— Тебе нужно выучить, господин учитель! — отступила на шаг Татьяна. — Я уже знаю!

— Да ну? — Я никогда не был против экспериментов. Открыл наудачу и прочитал: — «Таким образом, ментальная магия позволяет до известных пределов нивелировать…» Как там дальше?

Танька поморгала.

— Позорище, — резюмировал я.

— Да знаю я, что ментальная магия позволяет ниелировать позорище, отстань!

— А-а-а! — заплакал я. — «Ментальная магия позволяет до известных пределов нивелировать воздействие большинства зелий, направленных на помутнение рассудка, таких, например, как приворотное»!

— Да, — кивнула Танька. — И позорище — тоже. Поверь моему опыту. Я, конечно, ни разу не позорилась. Просто видела, как другие позорятся. И нивелируют… Погоди, что, правда⁈

Она подошла, выхватила у меня книжку, вчиталась. Хмыкнула. Задумалась о чём-то своём, глядя в потолок.

— Какая же я несообразительная. У него сосед по комнате — сильный менталист! Вот почему зелье не сработало!

— Позо-о-орище… — протянул я.

Тут Татьяна спохватилась, что сболтнула лишнего, и сунула книгу мне обратно. В закрытом виде.

— Изучай!

— Да на кой ляд мне «Введение в магическую теорию»? У меня же магии никакой нет!

— Так это теория! Ты будешь учителем в академии, Сашка! Это тебе что — шутки? Основы знать надо. Пока ты даже первокурсником не притворишься.

— Это-то ясно. Староват я для первокурсника.

— Помимо этого! Большую часть того, что тут написано, все ещё до поступления знают. Так что читай внимательно, учи вдумчиво. А я тебя через неделю проэкзаменую.

Любовную книжку Танька поставила на полку и добавила:

— В конце она за короля эльфов замуж вышла.

— Да блин! — заорал я.

— Следите за выражениями, господин учитель! Ах, как же я запамятовала. Вот, возьмите ещё это.

Она взлетела вверх по лестнице и спустилась с ещё одним фолиантом.

«Этикет», — прочитал я на обложке.

Ну, приехали… Закончилась лафа. А только-только удовольствие получать начал.

В комнату я вернулся слегка загруженным. Во всех смыслах: книги были тяжёленькими, а я уж пару месяцев ничего тяжелее вилки с едой не поднимал. Хотя… Вот, Таньку ловлю периодически. Неуклюжая она. Что всячески отрицает, предпочитая презентовать себя богиней покровительницей грациозности.

Книги я положил на стол и навис над ними зловеще, переводя взгляд с одной на другую.

Так-с… «Введение в магическую теорию», конечно, нужно. А то я на первом же разговоре проколюсь. Если придётся изображать из себя препода, то хотя бы надо постараться изобразить фигового препода. Потому что в противном случае кто-нибудь очень быстро заподозрит, что я вообще ни разу не препод.

Этикет… Этикет — тоже штука важная. Вилки в левый карман, ложки — в правый… Надо прокачать, а то будут смотреть, как на быдло из деревни. Слава богу, в этом мире всякие такие вещи очень похожи на те, что у нас.

Вообще, этот мир, как я понял, в принципе был идентичен нашему, но история в какой-то момент пошла… немного странно.

В мире на серьёзных щах существовала магия и, как следствие, маги. Не просто деревенские колдуны, нет, хотя и таких хватало. Маг по определению был аристократом и, так или иначе, входил в какой-нибудь древний род.

Как следствие, маги миром и рулили. Ну, той частью мира, в которую меня занесло, понятное дело. Про другие части я ничего не знал как раз потому, что рулили маги. Технологии трепыхались где-то в районе девятнадцатого века, и всем, в целом, было норм. Наука развивалась где-то далеко и неинтересно, смотрели на это дело, как на развлечение для черни. Соответственно, ни телевизора, ни интернета. А газету господин ректор выписывал только местную. У него и так голова была забита, чтоб ещё и на мир в целом поглядывать.

Ну ладно, буду честным. Если бы мне хоть чуть-чуть было интересно, как там всё крутится — я бы узнал. Поспрашивал бы, уговорил выписать другую газету и так далее, и тому подобное.

Но мне было так же плевать на Англию и Америку в этом мире, как было плевать на них в моём мире. Пожалуй, в этом — даже больше. Потому что они не снимали кино. Ну или, по крайней мере, смотреть это кино было не на чем.

Я полистал «Введение», открыл на середине «Этикет». Оставил обе книги открытыми, чтобы создать видимость усиленных занятий, сам же развернулся к окну и закинул ноги на подоконник.

За окном было небо и было хорошо. А я вот загрустил…

Это ж ведь не на пару недель занятие — учителем поработать. Нет, Саня, это тебе теперь кабала на всю оставшуюся жизнь. Фёдор Игнатьевич всё правильно говорит. Помрёт он однажды, Танька замуж выйдет. И останусь я с голой задницей… Конечно, можно их заложить хоть сейчас. Тогда обо мне, гипотетически, как-то позаботятся.

Но, во-первых, в стукачах я отродясь не ходил, а во-вторых — сильно сомневаюсь, что в рамках «заботы» меня увезут дальше ближайшей рощицы. Где прикопают, перекрестят место и объявят, что загадочная иномирная зверушка вернулась домой.

Хочешь не хочешь, нужно как-то зацепляться за этот мир. Трудоустраиваться. О жилье думать. Такое всякое.

Ладно, чего уж. Будем считать, что у меня был отпуск. Санаторий с полным содержанием. Я хорошо отоспался, отлично питался, состоял в книжном клубе из двух человек…

Впрочем, не всё было так радужно. К примеру, на вторую ночь меня пытались убить.

Выглядело это так. Я проснулся от скрипа двери и с интересом следил взглядом за шаркающей ногами тёмной фигурой. Фигура подошла к кровати, немного подумала и начала душить подушкой, которую принесла с собой.

Поскольку я, как обычно, спал на боку, меня это озадачило и заинтриговало. По кряхтению я узнал Дармидонта и лежал смирно, чтобы не напугать старика. А он долго толкал меня подушкой в ухо, прежде чем успокоился и ушаркал прочь.

Подушку с собой забрал. Чёрт её знает, то ли сжёг потом, то ли спать на ней дальше планировал. Если второе — кремень мужик, уважение. Я же немного порефлексировал по этому поводу, потом зевнул и уснул. Не полицию же вызывать. Без телефона дело это долгое, муторное, да и лень.

Фёдор Игнатьевич, надо полагать, заглянул под утро и увидел, что в постели лежит труп меня. Дальше он не пошёл — побоялся или побрезговал. Спустился вниз.

Спустился вскоре и я, к завтраку.

— Очень жаль, — услышал я тихий и скорбный голос Фёдора Игнатьевича. — Наверное, наш воздух оказался ему непригоден. Мне всю ночь казалось, что он кашляет… Не расстраивайся, родная, это к лучшему, право же, к лучшему…

Татьяна рыдала, сидя за столом. Фёдор Игнатьевич гладил её по голове. Дармидонт стоял у камина со сложным и трудноистолковываемым выражением лица.

— Доброе утро, — сказал я, входя в кухню.

Танька подскочила до потолка с диким визгом. Потом посмотрела на меня, на выпучившего глаза Дармидонта и — на побледневшего папу. Который смотрел на Дармидонта очень тяжёлым взглядом.

— Я всё могу объяснить! — вскочил Фёдор Игнатьевич, осознав, что взгляд дочери, устремлённый на него, превратился в остро отточенный кинжал.

Ну и разнос она ему устроила. Даже не думал, что пожилой мужик может так интенсивно убегать от такой соплюхи. Она в него две тарелки бросила, а потом с полотенцем гонялась. Дармидонт тем временем накрыл на стол, и я приступил к завтраку.

Дармидонт мне, вообще, нравился. Хороший мужик такой, совершенно невозмутимый. Только дверь я с тех пор начал запирать на ночь. Мало ли. Дружба, как говорится, дружбой, но сало лучше перепрятать.

Тук-тук.

Я сбросил ноги с подоконника, встал.

— Кто там?

Да, не только на ночь. Я дверь всегда теперь закрывал. Ибо ценил своё личное пространство.

— Отпирай! — послышался сдавленный голос снаружи. — Мне тяжело!

— Психологически? — уточнил я.

— Физиологически!

— Хм…

Открыл, посторонился. В комнату вошла гора книг с ногами Татьяны. По памяти добралась до стола и с грохотом обрушилась на него.