— Я видел, как вы работаете. И как люди за вами идут. Это не случайность.

Шура не выдержала:

— Вы нам сейчас комплименты раздаёте или предупреждаете?

Гийом повернулся к ней.

— И то, и другое.

Он снова посмотрел на Наташу, и между ними повисла пауза — не неловкая, а напряжённая, насыщенная смыслом. В ней было многое: осторожность, интерес, возможность.

— Вам будет непросто, — сказал он тише. — Женщинам здесь всегда непросто. А вам — вдвойне.

— Мы не привыкли к простому, — спокойно ответила Наташа.

Он кивнул. И вдруг, почти неожиданно, добавил:

— Если понадобится помощь… не как союзнику, а как человеку — вы можете рассчитывать на меня.

Шура приподняла бровь, но промолчала.

Когда Гийом ушёл, она повернулась к Наташе с прищуром:

— Так-так. Это уже не политика.

— Это предложение не мешать, — ответила Наташа. — И вовремя подставить плечо.

— Ага. Плечо. Очень удобное место, — хмыкнула Шура. — Особенно если прижмёт.

Чуть позже, уже в сумерках, появился Этьен.

Он пришёл не во двор, а к саду, будто специально выбрал место, где пахло розами. В его руках был маленький свёрток.

— Я подумал, — сказал он, разворачивая ткань, — что вам это пригодится.

Внутри оказалась тонкая металлическая сетка и небольшой медный змеевик — примитивный, грубый, но узнаваемый. Наташа замерла.

— Это… — начала она.

— Да, — спокойно ответил Этьен. — Для перегонки. Не идеал, но лучше, чем ничего.

Шура присвистнула:

— Ну всё. Ты теперь наш любимчик.

Этьен улыбнулся.

— Я предпочитаю быть полезным.

Наташа подняла на него взгляд.

— Вы понимаете, что делаете?

— Прекрасно, — ответил он. — Я вкладываюсь в начало. Самые выгодные вложения — те, что начинаются раньше всех.

— И самые рискованные, — заметила Наташа.

— Я люблю риск, — мягко сказал Этьен. — Особенно, когда он пахнет розами.

Шура кашлянула нарочито громко.

— Ладно, романтики. Давайте без томных взглядов. У нас тут ужин, между прочим, на огне.

Этьен рассмеялся и отступил на шаг.

— Я не тороплюсь, — сказал он. — Время, как я вижу, теперь работает на вас.

Когда он ушёл, Наташа долго стояла у роз, держа в руках змеевик. В голове уже выстраивались цепочки: лепестки — настой — перегонка — масло — флаконы — рынок. Это был не сон и не фантазия. Это было производство. А значит — власть и независимость.

— Ну что, — сказала Шура, подходя ближе. — Один с мечом, другой с деньгами. Прямо классика жанра.

— И оба смотрят не туда, куда думают, — тихо ответила Наташа.

— В смысле?

— Они смотрят на результат. А мы — на процесс.

Шура усмехнулась.

— Вот за это я тебя и люблю.

Ночь опустилась мягко. В доме зажгли свет. Люди расходились, унося с собой запах роз, дыма и новой надежды.

И если раньше Наташа думала, что их главное богатство — молодые тела и знания будущего, то теперь понимала:

их настоящее богатство — умение выбирать, с кем идти дальше.

А дальше путь обещал быть длинным.

Глава 10.

Утро началось с воды.

Не с дождя — дождь здесь был привычен, как чужие взгляды, — а с вопроса, который Наташа задала себе, едва открыла глаза: сколько ещё мы сможем таскать её ведрами, прежде чем это станет глупостью?

В прошлой жизни она бы открыла кран. Здесь же вода была отдельной дисциплиной: донеси, не расплескай, прикрой, чтобы не засорили, отлей для готовки, оставь для стирки, спрячь на ночь. И чем больше вокруг них собиралось людей, тем яснее становилось: если они хотят строить не выживание, а систему — воду нужно приручить.

Она вышла во двор, вдохнула холодный воздух и посмотрела на бочки у стены. Уже две были почти пустые — за вчерашний день ушло много. Люди помогали, да, но привычка «взять, потому что стоит» в этом времени была сильнее любой морали.

Шура появилась, кутаясь в шерсть, и по выражению её лица Наташа поняла: ночь была короткая.

— Я всю ночь слышала, как кто-то шёл, — сказала Шура хрипло. — Или мне уже мерещится?

— Не мерещится, — ответила Наташа. — У нас теперь модно ходить вокруг. Проверяют.

— Отлично. Значит, пора делать так, чтобы ходить было неудобно.

Шура оглядела двор и ткнула пальцем в сторону старого рва, который когда-то, видимо, служил для стока воды с участка, но теперь зарос и превратился в грязную канаву.

— Вот это, — сказала она, — надо чистить. И углублять. И выводить подальше. Потому что если у нас будет дождь посерьёзнее, наш двор превратится в болото, а болото — это болезни, комары и скучные похороны.

Наташа кивнула. Это было не «женское хозяйство». Это была инженерия на выживание.

— Сегодня начнём, — сказала она.

К полудню во двор пришли люди — не просители, не любопытные. Рабочие. Те, кто уже понял, что тут можно не только получить миску похлёбки, но и научиться чему-то, что потом кормит.

И вместе с ними пришёл Гийом.

Он был в простом, но чистом, без лишних деталей, и на плече у него висел плащ — мокрый от тумана. Он осмотрел двор быстро, как человек, который прикидывает не красоту, а уязвимости.

— У вас нет сторожевой линии, — сказал он сразу.

Шура, стоявшая рядом с лопатой, усмехнулась.

— У нас есть я.

Гийом посмотрел на неё.

— Это хорошо. Но одного человека всегда можно усыпить. Или отвлечь.

— Меня? — Шура приподняла бровь. — Усыпить можно только, если ударить по голове мешком золота.