— Ты посмотри на них, — бурчала она, укрепляя доску. — Эти курицы жили хуже, чем мы в девяностые.

— Зато выживали, — заметила Наташа, сортируя зёрна.

— А мы теперь сделаем им санаторий, — фыркнула Шура.

Наташа спустилась в подвал ещё раз. Картофель она аккуратно разложила, пересыпала золой — старый, проверенный способ. Рассаду прикрыла тканью, оставив воздух.

— Подвал — это наше всё, — пробормотала она. — Пусть думают, что это просто хлам.

Когда она поднялась, Шура сидела на ступеньках и чистила нож.

— Знаешь, что меня больше всего радует? — спросила она, не поднимая глаз.

— Что? — отозвалась Наташа.

— Что мы больше никуда не спешим, — сказала Шура. — Никто не орёт: «сроки», «отчёт», «возраст». Мы… вовремя.

Наташа задумалась.

— Да, — сказала она наконец. — И это самый редкий ресурс.

Вечером они снова готовили сами. Управляющая лишь наблюдала, а потом неожиданно сказала:

— Завтра… я приведу ещё людей. Помогут с расчисткой.

Шура посмотрела на Наташу, Наташа — на Шуру. Обе поняли: процесс пошёл.

Когда дом погрузился в темноту, Наташа подошла к окну. Луна освещала двор, землю, козу, которая теперь казалась не проблемой, а перспективой.

— Мы справимся, — тихо сказала она, больше себе, чем кому-то ещё.

Шура подошла и встала рядом.

— Конечно, — ответила она. — Мы же не зря сюда упали. Даже если не знаем пока — зачем.

За окном тянулась чужая, суровая, но живая земля. И Наташа вдруг ясно поняла: они больше не гости. Они — начало.

И это начало обещало быть очень долгим.

Глава 4

Утро выдалось солнечным — тем редким, спокойным солнцем, которое не жжёт, а будто осторожно проверяет землю: ну что, живы ещё?

Наташа проснулась первой. Не потому, что выспалась — просто тело теперь само выбирало ритм, без будильников и ноющей усталости. Она лежала несколько мгновений, глядя в потолок, и ловила себя на странном ощущении: мыслей было много, но ни одна не давила. Всё складывалось в порядок.

Дом уже не казался чужим.

Он всё ещё был старым, кривоватым, с трещинами в камне и скрипучими балками, но теперь Наташа видела в нём не разруху, а задачу. А задачи она любила.

Она тихо поднялась, накинула рубаху, затянула пояс и вышла во двор.

Утро пахло влажной землёй, дымом и травой. Где-то в стороне раздавались голоса — деревня просыпалась. Куры лениво копались у курятника, коза жевала, привязанная к новому колышку, и при виде Наташи подняла голову с выражением опытного животного: ты тут главная, я поняла.

— Доброе утро, — сказала Наташа почти машинально.

Коза фыркнула.

— Вот и договорились, — хмыкнула Наташа.

Она обошла двор медленно, внимательно. Отметила места, где солнце держится дольше. Где тень. Где почва рыхлее. Где придётся поработать ломом, а где достаточно тяпки. В голове уже выстраивалась схема — не абстрактная, а живая: что здесь, что там, что не сейчас, а позже.

Из дома раздался шум — характерный, с металлическим звоном и раздражённым бормотанием.

— Я ЭТО не надену! — раздался голос Шуры.

Наташа улыбнулась.

Через минуту Шура вышла во двор, держа в руках «приличное платье» и глядя на него, как на личного врага.

— Скажи мне, — начала она, размахивая тканью, — вот это вот… это что? Это попытка человека доказать, что у него нет ног?

— Это попытка общества контролировать женщин, — спокойно ответила Наташа. — Через дискомфорт.

— Я так и знала, — мрачно сказала Шура. — В следующей жизни я рожусь мужчиной. И всё равно буду за равноправие.

Она всё-таки натянула платье, но сразу задрала подол, закатала рукава и буркнула:

— Если кто-то скажет, что это «неприлично», я объясню, что приличие — это когда ты можешь работать, а не падать в обморок от жары.

Управляющая появилась в дверях, как по заказу. Окинула Шуру взглядом — от закатанных рукавов до подола — и явно приготовилась сказать что-то едкое. Но остановилась.

— Люди скоро придут, — вместо этого сказала она. — Те, что обещали помочь.

— Отлично, — кивнула Наташа. — Пусть начинают с изгороди и дальнего участка.

Управляющая прищурилась.

— Вы уверены?

— Абсолютно, — спокойно ответила Наташа. — Там земля хорошая. Просто заброшена.

Управляющая посмотрела на неё внимательно. Уже не с недоверием — с осторожным интересом.

— Откуда вы знаете?

Наташа улыбнулась очень мягко.

— Я чувствую.

Это было правдой. Просто не всей.

К полудню двор ожил. Пришли трое мужчин и две женщины — простые, крепкие, с загорелыми руками и внимательными глазами. Они поглядывали на дом, на Шуру, на Наташу — с любопытством, но без насмешки. Слухи уже ходили.

— Это они? — шепнула одна из женщин другой.

— Те самые, — ответила та. — Которые сами работают.

Шура услышала. Усмехнулась.

— Слышишь, Наташ? Мы уже легенда.

— Пока местная, — ответила Наташа. — Но всё начинается с малого.

Работа закипела.

Шура взяла на себя тяжёлое: забор, навес, расчистку хлева. Работала молча, сосредоточенно, и люди быстро подстроились под её темп. Кто-то попробовал было командовать — получил взгляд, от которого слова застряли в горле, и понял, что лучше делать, чем говорить.

Наташа тем временем занялась землёй. Она показывала, где копать, где не трогать, где оставить траву. Объясняла просто, без лишних слов. Люди слушали — потому что видели результат.

— Тут потом посадим, — говорила она, втыкая палку в землю. — А здесь — не сейчас. Земле надо отдохнуть.

— А что сажать? — осторожно спросил один из мужчин.

Наташа посмотрела на него и улыбнулась.