Наташа тихо кашлянула, скрывая улыбку.
— Он прав, — сказала она. — Нам нужны правила и порядок.
Гийом кивнул и подошёл ближе.
— Я поставлю двух людей на ночь, — сказал он. — Они будут ходить кругами. Не сидеть. Ходить. Пусть те, кто проверяет, не знают, где вы.
Шура кивнула.
— Ходить — это правильно. Сидячих тут любят подкрадываться.
Наташа посмотрела на Гийома.
— А вы… почему реально помогаете? — спросила она, как бы между делом.
Он задержал взгляд на ней, и в этом взгляде было что-то очень простое и очень честное.
— Потому что вы делаете дело, — сказал он. — А я устал от пустых людей.
Шура чуть отвернулась, будто ей внезапно стало интересно небо.
Наташа почувствовала, как внутри откликнулось. Не романтикой, нет. Тем самым редким чувством, когда рядом появляется мужчина, который не пытается взять сразу, а просто стоит рядом и держит линию.
В это время со стороны сада появился Этьен.
Он пришёл тихо, как всегда. На нём была аккуратная одежда, и даже грязь под ногами будто не липла к нему. Он оглядел двор, заметил лопаты, канаву, людей.
— Вы строите… дренаж? — спросил он, будто это удивило его больше, чем розы.
— Мы строим жизнь, — спокойно ответила Наташа. — Вода должна уходить туда, куда мы скажем. А не туда, куда ей хочется.
Этьен улыбнулся.
— Я видел подобное… в монастырских хозяйствах. Там умели считать воду. Но редко кто умеет считать воду и деньги одновременно.
Шура фыркнула.
— А вы умеете считать всё, что движется, да?
Этьен посмотрел на неё почти с восхищением.
— Вы беспощадны, мадам.
— Я просто старая, — отрезала Шура. — И терпение у меня кончилось лет десять назад.
Наташа тем временем уже распределяла людей: кто чистит канаву, кто таскает камни, кто укрепляет края, кто делает простейшие желоба из досок и коры. Это было грубо, неидеально, но работало.
И с каждой минутой она всё яснее понимала: сейчас они делают не «удобство». Они делают то, что отличает устойчивое хозяйство от случайной жизни — инфраструктуру.
Когда солнце начало клониться, канаву очистили наполовину. Вода, собравшаяся от ночной росы и вчерашнего дождя, потекла тонкой струйкой туда, куда Наташа указала.
Она смотрела на это и улыбалась.
— Видишь? — тихо сказала она Шуре. — Уже лучше.
Шура присела на край бревна, вытирая лоб рукавом.
— Да. Теперь осталось приручить людей. С водой мы хоть договоримся.
Гийом подошёл ближе, посмотрел на поток.
— Вы быстрые, — сказал он. — И упрямые.
Наташа подняла на него глаза.
— Это комплимент?
— Это факт, — ответил он.
И вдруг, очень коротко, он коснулся её руки — не хватая, не задерживая, просто как человек, который проверяет: ты здесь, ты живая, ты рядом.
Это было настолько неожиданно, что Наташа на секунду застыла.
Шура сделала вид, что занята сапогом.
Этьен стоял чуть дальше и смотрел — и Наташа почувствовала, что этот взгляд другой: не тёплый, не прямой. Оценивающий. Как будто он отмечает, как меняется расклад.
Так в их мире началась новая игра:
не только за землю и розы,
но и за то, кто станет частью их жизни по-настоящему.
Вечером запах земли стал тяжелее — не от дождя, а от работы. Влажная глина, разрытая лопатами, пахла так, будто у неё есть собственная память, и каждое движение человека вытаскивает её наружу. Наташа стояла у края канавы и смотрела, как вода — тонкая струйка — наконец уходит туда, куда её направили. Не идеальный поток, не чудо. Но подчинение стихии пусть в мелочи — уже победа.
— На это можно медаль выдавать, — пробормотала Шура, протирая руки соломой. — «За укрощение грязи первой степени».
— С серебряной лопатой, — отозвалась Наташа.
Шура прыснула.
— Слушай, я реально не понимаю, как мы раньше жили без этого чувства… когда ты что-то сделал — и оно осталось.
Наташа кивнула. В этом времени, где всё ломалось быстрее, чем строилось, даже маленький результат был как глоток воздуха.
Люди расходились не сразу. Кто-то ещё укреплял края канавы камнями, кто-то таскал доски. Наташа заметила, что двое мужчин — те, что пришли «поучиться» — задержались и украдкой поглядывали на бочки с водой.
— Шур, — тихо сказала она. — Видишь?
— Угу, — так же тихо ответила Шура. — Сейчас будет «мы просто хотели взять немного».
— Значит, сейчас будут правила.
Наташа подошла к бочкам и громко, так, чтобы слышали все, сказала:
— Вода из этих бочек — для дома и для тех, кто работает. Берёте без спроса — уходите. Сразу.
Тишина получилась плотная, как комок теста. Люди переглянулись. В этом мире власть часто держалась на крике или страхе, а Наташа говорила спокойно — и от этого её слова звучали ещё жёстче.
Один из мужчин кашлянул.
— Мы… не брали, хозяйка.
— Отлично, — кивнула Наташа. — Тогда мы друг друга поняли.
Шура, стоявшая рядом, добавила с притворной лаской:
— А кто не понял — тому объясню я. Очень наглядно. И с примерами.
Слуга хмыкнул так, будто это было самое справедливое решение на свете.
Когда двор наконец опустел, остались только они, да патруль, который Гийом поставил «рядом, но не внутри». Двое мужчин ходили кругами по краю участка, не задерживаясь на одном месте. Тени двигались плавно, как маятник.
Наташа вышла к калитке и остановилась рядом с Гийомом. Он стоял там, у самой границы света, будто хотел быть рядом и не мешать.
— Спасибо, — сказала она.
Он повернул голову.
— За что?
— За то, что вы сделали это правильно, — ответила Наташа. — Не пришли командовать. Не залезли в дом. Просто закрыли внешнюю линию.
