Молчание. Недоверие в глазах, смешанное с надеждой — опасной, отчаянной надеждой.

Встаю и протягиваю руку. Закрываю глаза на мгновение, чувствую тепло внутри, в центре груди. Тихо зову огонь — не приказываю, не принуждаю, а прошу. Как просят друга о помощи. Мысленно обещаю уважение, предлагаю партнерство.

Над ладонью вспыхивает пламя. Яркое, устойчивое. Танцующее, но не причиняющее боли — кожа едва чувствует тепло, комфортное, приятное.

— Как… — шепчет Лира, вытирая слезы. — У меня всегда… всегда жгло…

— Прошу его прийти, — объясняю, позволяя пламени танцевать над пальцами. — Не заставляю. Огонь приходит добровольно. Потому что я предлагаю уважение. Сотрудничество. Не рабство.

Показываю — пламя послушно описывает круги, вытягивается вверх, опускается, разделяется на две части и снова сливается. Дружелюбное. Игривое, почти. Как живое существо, которое доверяет мне.

— А теперь смотрите.

Мысленно приказываю огню остаться, используя технику Совета — жесткое принуждение, навязывание воли. Пламя сразу становится агрессивным — вспыхивает ярче, жарче, жжет ладонь, пытается вырваться, кусается. Кожа краснеет, появляется боль — знакомая, привычная всем студентам боль.

Отпускаю. Огонь гаснет с злым шипением.

— Видите? — спрашиваю, показывая покрасневшую ладонь. — Принуждение причиняет боль. Не только вам — но и стихии. Просьба дает гармонию. Обоим.

Мира медленно смотрит на свои руки, покрытые старыми ожогами — белые шрамы покрывают пальцы, ладони, поднимаются по запястьям. Прикасается к ним дрожащими пальцами.

— Значит, все эти годы… — голос ломается. — Все эти шрамы… вся эта боль… были ненужными? Мы могли… могли избежать этого?

— Да, — говорю жестко, встречая её взгляд. — Древняя магия была безопасной. Основанной на согласии. Совет уничтожил эти знания. Намеренно. Систематически.

— Зачем? — недоумевает Рован, сжимая кулаки. — Зачем обрекать нас на страдания?

— Чтобы контролировать магов, — отвечаю. — Если маг страдает от своей силы и боится Искажения — он послушен. Он зависим от Совета, от их «правильных» методов, от их «защиты». А кто знает правду… кто может использовать магию без боли и страха…

Не договариваю. Все понимают.

Казнят. Как Элайаса. Быстро. Публично. В назидание другим.

— Он пытался изменить систему, — тихо говорит Даркен, глядя на факельное пламя. — Показать правду. Научить студентов. Погиб за это. Но дело не должно умереть вместе с ним.

— Что предлагаешь? — спрашивает Лира, вытирая последние слезы. В её голосе появляется сталь.

— Продолжить, — отвечает Даркен. — Учить студентов истинной магии. Тайно. Здесь. Показывать им то, что Совет скрывает. Готовить почву для перемен.

— Опасно, — медленно говорит Рован, но в глазах нет сомнения — только расчет. — Если Тенераус узнает…

— Убьет всех, — заканчивает Мира тихо, но твердо. — Без суда. Без вопросов. Как Элайаса. Может, даже хуже. Публично. Медленно.

Тишина тяжелая, давящая. Каждый взвешивает риск. Собственную жизнь против возможности изменений. Страх против надежды.

— Я готов рискнуть, — говорит Рован первым, и голос звучит твердо. — Моя семья пострадала от Искажения. Отец потерял рассудок после того, как пытался призвать воду для засохших полей. Теперь он не узнает собственных детей. Если есть безопасный способ… если можно было избежать этого… — стискивает зубы. — Я должен знать. Должен попробовать.

— И я, — добавляет Лира, поднимая подбородок. — Смотреть, как система убивает хороших людей, и ничего не делать — это тоже смерть. Только медленная. Смерть совести.

Один за другим студенты соглашаются. Не все сразу. Некоторые молчат долго, борясь с собой. Но в конце концов все кивают. Кто-то решительно, кто-то неуверенно, но кивают.

— Хорошо, — говорю я, чувствуя, как напряжение в груди сменяется чем-то другим. Не облегчением — но целью. Направлением. — Начнем. Первый урок — как призывать огонь без боли.

Провожу несколько часов, обучая базовым принципам. Показываю, как чувствовать стихию — не как инструмент, а как живое присутствие. Как обращаться с уважением — находить правильные слова, мысли, эмоции. Как просить вместо принуждения — предлагая партнерство, а не рабство.

У Лиры получается лучше всех — через час она призывает устойчивое пламя, которое танцует над её ладонью, не оставляя следов. Слезы текут по её лицу, но теперь это слезы облегчения, почти радости.

— Невероятно, — шепчет она, не отрывая взгляда от огня. — Впервые магия не болит. Впервые я не боюсь.

Другие тоже прогрессируют. Медленно, спотыкаясь, делая ошибки. Рован слишком напрягается поначалу, по привычке пытаясь контролировать. Мира боится доверять стихии, ожидая удара. Но постепенно, шаг за шагом, они начинают чувствовать разницу. Начинают понимать.

Занимаемся до поздней ночи, пока усталость не становится физически ощутимой — веки тяжелеют, руки дрожат от напряжения, голоса хрипнут.

— Возвращайтесь по очереди, — инструктирует Даркен, снова становясь жестким, организованным. — С разницей в минуты. Разными путями. Никто не должен заметить, что собирались вместе. Ведите себя естественно. Завтра притворяйтесь шокированными казнью, но не больше, чем другие.

Студенты начинают расходиться. Один за другим, через тайные проходы, которые показывает Даркен. Каждый уходит в темноту, и каждый уносит с собой искру — знание, которое может изменить всё.

Наконец остаемся только мы с Даркеном. Тишина в убежище звенит в ушах после часов разговоров.

— Хорошо поработал, — говорит он, и впервые за весь день в его голосе слышится что-то похожее на одобрение. — Быстро поняли основы. У некоторых талант.

— Только начало, — отвечаю устало, опускаясь на стул. Каждая мышца ноет. — Впереди долгий путь. Месяцы. Может, годы.

Собираемся уходить, гасим факелы, когда внезапно раздаются шаги в дальнем коридоре — не там, откуда приходили студенты. Другой вход.

Даркен мгновенно напрягается, выставляя руку защитно. Огонь вспыхивает над его ладонью — готовый к атаке.

Из темноты появляется фигура в сером плаще, двигающаяся медленно, без агрессии. Руки открыты, показывая, что нет оружия.

Селена.

— Не бойтесь, — говорит она, снимая капюшон. Лицо усталое, постаревшее за один день. Шрам на брови кажется глубже. — Не враг. Никогда не была.

— Магистр Селена, — Даркен медленно опускает руку, но настороженность не исчезает. — Как нашли это место?

— Элайас показал давно, — отвечает она, входя в круг света. — Много лет назад. На случай, если с ним что-то случится. Он всегда был готов к худшему. Он знал, что система его убьет. Рано или поздно.

Входит в комнату и садится за стол с тяжелым вздохом. Устало проводит рукой по лицу, и в этом жесте столько горя, что комок подступает к горлу.

— Пыталась его спасти, — говорит тихо, глядя в пустоту. — Остановить казнь. Призвала весь авторитет. Все связи. Но Тенераус слишком силен. Слишком много сторонников в Совете. Они проголосовали за казнь. Я была в меньшинстве.

— Мы видели, — тихо говорю я. — С окна. Вы сделали все возможное. Больше, чем кто-либо.

— Недостаточно, — горько усмехается, и в этой улыбке нет радости — только боль. — Элайас был моим другом. Тридцать лет дружбы. Тридцать лет борьбы за перемены. Теперь он мертв. А я осталась. Один свидетель того, каким может быть Совет.

Поднимает взгляд — острый, проницательный, несмотря на усталость.

— Но его дело не должно умереть. Ты Связующий? Элайас рассказывал о тебе. Говорил, что ты владеешь древней магией. Что ты можешь показать правду.

Колеблюсь, потом киваю. Нет смысла скрывать.

— Да. Владею древней магией. Знаю, как призывать стихии без боли.

— Тогда у нас шанс, — говорит Селена, и в её голосе появляется решимость. — Предлагаю союз. Ты обучаешь студентов здесь, тайно. Я прикрываю в Совете — отвожу подозрения, выигрываю время, создаю отвлекающие маневры. Вместе мы можем подготовить почву для настоящих перемен.