— Это слово означает: если кто-то полезет к вам, полезет и ко мне.

Шура подняла брови.

— То есть вы предлагаете нам семейный подряд по мордобою?

Гийом не улыбнулся, но в уголке губ мелькнуло почти незаметное.

— Я предлагаю союз. И честность.

Наташа оценила именно это: он не кружил вокруг, не пытался понравиться, не обволакивал сладкими речами. Он говорил так, как говорят люди, привыкшие решать вопросы кровью и порядком.

— Сколько людей вы готовы поставить рядом? — спросила она.

— Двух — постоянно, — ответил он. — И ещё двоих — по первому сигналу.

— Мы не крепость, — заметила Наташа.

— Пока, — коротко сказал он. — Но вы строите центр. А центр притягивает.

Шура тихо, чтобы слышала только Наташа, прошептала:

— Нравится мне этот. Скучный, зато надёжный. Как хороший замок на двери.

Наташа не ответила, но взгляд на Гийома задержала чуть дольше, чем требовала вежливость. И поймала его ответный взгляд — спокойный, прямой, без липкости. В этом взгляде было что-то ещё: не только расчёт и долг, но и внимание мужчины к женщине, которая держит себя как равная.

Почти сразу после Гийома появился Этьен де Монреаль.

Он вошёл так, будто двор — часть его маршрута, а не чужая территория. Тёмный плащ, аккуратные руки, запах вина и дорогого мыла (да, именно мыла — Наташа отличала): он был человеком, который умеет создать впечатление чистоты в грязном мире. И, что хуже всего, он это делал не напоказ, а как привычку.

— Мадам, — произнёс он мягко, окинув взглядом розы. — Вы уже начали собирать лепестки?

Наташа кивнула.

— Начали.

— Прекрасно, — улыбнулся Этьен. — Тогда я пришёл не с пустыми руками.

Он дал знак своему слуге, и тот вынес свёрток. Ткань развернули — и Наташа увидела стекло. Не много, но настоящее: несколько маленьких бутылочек и две узкие колбы. В этом времени стекло стоило дорого и было редкостью. Оно означало не просто посуду — оно означало возможность.

Шура присвистнула.

— Ого. А у вас, я смотрю, не только язык подвешен, но и склады открываются по щелчку.

Этьен улыбнулся ей почти ласково.

— Я люблю, когда талант получает инструмент.

— А вы любите получать процент, — отрезала Шура.

Этьен развёл руками:

— Я люблю справедливость.

Наташа взяла одну бутылочку, посмотрела на свет, на толщину стекла, на форму горлышка. И почувствовала тот самый профессиональный азарт — как в прошлой жизни, когда в руках оказывался ключ к новой цепочке поставок.

— Хорошо, — сказала она спокойно. — Тогда мы садимся и считаем.

Этьен наклонил голову:

— Я знал, что вы так скажете.

Шура, проходя мимо, буркнула:

— Он мне не нравится.

Наташа тихо ответила:

— Он и не должен нравиться. Он должен быть полезен.

Шура бросила на неё взгляд, в котором было и смешное, и серьёзное:

— Ты только не забудь, что полезные мужчины иногда думают, что полезные женщины — это их имущество.

Наташа улыбнулась — спокойно, но холодно:

— Пусть попробует.

Так они и вошли в новый уровень жизни:

у них появились не только грядки и работники, но и союзники, партнёры, переговоры — и впервые по-настоящему запахло не только розой, но и властью.

И Наташа знала: если сегодня они научатся держать этот запах, завтра он станет их оружием.

К вечеру двор изменился так, что Наташа сама поймала себя на странном ощущении — будто она смотрит не на случайно доставшийся участок земли, а на начало усадьбы. Не замка, нет. Замки строят для войны. А это место начинало жить для людей.

Под навесом аккуратно сложили дрова. У стены появились бочки с водой — закрытые, подписанные углём, чтобы никто не перепутал питьевую и ту, что для стирки. Шура настояла:

— Заболеют — лечить будем мы. Значит, и порядок наш.

Люди бурчали, но делали.

Наташа обошла сад ещё раз. Розы держались. Не все, конечно — две чахли, одна явно не приживётся, но остальные уже расправляли листья, и это было главное. В этом времени земля не прощала ошибок, зато щедро платила за уважение. Она присела на корточки, поправила слой соломы у корней, и пальцы автоматически проверили влажность почвы.

— Ты сейчас выглядишь как ведьма, — раздался голос Шуры. — Такая… добрая, но если что — проклянёшь.

— Ведьмы здесь долго не живут, — не поднимая головы ответила Наташа. — А хозяйки — да.

Шура хмыкнула и присела рядом, вытягивая ноги.

— Слушай, — сказала она уже тише. — Ты заметила, как на тебя Гийом смотрит?

Наташа не сразу ответила.

— Как? — спокойно спросила она.

— Не как на женщину, — пожала плечами Шура. — И не как на добычу. Как на… союзника. И это, между прочим, редкость.

Наташа наконец подняла голову.

— Он военный. У них всё просто: либо ты надёжен, либо нет.

— А ты, значит, надёжная, — ухмыльнулась Шура. — Поздравляю.

Наташа усмехнулась, но внутри отозвалось тёплым, почти забытым ощущением. В прошлой жизни на неё смотрели иначе: с интересом, с расчётом, иногда с желанием. Но уважение — оно появлялось редко. И ценилось выше всего.

Со стороны дома послышались шаги. Гийом вернулся — без сопровождения, без шума. Он остановился чуть в стороне, давая понять, что не вторгается.

— Я хотел сказать ещё кое-что, — произнёс он, когда Наташа подошла.

Шура сделала вид, что занята ведром, но осталась неподалёку.

— Слушаю, — ответила Наташа.

— Я служу не только своему сюзерену, — сказал Гийом. — Я служу этой земле. И людям на ней. Если вы здесь закрепитесь… многое изменится.

— Вы говорите так, будто это уже решено, — заметила Наташа.

Он посмотрел прямо.