— Сначала то, что кормит. Потом то, что радует.

— А это… — он замялся. — Это вы сами знаете?

— Да, — ответила Наташа. — Я знаю.

В подвал она спускалась несколько раз, проверяя рассаду. Шура поймала её на лестнице.

— Ты там с ними разговариваешь, как с детьми, — заметила она.

— Потому что они и есть дети, — спокойно ответила Наташа. — Просто выросшие.

Шура хмыкнула.

— А я, значит, злая тётка?

— Ты — гарантия безопасности, — улыбнулась Наташа. — Без тебя нас давно бы уже «поставили на место».

— Люблю быть гарантией, — довольна сказала Шура.

К вечеру двор изменился. Не идеально — но ощутимо. Люди устали, но уходили с каким-то странным выражением на лицах, будто сделали не просто работу, а вложились во что-то своё.

Управляющая стояла у крыльца и смотрела на всё это молча.

— Завтра, — наконец сказала она, — придёт ещё народ. Соседи. Хотят посмотреть.

— Пусть приходят, — кивнула Наташа. — Только без толпы.

— Вы боитесь? — неожиданно спросила управляющая.

Шура повернулась к ней резко.

— Мы не боимся, — сказала она. — Мы выбираем.

Управляющая посмотрела на неё долгим взглядом. Потом кивнула.

Вечером, когда все разошлись, Наташа и Шура сидели на ступеньках крыльца. Ноги гудели, руки были в земле, но внутри было спокойно.

— Знаешь, — сказала Шура, глядя на темнеющее небо, — мне здесь не так уж плохо.

Наташа улыбнулась.

— Потому что ты наконец-то на своём месте.

Шура усмехнулась.

— А ты?

Наташа посмотрела на двор, на дом, на землю.

— Я тоже, — тихо сказала она. — Просто моё место всегда там, где можно что-то вырастить.

Ночь опустилась мягко. Дом снова заскрипел — уже иначе, как старик, который смирился и даже рад новым хозяевам.

А в подвале, среди корней и ростков, медленно набирало силу будущее.

Тихое. Упрямое. И очень живучее.

На следующий день к дому пришли не только «посмотреть».

К дому пришли прощупать.

Наташа поняла это сразу — по тому, как люди держали плечи, как молчали, как смотрели не на двор, а на неё и Шуру. На руки. На одежду. На лицо. На то, как они говорят и кому отдают распоряжения. В этом взгляде не было простого любопытства — был расчёт: кто ты теперь и сколько в тебе силы?

Утро снова было ясным, но воздух стал суше. Туман ушёл, оставив в траве капли, которые блестели как мелкие стёклышки. Куры уже привыкли к порядку и не разлетались в панике, а коза, будто решив, что её ценят, вдруг начала вести себя как хозяйка двора — встала так, чтобы всем мешать, и отказалась сдвинуться даже под окрик слуги.

Шура подошла к ней, молча взяла за верёвку и аккуратно, но неумолимо отодвинула.

— Ты у нас золото, — сказала она козе. — Но золото тоже должно знать границы.

Коза посмотрела на неё долгим, оскорблённым взглядом и снова начала жевать.

Наташа усмехнулась и пошла к подвалу: проверить рассаду, дать воздуху, убедиться, что земля не пересохла. В подвале было прохладно, и этот холод казался ей единственным, что напоминает о прошлом — о холодильниках, кондиционерах и нормальной жизни.

Она приподняла ткань, которой были прикрыты коробки, и почувствовала облегчение: листья ожили. Банан стоял упрямо, хурма держалась, черенки роз были не мертвецами — они просто терпели.

— Молодцы, — прошептала Наташа, как будто говорила с живыми существами. — Мы ещё всех тут удивим.

Наверху раздался голос управляющей — напряжённый, чужой.

— Девки! К вам пришли.

Наташа вышла на крыльцо и увидела их.

Пятеро. Трое мужчин, две женщины. Один мужчина — явно не простой крестьянин: одежда лучше, плащ, пояс, на котором висел нож. Глаза цепкие, взгляд привычный к власти. Рядом с ним — мужчина постарше, в грубой одежде, но с лицом хитрым. Женщины стояли чуть позади, как принято, но смотрели не менее внимательно.

Управляющая рядом держалась уже иначе. Не как хозяйка, а как человек, который нашёл опору и теперь пытается понять, насколько эта опора прочная.

— Добрый день, — сказала Наташа.

Мужчина в плаще кивнул.

— Добрый, — ответил он. — Мы соседи. Слышали… вы изменились.

Шура вышла следом. Встала рядом с Наташей, слегка расставив ноги, как всегда делала в момент, когда ожидала нападения — словом или делом. Её рюшастые рейтузы выглядывали из-под платья, и вид у неё был такой, будто она готова этими рюшами задушить любого, кто скажет что-то не то.

— Изменились, — спокойно сказала Шура. — А что?

Сосед прищурился, будто не ожидал такого тона.

— Было сказано, что вы работаете, — осторожно продолжил он.

— А вы нет? — невинно спросила Шура.

Одна из женщин за его спиной тихо хихикнула. Сосед бросил на неё взгляд, но она тут же опустила глаза.

Наташа вмешалась мягко, выравнивая разговор.

— Мы приводим дом и землю в порядок, — сказала она. — Нам самим здесь жить.

— Земля… — мужчина в плаще оглядел двор и прищурился. — Земля у вас не маленькая. А вы — сироты. Две девки без мужчины…

Слова повисли в воздухе так, будто их бросили как камень.

Шура улыбнулась. На этот раз — очень вежливо.

— Мужчина у нас есть, — сказала она. — Вон он.

И кивнула на слугу, который в этот момент тащил доски к навесу и делал вид, что ничего не слышит.

Сосед моргнул.

— Это… старик.

— Значит, мудрый, — спокойно ответила Шура. — А вы, я так понимаю, пришли узнать, когда мы начнём просить у вас милостыню?

Управляющая шумно вдохнула. Наташа едва заметно тронула Шуру за локоть. Не перегни. Но Шура уже понимала.

Сосед усмехнулся.

— Я пришёл узнать, кто вы теперь, — сказал он прямо. — И не будете ли вы… бедой для округа.