— Фу!

Закрыла книгу и положила на пустой стул, от греха подальше. Ну да, библиотечная ведь…

— Ты… Ты, должно быть, шутишь⁈ — просипел Фёдор Игнатьевич.

— Разве что повторяю шутку хранительницы, — огрызнулась Танька.

Прокашлявшись, Фёдор Игнатьевич поднял взгляд на Дармидонта и рявкнул:

— Вот!

Он, наверное, имел в виду «вон!», но в пылу эмоций запутался. Впрочем, опытный слуга Дармидонт его и так прекрасно понял.

Когда шаркающие шаги старика стихли за дверью, Фёдор Игнатьевич сжал кулаки.

— Ты совершенно лишилась разума, дочь, если говоришь такое во всеуслышание!

— Что он может понимать, — поморщилась Танька, но видно было, что слова отца её уели.

— Маг Ананке⁈ — громким шёпотом переспросил Фёдор Игнатьевич. — Это худший вариант, какой только можно было придумать!

— Почему? — спросил я.

— Потому что о появлении Ананке мы обязаны доложить! И проверят весь ваш род до седьмого колена! А когда обнаружат, что уже на первом колене след уводит в другой мир… — Фёдор Игнатьевич схватился за голову. — Нам всем конец.

Вот чуть чего у них — так сразу конец. А где же тогда пистолет, спрашивается? Вот то-то и оно, что нет у них никаких пистолетов. Хотя есть, конечно, это я привираю. И пистолеты, и шпаги, но больше для показухи. Учитывая количество аристократов в мире, вести обычные войны смысла вообще никакого не было, всё решалось магией. Простые люди, конечно, друг друга стреляли-резали время от времени, но это аристократам было не очень интересно.

— Колена у меня всего два, — решил я разрядить обстановку весёлой шуткой. — И те — не во рту. Тут-то мы и засыпемся. Ну, раз уж всё равно помирать, может, объясните, что такое дар Ананке? Татьяна ночью пыталась, но у неё не получилось.

Танюха метнула на меня убивающий взгляд и вздёрнула нос, сложив руки на груди. Фёдор Игнатьевич немного успокоился. Встал, прошёлся по столовой, выглянул в окно. Вернулся за стол.

— Это очень просто, — пробурчал он себе под нос так, чтобы ни одна спецслужба не услышала. — Маг Ананке может изменять жизнь по своему вкусу.

— И только? — удивился я. — А почему это всех напрягает?

Долго-долго смотрел на меня Фёдор Игнатьевич Соровский. И какие-то шестерёнки у него в голове при этом крутились.

— Хм, — сказал он в итоге. — А ведь и правда. Вы же сумеете принять верное решение, Александр?

— Отож! — уверенно сказал я. — Всю жизнь принимаю верные решения, и поглядите, чего я достиг!

Ближайшие три недели показилась мне, привыкшему жить в атмосфере спокойствия и безмятежности, сущим адом.

Полным ходом шла подготовка к танькиной днюхе. В доме откуда-то появилась прорва служанок, которые всё мыли, натирали, украшали. Фёдор Игнатьевич не расставался с мокрым полотенцем — голова у него непрестанно болела от расходов.

Я круглые сутки учился. Магические основы, история, этикет. Танька, которой, как и мне, приходилось постоянно что-то примерять, усердно помогала. Прекрасно понимая, что в любой учёбе главное — практика, она атаковала меня светскими беседами, и когда я косячил — лупила веером по голове. Я ловко уклонялся, и удары приходились куда попало. После десятого раза веер сломался, служанка наябедничала Фёдору Игнатьевичу, и тот устроил дочери жестокий разнос.

Оказалось, это был особый, значимый веер, который подарил ей жених.

— Ну и что с того⁈ — орала Танька. — Он мне всё равно никогда не нравился!

Уже в этот момент я задумался, о чём речь — о женихе или о веере? Фёдор Игнатьевич задуматься себе не позволил. Видимо, не был морально готов к брачным перетасовкам.

— Нравится или не нравится — не имеет к делу никакого отношения! Твоя задача — беречь этот веер! Господин Серебряков привёз его из самой Индии для тебя!

— Верно, только появившись на пороге, спросит, где же веер!

— Вероятно, не спросит, но обратит внимание, если ты выйдешь с другим веером!

— Да на кой мне вообще веер⁈ Я — стихийник! Захочу, и на меня весь вечер будет дуть прохладный ветерок!

— Татьяна Фёдоровна! Я не потерплю просторечных выражений у себя в доме!

Наконец, мы остались одни. В библиотеке. Танька подписывала тонну приглашений, а я пытался разобраться в хитросплетениях истории альтернативного государства Российского.

История меня, против ожиданий, даже увлекла. Хотя бы потому, что вплоть до Ивана Грозного шла почти таким же образом, как у нас, безо всякой пурги. А потом началось интересное.

Прямым текстом в серьёзной книженции было написано следующее, если отбросить еры, яти и перевести на привычный низкий штиль: «Орден спиритуалистов провёл ритуал над телом убиенного цесаревича Димитрия, а тот возьми да и восстань. И попёрло. Собрал магический отряд, порвал примитивную армию в клочья, воцарился. С тех пор гонения на магов прекратились, а стали они, наоборот — первейшими гражданами».

Такого понятия, как Лжедмитрий, не существовало в принципе. Других царей с тех давних пор тоже не было. Димитрий как засел в Москве, так там и сидел. До сих пор. Власть за эти столетия укрепил неимоверно, раскачал магические роды и вообще сделал всё так, что против России-матушки все даже квакнуть лишний раз боялись, не то что чего-нибудь сверх того.

— Так о чём мы? — буркнула злая Танька.

— Про Димона, — напомнил я.

— Про кого⁈

— Ну, Дмитрий. Царь. Ныне император.

— Саша… Вот твоё счастье, что веер поломался. Ну так я сейчас тебе стулом врежу! Ты если такое при гостях ляпнешь, представляешь, что будет⁈

— А если ты при гостях мне стулом врежешь?

Припухла. Ну да, один-один, оба хороши. Но кто-то же должен разговор выруливать на нормальные рельсы.

Я покашлял в кулак и сказал:

— Татьяна, вы не расскажете мне о нашем императоре, о Великом Димитрии?

— Лучше, — оценила Танюха. — Только на приёме такие вопросы, конечно, звучать будут дико.

— Именно потому я вас и спрашиваю заблаговременно.

Танюха приосанилась и принялась вещать:

— Что тут скажешь? Право же, всё общеизвестно. Ещё когда царевич Димитрий был ребёнком, его вероломно убили люди Бориса Годунова. К счастью, о том прознал Орден спиритуалистов, и…

— Это я сам знаю, — перебил я. — Ты мне вот что объясни. Это получается, спиритуалист может любого мертвеца воскресить, да так, что он потом бессмертным будет?

— Нет, конечно! — закатила Танька глаза. — Именно поэтому то, что произошло с царевичем Димитрием, называется чудом!

— Никакое это не чудо! — вмешался Фёдор Игнатьевич, ворвавшись в библиотеку с бутылочкой клея. — Моя дочь не знает элементарных вещей!

— Сам тогда и объясняй! — огрызнулась Танюха и уткнулась в свои приглашения.

Судя по их количеству, вечеруха планируется знатная. Я даже озадачился, куда всех гостей девать будут. Не такой большой дом. Может, в кабак пойдём? Или в этот, как его… в ресторан?

— Есть такое понятие, как «паутина», — забормотал Фёдор Игнатьевич, пытаясь склеить веер над столом. — Нити, незримые для обычного взгляда. Они пронизывают решительно всё. Каждый человек подвешен на одной нити, маг — на двух.

— Маг Ананке — ни на одной не подвешен, — вякнула Танька.

— Не вмешивайся, пожалуйста, в разговор людей, которые старше тебя! — прорычал Игнатьич, и Танюха прикусила язычок. Смекнула, что папка сильно на взводе. — Каждым своим действием маг — или человек — воздействует на различные нити паутины. Но делает это исключительно в тех случаях, когда нужные нити там есть. Это чувство развивается в учении, с практикой. Маг понимает, когда можно, а когда нельзя оказывать воздействие. Так вот, Димитрия убил маг Ананке. Который, как уже заметила Татьяна, не подвешен ни на одной нити, а потому может как рвать существующие нити, так и создавать новые. Это был заговор. Никто другой не смог бы убить Димитрия, ему это и на роду написано не было, и защищали его как-никак. Но заговорщики просчитались. Тут нужно заметить, что у паутины есть память. Спиритуалисты этим воспользовались. Они создали условия для воздействия равновесных сил, и Димитрий не только вернулся из мёртвых, но и обрёл бессмертие.