Сердце екнуло. Что он знает? Что подозревает?

— Не понимаю вопроса, — попытался я увильнуть.

— Понимаете, — твердо отрезал он, останавливаясь прямо передо мной. — Прекрасно понимаете. Позвольте сформулировать иначе. Как человек, проживший двадцать с небольшим лет в праздности и разгуле, внезапно обретает знания, которых нет даже у лучших европейских инженеров? Как он знает о химии то, чего не знают профессора Сорбонны? (*мы прекрасно знаем, что с 1791 до 1808 Сорбонна была закрыта, но т. к. это альтернативная история — такой факт имел место быть). Как он применяет медицинские методы, о которых лондонские хирурги только мечтают?

Он сделал паузу, давая словам осесть, остановился сбоку от меня, чуть позади, так что я не мог видеть его лица, не поворачивая головы.

— Либо вы — гений, равного которому не видел мир со времен Леонардо. Либо… ваши знания имеют иной источник. Необъяснимый источник.

Я молчал. Мозг лихорадочно перебирал варианты. Что говорить? Что скрывать? Насколько он информирован?

— Я изучал, — медленно произнес я. — Книги. Трактаты. Беседы с учеными.

— Какие книги, Егор Андреевич? — голос стал чуть насмешливым, он остановился прямо передо мной, но я все равно не мог разглядеть его глаз. — Назовите хотя бы одну. Трактат по пьезоэлектричеству? Учебник по применению эфирного наркоза? Чертежи пневматических двигателей?

Он наклонился вперед, и я снова увидел блеск его глаз в полумраке.

— Таких книг не существует. Но вы действуете так, словно они у вас перед глазами. Словно вы читаете их прямо сейчас, применяя знания, которых быть не может.

Молчание повисло тяжелое, давящее. Я чувствовал, как по спине течет пот, несмотря на холод.

— Я не волшебник, — сказал я наконец. — И не провидец. Просто наблюдательный человек. Экспериментатор.

— Наблюдательный, — эхом повторил он, вернувшись к столу. — Экспериментатор. Который вдруг, после пьяной драки и ссылки в деревню, превращается в технического гения. Удобное совпадение, не правда ли?

Он сел обратно, достал из кармана небольшую записную книжку, полистал.

— Знаете, Егор Андреевич, я много лет занимаюсь… назовем это сбором информации. Изучаю людей. Их мотивы. Их возможности. И я научился распознавать аномалии. Вы — аномалия. Слишком яркая, чтобы ее игнорировать.

Он остановился сбоку от меня, чуть позади, так что я не мог видеть его лица, не поворачивая головы.

— Позвольте я изложу факты, которые мне известны. Факт первый: до весны 1807 года Егор Воронцов — разгульный дворянчик, промотавший состояние и здоровье на кутежах и дуэлях. Ни малейших признаков гениальности.

Он перевернул страницу.

— Факт второй: весна 1807-го. Очередная пьяная драка. Ссылка в деревню Уваровка. И вдруг — преображение. За несколько месяцев он превращает нищую деревню в образцовое хозяйство. Строит теплицы, мельницы, внедряет новые культуры.

Еще страница.

— Факт третий: лето-осень 1807-го. Первые технические новшества. Стеклоделие. Производство древесного угля и поташа. Улучшенные методы обработки металла. Спасение английского врача, которому он демонстрирует методы, неизвестные даже в Лондоне.

Он поднял глаза от книжки.

— Факт четвертый: зима 1807–1808. Механические лампы. Пьезоэлектрические замки. Эфирный наркоз. Операции, которые считались невозможными. И всё это — с легкостью, словно он десятилетиями изучал эти области.

Закрыл блокнот.

— Либо произошло чудо. Либо… Егор Воронцов 1807 года — это не тот же человек, что Егор Воронцов 1806-го. Личность изменилась. Знания появились. Словно кто-то… заменил одного человека другим. Или в него вселился дьявол.

Мороз по коже. Он слишком близко. Слишком, черт возьми, близко к правде.

— Вы говорите ерунду, — попытался я отбиться. — Люди меняются. Я просто… остепенился. Взялся за ум.

— Взялись за ум, — повторил он, вернувшись к столу и взяв со столешницы какой-то предмет. — И вдруг обнаружил в себе знания, которых не имел. Интересное преобразование.

Металлический блеск. Я прищурился. Это был замок от моего штуцера. Пьезоэлектрический модуль.

— А это? — он поднял замок так, чтобы свет свечи отразился в кристалле, наклонился, заглядывая мне в лицо. — Тоже Герон? Или Архимед баловался кристаллами, высекающими молнии?

Сердце пропустило удар. Откуда у него замок? Это новейшая разработка, секретная. Доступ только у мастеров и военных. Значит, у него длинные руки. Очень длинные.

Я увидел его глаза — темные, пронзительные, умные.

— Егор Андреевич, я не ваш враг. Возможно, даже наоборот. Но мне нужна правда. Хотя бы часть правды. Откуда знания? Как вы делаете то, что делаете?

Я молчал, стискивая зубы.

— Это… случайность, — быстро сказал я. — Ювелир. Один тульский ювелир заметил, что некоторые камни при ударе дают искру. Мы просто… попробовали использовать это вместо кремня. Кремень крошится, дает осечки. А этот камень — нет.

— Имя ювелира? — резко спросил он.

— Григорий Семенович, — назвал я реальное имя, зная, что старик ничего не скажет, кроме правды: что он шлифовал камни по моему заказу. — Он старый мастер. Он не знает физики, он просто знает камни.

Незнакомец снова сел. Постучал пальцами по столу, выпрямился.

— Вы очень гладко стелите, Воронцов. Слишком гладко. Случайности, адаптации, старые книги… Вы хотите, чтобы я поверил, что один недоучившийся дворянин в глухой деревне совершил за год больше открытий, чем вся Академия наук за полвека?

— Хорошо, — вздохнул он. — Попробуем иначе. Ваши изобретения. Лампы без огня. Оружие, стреляющее в любую погоду. Наркоз, позволяющий резать живую плоть без боли. Откуда эти идеи?

— Из головы, — буркнул я. — Я думаю. Размышляю. Комбинирую известные принципы.

— Комбинируете, — он усмехнулся. — Какой скромный ответ. А скажите, Егор Андреевич, сколько еще таких «комбинаций» у вас в запасе? Что вы планируете создать дальше? Летающие машины? Самодвижущиеся экипажи? Оружие, способное уничтожить целую армию одним выстрелом?

Последняя фраза прозвучала почти мечтательно, но с холодком.

— Я не понимаю, к чему вы клоните, — сказал я, стараясь держать голос ровным.

— К тому, Егор Андреевич, что ваши знания — это сила. Огромная сила. Сила, способная изменить баланс в Европе. И тот, кто обладает этой силой… обладает будущим.

Он встал, достал из кармана небольшую записную книжку, полистал, потом посмотрел мне в глаза.

— Я представляю интересы определенных… кругов. Кругов, которые высоко ценят прогресс. Которые готовы щедро платить за знания. И я хочу понять — каков источник ваших знаний? Можно ли его… воспроизвести? Передать другим?

Я молчал, пытаясь понять, кто передо мной. Французский шпион? Английский? Или кто-то еще?

— Вы не ответили на мои вопросы, — заметил он спокойно.

— Потому что они безумны, — огрызнулся я. — Вы хотите, чтобы я признался в колдовстве? В том, что я продал душу дьяволу за чертежи?

— Не дьяволу, — мягко возразил он. — Но… откуда вы черпаете знания?

Я похолодел. Он подозревает. Очень близко.

— Что вы имеете в виду? — медленно спросил я.

— Я изучал философию, Егор Андреевич. Читал о неких силах… О возможностях… как бы правильно сказать… заглянуть во времени. Что если человек все же мог бы увидеть то, что будет?

Он говорил это совершенно серьезно, без тени насмешки.

— Это… фантазия, — прохрипел я. — Невозможно.

— Невозможно? — он склонил голову. — Год назад вы бы сказали, что невозможен свет без огня. Что невозможна операция без боли. Что невозможно оружие, стреляющее от удара молоточка по камню. А теперь всё это существует. Благодаря вам.

Пауза.

— Так что же еще «невозможно», Егор Андреевич?

Я сглотнул. Горло пересохло. Нужно было что-то сказать. Что-то, что отведет его от правды, но не вызовет подозрений.

— Даже если бы такое было возможно, — осторожно начал я, — даже если бы человек мог знать будущее… зачем ему рассказывать об этом? Зачем подвергать себя опасности?