Единорог приблизился к Дарине, наклонил голову ещё ниже. Казалось, что сейчас он её поцелует, как бы гротескно ни выглядела подобная сцена… Однако произошло иное. Единорог выдохнул из ноздрей облачко белёсого пара, и Даринка от неожиданности резко вдохнула его без остатка. Покачнулась, отступила, и я, шагнув вперёд, подхватил ее. Только тут, остановившись, сообразил, что пересёк незримую границу, о которой никто не предупреждал, но которая, тем не менее, чувствовалась.
Я замер, держа за подмышки обмякшую Даринку. А единорог приблизился ко мне. Взглянул в глаза и мордой толкнул в правое плечо. После чего фыркнул и, развернувшись, ускакал в лес.
Но как ускакал! Не было топота копыт. Он, казалось, вообще не касался земли, просто летел над нею, подобно великому комбинатору, уносящему ноги с межпланетного турнира. Он улетел — и растаял, будто видение.
Ошеломлённые, мы вернулись в дом. Даринку я больше не связывал, положил ее с мамой на лавку.
— Да-а-а, — первым нарушил молчание Серебряков.
— Угу, — подтвердил я.
— Что ж… Надо как-то возвращаться к своим обычным жизням. После всего… Но, во имя Господа, Александр Николаевич! Вы понимаете, что за всю историю человечества единорогов видели, может, сто человек всего⁈ И мы теперь среди этих счастливчиков.
Я понимал. Мой экспресс-курс подготовки к жизни в этом мире включал и такие вот знания. Даже в среде магов единороги были легендами. Никто не знал, где они обитают, как размножаются, что собой представляют, кому и почему являются. Просто иногда они являлись людям — вот и всё. Служили чудом для избалованного волшебством мира.
— Надо ложиться спать, — вздохнул Серебряков. — Если, конечно, получится уснуть… Но это — лучшее, что мы можем сделать сейчас, право сло…
С этими словами он уронил голову на стол и вырубился сидя. Всё же мощная ментальная атака и впечатления от единорога его укатали. Даринка тоже засопела. А я чувствовал себя бодрячком. Не потому что я до такой уж степени эмоционально нищий человек. Просто так сложилось, что я, во-первых, ни на кого ментально не воздействовал, во-вторых, не потерял в одночасье дом и дело своей жизни, а в-третьих, большую часть дня вообще проспал в дилижансе. Так что я переформатировал Серебрякова в лежачее положение и вышел на крыльцо. Прикрыв за собой дверь, сел. Рядом со мной села фиолетовая кошка. Вместе мы смотрели на костёр и безустальную, неостановимую пляску.
— Перекинься в человеческое, — сказал я.
Спустя миг рядом со мной очутилась Диль в старом танькином сарафане.
— Тебе не холодно?
— Нет, я же дух.
— Да я помню. Просто мы, люди, так уж устроены, что судим по себе. Итак, Диль, давай, рассказывай, что ты обо всём этом можешь сказать. Что тут вообще творится?
— Здесь открылся сильный источник магической энергии. Судя по всему, внезапно. И такой силы, что даже единорога это привлекло. Люди ничего не могут с собой поделать, их тянет туда безотчётно. Вы заметили, что костёр горит без дров?
Я не заметил. И Серебряков, судя по всему, тоже. А ведь действительно, огонь полыхал прямо на земле.
— Это как гейзер, что ли?
— Ну, можно и так сказать. На девочку тоже воздействовала эта магия, потому она и подожгла дом. Остальные там, наверное, тоже что-то чувствовали, но не так сильно. Всё же далеко. А дети чувствительны.
— Ладно. Делать с этим всем что?
— А что нужно?
— Людей как-то в ум вернуть.
— Это просто, их нужно отсюда увезти, они быстро в себя придут.
— Действительно, просто. Взять, да увезти оттуда, где люди поколениями жили… Обуздать этот источник как-то можно? Использовать его?
— Этого, хозяин, я не знаю. Это магам лучше известно, как они с источниками поступают. Самое простое — распределитель поставить.
— Это где браслеты и амулеты заряжают?
— Да. Там обычно слабые и неродовитые маги силы отдают за деньги. Но некоторые распределители стоят на источниках. Правда, мне кажется, что этот источник слишком сильный для такого использования.
— Ну да. И расположение… Не наездишься на зарядку. Погоди, а Серебряков, получается, из-за этого источника же так быстро в себя пришел?
— Конечно. Здесь так пышет, что все силы мгновенно восстанавливаются. И не только магические. Вон, те люди, что танцуют — им даже пища не нужна, они одной этой энергией сыты.
— Вижу я, как они сыты, уж кожа да кости остались…
— Да, они, разумеется, худеют, но мне кажется, что здесь и до источника толстяков не было.
— В дилижансе мы отсюда много за раз не вывезем… Да и везти далеко. Это ж в город сразу нужно, постоялый двор сгорел. А я боюсь, что скоро они уже помирать начнут. Тем более, что и дилижанса-то у нас, строго говоря, никакого нет, он почтовый. Почтальон к утру проспится и уедет.
— Не уедет. К костру побежит.
— Предлагаешь возить всех партиями, а почтальона последним, чтобы не бухтел? В принципе, после первого рейса в городе можно будет ещё экипажей достать. Особенно если озвучить проблему и подключить к её решению какие-нибудь официальные ресурсы.
— Я лошадей приведу.
— Погоди. Сейчас, что ли?
— Как прикажешь…
— Лошади устали, спят.
— Так я других. В лесу их сколько бегает, местных. Быстро соберу.
— А править ты умеешь?
— И править, и запрягать. Ты за этих не тревожься, хозяин, до нашего возвращения точно проспят.
Диль стояла в ожидании отмашки. Ветер теребил подол выцветшего сарафана.
— Делай, — решил я. — Один пёс спать не хочется, так хоть доброе дело сотворим.
Через полчаса мы уже везли запертыми в дилижансе шестерых женщин. Они бушевали и выражали недовольство, раскачивали экипаж, но соскучившихся по конструктивной деятельности лошадей это не смущало. Нас с Диль тем более. Мы сидели на водительском месте вдвоём. Пошукав по пустующим домам, я нашел пару тулупов. Один надел сам, другой заставил надеть Диль — на неё смотреть холодно было.
Вскоре после того как миновали пепелище, бунт в дилижансе пошел на убыль. Вскоре послышались охи, ахи и прочие выражения недоумения от произошедшего.
— Бесы! Бесы в нас вселились! — голосила одна старушка. — А таперича — это нас в ад везут, во гробу!
— Ежели во гробу, то чего же нас тут столько штук напихано?
— А потому как дура ты, Макаровна, и всю дорогу дурой была!
— Да молчите вы, обе курицы! Вот, я тут одежду нашла.
Одежду я тоже вынес из домов, частично подобрал на улице. Где чья, разбираться, понятно, не стал. Визуально отделил женскую от мужской, отобрал шесть женских комплектов и закинул внутрь.
Бабы принялись одеваться. Это их ненадолго успокоило.
— Куда их в городе? — спросила Диль.
— Да чтоб я знал… Известно мне только одно место, откуда меня со всем этим добром сразу не пошлют.
Разумеется, Фёдор Игнатьевич и Татьяна Фёдоровна были до безумия рады, когда ни свет ни заря в субботу в их дом приволокли шестерых деревенских старух, голодных, будто стая волков.
Процесс потихоньку завертелся. В ситуацию врубили магическую управу, там немедленно отрядили несколько экипажей с ментальными магами, вооружёнными амулетами, блокирующими ментальное воздействие. К тому моменту как мы с Диль доехали обратно (дело уже двигалось к закату), нас вся эта братия и догнала. Диль передала мне поводья и исчезла, чтобы не объяснять ещё и себя. Я, уже почти сутки наблюдавший за её деятельностью в качестве кучера, вполне сносно управился.
Диль оказалась права. Когда мы въехали в деревню, из дверей дома вывалился только проснувшийся растрёпанный и плохо соображающий Серебряков.
Ментальные маги принялись за работу. Людей быстро приводили в себя, грузили в экипажы и увозили от греха подальше, кормить и отогревать. Серебряков принимал живейшее участие.
Магический источник вызвал всеобщее благоговение, и я ловил на себе неоднозначные взгляды, смысл которых дошёл до моего усталого сознания только на обратном пути в город.
