Ричард принес нам крепкого чаю с мёдом и пирогами, и мы пили его молча, как солдаты после боя, каждый погруженный в свои мысли.

— Я выделяю вам специальную группу агентов, — сказал Иван Дмитриевич, убирая блокнот во внутренний карман. — Это лучшие мои люди, проверенные в деле. Поручик Соколов возглавит вашу охрану. Они будут работать негласно, но они всегда будут рядом, на расстоянии крика о помощи. Если вы выходите из дома — они сопровождают, незаметно следуя за вами. Если едете на завод — они едут следом или едут впереди, проверяя маршрут. Это не обсуждается, Егор Андреевич.

— Я не собираюсь спорить, — криво усмехнулся я, потирая здоровой рукой ноющую шею, где ещё чувствовались следы от удушения. — После того, как меня везли в мешке, как куль с мукой, а потом чуть не прирезали в лесу, я стал большим ценителем безопасности и осторожности.

Иван Дмитриевич встал, поправил мундир, застегивая пуговицы.

— Это хорошо, что вы понимаете серьезность ситуации без лишних объяснений. Геополитика — жестокая игра, Егор Андреевич. Ваши изобретения могут качнуть чашу весов в грядущей войне с Францией. Пьезоэлектрические замки, которые работают в любую погоду, дают нашим войскам огромное преимущество. Медицинские технологии спасут тысячи солдат от гангрены и инфекций. Механические лампы позволят работать заводам круглосуточно. И наши… западные партнеры… это прекрасно осознали раньше, чем некоторые наши собственные чиновники. Теперь это не просто вопрос вашего личного бизнеса или научных изысканий. Это вопрос выживания Российской империи в надвигающейся буре.

Он направился к выходу, но у двери остановился и обернулся. Взгляд его смягчился, в нём появилось почти отеческое беспокойство.

— Берегите себя, Егор Андреевич. И семью свою берегите. Они — ваше самое уязвимое место, и враг это знает. А я… я сделаю всё, что в моих силах и за пределами их, чтобы эти ублюдки пожалели о том дне, когда решили сунуться в Тулу. Обещаю вам это.

Дверь за ним закрылась мягко, но я слышал, как в коридоре он отдал Захару ещё ряд распоряжений резким, командным тоном. Потом послышались шаги — Захар спускался вниз, к новым охранникам, чтобы расставить их по постам.

Я остался сидеть у камина, слушая, как трещат поленья, как Маша тихо всхлипывает, прижавшись к моему здоровому плечу. Дом превращался в крепость на моих глазах. И в этой крепости мне предстояло не просто жить, пережидая опасность, а работать с удвоенной, утроенной силой. Потому что теперь я точно знал, без всяких сомнений: война уже началась. Просто пока она шла не на полях сражений под грохот пушек, а за чертежными столами, в тёмных переулках и в головах людей, управляющих судьбами государств.

Маша подняла заплаканное лицо:

— Егор… а мы? Я и Сашенька? Мы тоже в опасности?

Я притянул её ближе, целуя в макушку.

— Иван Дмитриевич позаботится о нашей безопасности. Ты слышала — охрана будет круглосуточная. Но я прошу тебя, Машенька, на время откажись от выездов. Не покидай дом без крайней необходимости. Не принимай гостей, которых мы не знаем. Не доверяй незнакомцам.

Она кивнула, вытирая слезы платком.

— Я понимаю. Я буду осторожна.

Захар вернулся через полчаса, докладывая:

— Барин, я выставил людей на всех входах. Макар и Алексей патрулируют периметр двора по очереди. Никифор у задней калитки. Все при оружии. Ещё четверых нанял из моих старых товарищей — придут к рассвету, сейчас заканчивают свои дела и собирают пожитки. Все проверенные, надёжные мужики.

— Хорошо, — кивнул я. — Но помни, что люди Ивана Дмитриевича — это отдельная структура. Вы будете координировать действия, но не мешать друг другу.

— Понял, барин, — Захар козырнул. — Поручик Соколов уже заходил, мы с ним договорились о системе сигналов и точках связи.

Ричард, который всё это время молча слушал, наконец подал голос:

— Егор Андреевич, вам нужен отдых. Серьёзный отдых. Рана заживёт, если вы дадите организму восстановиться. Но если будете суетиться, переживать, напрягаться — может начаться воспаление, и тогда мои усилия пойдут прахом.

— Я отдохну, — пообещал я, хотя знал, что это будет непросто. Мысли роились в голове, не давая покоя. — Но хотя бы несколько часов в день мне нужно работать. Координировать дела на заводе, давать указания мастерам.

— Тогда делайте это отсюда, из дома, — настойчиво сказал Ричард. — Пусть Николай Фёдоров приезжает с докладами. Пусть мастера приходят с вопросами. Но вы — сидите здесь, в кресле, и не вставайте без нужды.

Я кивнул, соглашаясь. Спорить с врачом было себе дороже.

Маша помогла мне подняться, и мы медленно, осторожно поднялись по лестнице в спальню. Каждая ступенька отзывалась болью, но я стиснул зубы и дошёл сам, не желая показывать слабость.

В спальне, в колыбели у окна, мирно посапывал Сашка. Маша подошла, поправила одеяльце, и я увидел, как дрожат её руки.

— Принеси его сюда, — попросил я. — Хочу подержать.

Она осторожно подняла сонного сына и перенесла ко мне. Я взял его на руки — здоровой рукой, прижимая к груди. Маленький, тёплый, беззащитный. Мой сын, моя кровь, моё будущее.

Он приоткрыл глазки, посмотрел на меня мутным младенческим взглядом, потом снова закрыл их, довольно причмокивая во сне.

— Я защищу вас, — прошептал я, глядя на его спящее личико. — Обоих. Что бы ни случилось, кто бы ни пришёл — я встану между вами и любой опасностью. Обещаю.

Маша обняла нас обоих, и мы стояли так несколько минут — маленький остров покоя в бушующем море опасностей.

Следующие дни слились в странную, напряжённую рутину. Дом превратился в настоящую крепость — не метафорически, а буквально. Захар и четверо его товарищей патрулировали периметр круглосуточно.

Поручик Соколов со своими агентами организовал скрытое наблюдение за окрестностями. Я не видел их, но знал, что они там — в тени подворотен, под видом торговцев на рынке, в толпе богомольцев у церкви. Каждый, кто приближался к дому, попадал под пристальный взгляд, фиксировался, анализировался.

Иван Дмитриевич приезжал дважды в день с докладами. Его люди взяли под контроль тех самых наблюдателей, что торчали напротив моего дома. Выяснили, что они сменяются каждые шесть часов, получают инструкции через мальчишку-посыльного, который относит записки в трактир «Золотой петух» на Ямской улице. Цепочку начали аккуратно раскручивать дальше, не спугнув заказчика.

— Мы установили, что связной встречается в трактире с мужчиной средних лет, — докладывал Иван Дмитриевич, разворачивая на столе план города с отмеченными точками. — Хозяин описывает его как «господина в сером плаще». Акцент иностранный, но говорит свободно. Платит серебром, щедро, но не демонстративно. Приходит в разное время, всегда один, садится в дальний угол.

— Это он? «Француз»? — я наклонился над планом, игнорируя протест раненого плеча.

— Возможно, — осторожно ответил Иван Дмитриевич. — Описание частично совпадает с вашим. Но я не хочу спешить и спугнуть добычу раньше времени. Если схватим его сейчас — потеряем остальную сеть, всех его агентов и связных. Мне нужны все, Егор Андреевич. Каждый агент, каждый информатор, каждое звено. Только так мы сможем гарантировать, что угроза устранена полностью.

Я кивнул, понимая логику, хотя каждая клеточка тела жаждала немедленной мести.

— Сколько времени вам нужно?

— Неделя, может быть, две, — Иван Дмитриевич свернул план. — Я хочу установить полную картину: кто ещё с ним связан, куда он ходит, где живёт, с кем встречается. Нужно проследить деньги — откуда они, через какие руки идут. А потом накроем всех разом, за одну ночь.

Завод тоже усилили до состояния военного лагеря. Генерал Давыдов, узнав о покушении на меня, лично выставил военный караул из гвардейского батальона. Теперь на территории постоянно дежурили солдаты с ружьями наготове, а все входы и выходы контролировались с педантичностью, достойной крепости в осадном положении. Каждый мастер, каждый рабочий проходил проверку при входе — документы, обыск, допрос у вахтёра. Незнакомцев не пропускали вовсе.