Конечно, это был никакой не призрак. Кузнецов восседал во главе большого стола, беззастенчиво ел колбасу, откусывая прямо от кральки, сыр и хлеб, и запивал все превосходным красным вином, добытым из погреба.
— А ты неплохо здесь устроился, Дмитрий!
— Я мог тебя застрелить, — я демонстративно сунул пистолет в кобуру. — В округе шалят в последнее время.
— Надеялся на твою выдержку, — Николай с видимым удовольствием вновь откусил колбасу, — у меня новости. Через несколько дней мы уезжаем, и я бы хотел успеть провести еще одну акцию, пока есть такая возможность.
— Еще одну? — не сказать, что я был доволен этим известием. У меня только-только что-то начало стыковаться, а любая акция — это череда случайностей. Кто знает, как она пройдет и чем закончится. И если Кузнецова схватят… нет, я не думал, что он выдаст меня — не той закалки человек. Он скорее умрет. Но, все равно, капитан Зиберт в данный момент — человек из моего близкого окружения. А я и так уже на карандаше у фон Рихтгофена. — Нужна мой помощь?
— Глупо было бы уехать с пустыми руками. А помощь никогда не бывает лишней.
— Почему с пустыми? Разве Шпеера недостаточно?
— Шпеер — неплохой улов, но я нацелился еще на одного жирного карася. Что скажешь о генерал-полковнике Фридрихе Фромме?
Я поразился:
— Это же командующий армией резерва! Прямой командир фон Штауффенберга!
— Именно, — Николай с достаточной элегантностью отпил из бокала и довольно причмокнул губами.
Фромм — это сила. Свалить генерала было бы весьма неплохо, ведь именно он в моей истории отказался начинать операцию «Валькирия», предварительно не удостоверившись в гибели Гитлера. Если бы не это, все могло бы пойти совсем иным путем. Впрочем, Фридриху в итоге подобная преданность не помогла, и вскоре его все равно казнили, якобы за участие в заговоре.
— Не знаю, — я тоже плеснул немного вина в бокал и отпил. — Опасно. Микропленка имеет больший приоритет.
— Она могла устареть, а генерал — вот он, совсем рядом. Я видел его уже два раза за время, что нахожусь при штабе, и мог бы убрать, но решил сначала посоветоваться.
— Считаю, нужно отложить это дело, — я не мог ему приказывать, мог лишь выразить свое мнение. — У меня вырисовывается интересная комбинация, и не хотелось бы все испортить в последний момент.
— Неужели? — не поверил Кузнецов.
— Только что говорил с Лени, ее приглашают в резиденцию фюрера. Штауффенберга тоже, ну и я с ними за компанию.
— Дима, — разведчик даже растерялся от неожиданности, — если это выгорит, то…
— Мы взорвем Гитлера! И войне конец!
Слегка наивно прозвучало, но верно по сути. Я искренне так считал. Что там будет дальше — бог весть, но если убрать лидера нации, то это явно изменит текущий ход событий.
— Дождись нашего отъезда. Судя по всему, это произойдет завтра-послезавтра, а дальше… если у меня все получится, то Фромм пока нужен живым. Он запустит операцию «Валькирия», и власть перейдет в руки Сопротивлению. Это-то нам и требуется! Если же ничего не получится, то тогда и генерал уже не нужен. Вот только тогда и я тоже помочь ничем не смогу.
— Ничего, справлюсь сам. Не впервой.
— Подожди меня тут!
Я вышел из комнаты. Достать из тайника микропленку было делом пяти минут, и вскоре я вернулся к Кузнецову, который продолжал с видимым удовольствием дегустировать вино из погребов графа.
— Французское, — поднял он бокал. — Урожай семнадцатого года. Знатный был год!
— Да уж, не спорю…
Я протянул ему коробку и он спрятал ее в карман.
— Обещаю, доставлю ее по назначению, чего бы это мне ни стоило. И с Фроммом погожу, не стану торопиться. Понять бы еще, откуда ты все это знаешь?..
Я не ответил, налил себе еще вина и залпом выпил. Кощунство пить такое вино столь примитивным образом, но что поделать.
— Полагаю, нам лучше не контактировать вне службы. Штурмбаннфюрер и так ходит кругами. Он явно что-то подозревает, чует своим фашистским нюхом, вот только доказать ничего не может, и от этого бесится и копает вновь и вновь.
Кузнецов кивнул и поднялся на ноги.
— Уйду аккуратно, благо, парк вокруг особняка твоего жилища разросся густой, — он сунул колбасу в карман шинели. — Удачи тебе, Дмитрий!
— И тебе! Судьбе будет угодно, еще встретимся!
— Обязательно, — улыбнулся он, — когда Берлин возьмем, тогда и встретимся!
Он вышел на улицу и мгновенно растворился в темноте. Я не сомневался, что он выполнит обещанное и на время оставит свои планы касательно Фромма. И пленку передаст по назначению, в этом я тоже был уверен. Хоть тут можно выдохнуть свободно. Наконец-то я придумал способ доставить ее командованию!
Я сел на тот же стул, где еще недавно сидел Кузнецов, и вылил остатки вина себе в бокал. Неспешно допил и отправился в постель. В эту ночь меня не мучили угрызения совести, и в голове не прокручивались, как обычно бывало, многочисленные варианты грядущих событий. Я просто спал крепким сном младенца, без сновидений, и проспал до самого утра.
Встал бодрым, полным энергии, которая буквально рвалась наружу, требуя немедленного действия. Но, вместо суеты, сварил себе кофе, позавтракал остатками сыра и хлеба, и, не особо торопясь, вышел на улицу.
Утро стояло прекрасное. Несмотря на ранний час, было уже достаточно светло. Весна разгонялась навстречу лету, все дальше отталкивая от себя холодную и страшную зиму. Пахло свежестью. Громко пели многочисленные местные птички — чуть меньше воробьев, с черным оперением и ржаво-оранжевыми хвостами, некоторые с цветными грудками, их было полно на деревьях в парке. Горихвостки, кажется, так они называются. Но и несколько черных дроздов среди них я приметил, и тут же прогуливались обычные голуби, а на травке расположилось семейство уток.
— Джир-ти-ти-ти-ти! — включилась первая птичка.
— Черр-чер-чер-чер! — вторила другая.
— Фить-фить-фить! — подхватили остальные.
Я заслушался. Словно и не было войны вокруг. Обычное мирное утро, ведь природе нет дела до человеческих конфликтов. Природа принимает убийство лишь по необходимости, из инстинкта самосохранения или продолжения рода, а не в силу жадности, властолюбия или прочих амбиций. Человек же — такая тварь, которая, бывает, убивает из удовольствия…
Водитель довез меня до штаба, и первым делом я поднялся к Штауффенбергу. После того, как Анни убрали с должности секретарши, ее место так и оставалось вакантным. Так что я миновал пустую приемную, постучал в дверь кабинета и, получив приглашение войти, зашел внутрь.
У Клауса на столе стоял черный кожаный портфель. Сам же граф сидел напротив и смотрел на него, не отрывая взгляда, со странным брезгливым выражением на лице.
Понятно, в портфеле взрывчатка, и полковник, который привык смотреть смерти прямо в лицо, теперь сомневается, согласуется ли запланированный теракт с его понятиями о воинской чести.
— Вы все делаете правильно, Клаус! — позволил я себе легкую фамильярность. — Когда речь идет о судьбах миллионов людей, то любое действие, ведущее к миру, оправдано. Вы станете героем!
— Я стану презираем своим народом, — негромко ответил он. — Мое имя превратится в нарицательное, им будут обозначать предателей и трусов. И каждый прохожий по праву сможет плюнуть мне в лицо.
— Вы ошибаетесь. Этот поступок оценят по достоинству! Как я понимаю, вы получили, наконец, приглашение в «Волчье логово»? — с нетерпением в голосе спросил я.
— «Вольфсшанце» более не существует, — покачал головой фон Штауффенберг, — его подорвали несколько дней назад.
— Что? Почему?
— Советские войска приблизились вплотную, дольше тянуть было невозможно. Фюрер перенес свою ставку в другое место. Но, вы правы, приглашение я получил. И вы тоже. Так же с нами отправляется госпожа Рифеншталь.
Я не стал показывать свою осведомленность, тем более, что про подрыв «Волчьего логова» услышал впервые. Но если наши продвинулись так далеко на запад, то… скоро будет Прага, а потом — Берлин! Прекрасные новости!
