедрилась, выдав вторую попытку. Но и я, надеюсь, не подвел, сделав все, что в человеческих силах, чтобы как можно скорее закончить эту клятую войну. И вскоре сделаю последний шаг к пропасти, сам лично принесу взрывчатку на встречу. Доверять такое важное дело однорукому полковнику я не желал. В прошлый раз он не справился, а в этот все должно быть исполнено без ошибок.

— С радостью полечу с вами, Лени! — искренне сказал я.

Знала бы ты, Хелена, как долго я этого ждал.

Распрощавшись с актрисой, я вернулся в особняк. Дверь в доме была чуть приоткрыта. Я достал оружие и осторожно вошел внутрь. Ни звука, ни шороха. Тишина… но в доме явно кто-то был.

Если бы я верил в приведений, подумал бы, что это шалит дух Гришки. Эх, зря все-таки паренек пошел против прямого приказа. Я до сих пор раз за разом возвращался к этой истории, понимая разумом, что был прав… но вот чувства говорили иное.