— Нервничаю, — честно ответила она. — Просто не показываю.

Уголок его рта дрогнул.

— У вас необычная манера говорить.

— У меня необычная жизнь, — ответила Наташа.

Он замолчал, будто решаясь.

— Я видел, как люди вас слушают, — сказал он наконец. — Не из страха. Это редкость.

Наташа подняла бровь.

— Это комплимент или предупреждение?

— И то, и другое, — признал он. — Сеньор не любит редкости рядом.

— Тогда пусть привыкнет, — сказала Наташа.

Посланник посмотрел на неё долгим взглядом.

— Сеньор не привыкать умеет. Он умеет ломать.

— Ломать проще, чем строить, — ответила Наташа. — Но строить выгоднее.

Он кивнул, будто признал точность.

— Я скажу ему, что вы не уступите.

— Скажите, — сказала Наташа. — И ещё скажите: если он хочет выгоды — мы договоримся. Если он хочет власти — он потратит слишком много.

Посланник чуть наклонил голову и ушёл.

Шура подошла ближе, присвистнула тихо:

— Ну ты и дала.

— Я дала ему выбор, — спокойно ответила Наташа. — Пусть несёт.

Вечером Наташа сидела у очага и считала — не на бумаге, а в голове. Сколько у них есть товара, что можно быстро превратить в деньги, что трогать нельзя. Где риск. Где выгодно. Где опасно.

Гийом вошёл, сел рядом, молча. Его присутствие было как рука на спине — не видишь, но держит.

— Ты устала, — сказал он.

— Да, — ответила Наташа.

— Я могу забрать у тебя часть, — предложил он.

Она повернулась к нему.

— Нельзя забрать. Можно разделить.

Он кивнул.

— Тогда разделим.

Он наклонился, поцеловал её не жёстко, не требовательно — просто так, что внутри у неё на секунду перестало звенеть напряжение. Тепло разлилось по груди, по горлу, по губам.

Наташа отстранилась на вдохе и усмехнулась:

— Хорошо умеешь «разделять».

— Это тоже работа, — ответил он спокойно.

— Угу, — фыркнула она. — Самая приятная из всех.

Он улыбнулся — уже открыто. Редко, но метко.

— Я не буду обещать, что завтра станет легче, — сказал он.

— Не надо, — ответила Наташа. — Просто будь рядом, когда станет тяжелее.

Он притянул её ближе, и она позволила себе на минуту расслабиться. Не исчезнуть из мира. Не спрятаться. А просто — вдохнуть в чужое тепло.

И в эту минуту Наташа поняла: они выдержат. Не потому, что судьба добрая. А потому, что они научились держать удар не по одиночке, а вместе.

Глава 17.

Утро началось с чужого запаха.

Не дыма, не каши, не мокрой земли — чужого конского пота, кожаной сбруи и дорожной пыли, которая всегда приносит с собой новости. Наташа уловила это ещё до того, как услышала стук у ворот. И по тому, как собаки не лаяли яростно, а настороженно молчали, она поняла: приехали не разбойники. Приехали люди, которые считают себя вправе требовать.

Шура вышла из дома, подтягивая пояс на платье, и сразу сплюнула в сторону — жест, который у неё заменял молитву.

— Ну всё, — сказала она. — Прибыло начальство. Или те, кто себя таким считает.

Гийом появился рядом молча. Без плаща, но с ремнём и ножом на поясе, и Наташа заметила: сегодня он не играет в «мы просто соседи». Сегодня он выглядит так, как должен выглядеть человек, который отвечает за безопасность — спокойно, собранно, без лишних эмоций.

К воротам подъехали четверо. Два всадника в добротной одежде, один постарше — с тяжёлым взглядом и привычкой не спрашивать, а утверждать. Второй — моложе, с тонкими пальцами и слишком чистыми манжетами: такие руки чаще держат перо, чем лопату. С ними — вооружённый слуга и мальчишка-возчик, который держался за поводья, как за спасение.

Старший спешился не торопясь, оглядел двор так, будто уже мысленно поставил на нём печать.

— Хозяйка? — спросил он, хотя по глазам было видно: он уже решил, кто здесь хозяйка.

Наташа сделала шаг вперёд.

— Я, — сказала она. — Вы кто?

Он чуть улыбнулся.

— Я — мэтр Бертран. Управляющий делами сеньора де Лаваля на этих землях.

Шура рядом тихо прошептала:

— О, «мэтр». Это значит, сейчас будут вежливые угрозы.

Бертран сделал вид, что не услышал, хотя услышал прекрасно.

— Я приехал не с угрозами, — сказал он ровно. — Я приехал с решением.

Наташа не моргнула.

— Решение принято без меня? — уточнила она.

— Решения такого уровня не требуют согласия, — мягко сказал Бертран. — Они требуют исполнения.

Гийом чуть сдвинулся, становясь ближе. Наташа поймала это боковым зрением и внутренне отметила: правильно.

— Тогда говорите, что вы хотите, — сказала она. — И сразу — цену.

Бертран поднял брови.

— Вы прямолинейны. Не по-женски.

Шура фыркнула так громко, что молодой с чистыми манжетами нервно дёрнулся.

— «Не по-женски» — это у вас в голове, мэтр, — сказала Шура. — У нас тут всё по-человечески.

Бертран задержал на ней взгляд, потом снова обратился к Наташе:

— Сеньор согласен на фиксированный налог. Деньгами. Как вы и предлагали.

Наташа не показала облегчения. Она знала: если согласились быстро — значит, внутри уже приготовили другой крючок.

— Отлично, — сказала она. — Сумму?

Молодой с манжетами достал свёрнутый пергамент, развернул и начал читать. Цифры прозвучали как удар.

Шура присвистнула.

— Это не налог. Это попытка разорить.

Бертран спокойно пожал плечами.