Маленков сделал паузу, внимательно глядя на Чуянова.

— Но все это планы на перспективу. Завод будет, но не завтра. А что вы собираетесь делать с жильем прямо сейчас, в ближайшие месяцы?

Чуянов тяжело вздохнул. Текущую ситуацию можно было описать только русской поговоркой: куда ни кинь — всюду клин. Он понимал, что честный ответ не понравится, но врать было нельзя и бессмысленно.

— Выбор у нас, товарищ Маленков, невелик, — начал он медленно, подбирая слова. — Восстанавливать то разрушенное, что имеет смысл восстанавливать, и строить временное жилье, бараки. Для этого мы просим организовать по Волге и Каме сплав заготовленного леса. Нам нужны десятки тысяч кубометров. Для скорейшего разбора завалов просим максимально возможно направить к нам военнопленных немцев и румын, а также спецконтингент. В ближайшее время из города и пригородов начнется вывод частей расформировываемого Донского фронта. Их расположения можно будет использовать как временный вариант размещения людей, возвращающихся в город.

Маленков слушал молча, и выражение его лица становилось все более скептическим. Когда Чуянов закончил, наступила долгая пауза.

Все, что предложил первый секретарь обкома, ни в коей мере не могло решить жилищную проблему Сталинграда, которая уже сейчас стоит достаточно остро, а с каждым месяцем будет только обостряться. И Маленков это очень хорошо понимал.

Организовать сплав заготовленного леса? Этот лес еще надо заготовить, а дополнительное количество лесорубов неоткуда взять. Реальное место заготовки одно-единственное: верховья Камы и её притоков в Пермской области. Но там своих проблем хватает.

Восстанавливать разрушенное? Вариант сомнительный. Больше восьмидесяти процентов зданий в центральных районах Сталинграда восстановлению не подлежат, они разрушены полностью или почти полностью. То, что теоретически можно восстановить, требует колоссальных работ, рабочих рук, строительных материалов, времени. Все это в дефиците.

Красиво звучит вариант использовать расположения выводимых воинских частей. Но подавляющее большинство этих расположений находится или уже за пределами города в области, или в южной части города, в Кировском районе, который почти не пострадал. А работать надо в центральных разрушенных районах, до которых надо еще добраться. Это военные могут каждый день возить личный состав на инженерные работы по разбору завалов на грузовиках, у них транспорт есть. А у городских и областных властей таких ресурсов нет и не предвидится.

Так что реальных планов скорейшего решения жилищной проблемы разрушенного Сталинграда пока нет. Ни у местных властей, ни здесь, в Москве, в народных комиссариатах. Все понимают масштаб катастрофы, но никто не знает, как с ней справиться быстро.

— Алексей Семенович, — наконец произнес Маленков, и в его голосе прозвучали одновременно и понимание, и твердость, — вы понимаете, что это не решение проблемы. Это временные меры, которые лишь слегка облегчат ситуацию. Проект товарища Хабарова хорош, спору нет, но он сработает через несколько лет. А жилищную проблему надо решить в ближайшие полгода.

Семён Захарович Гинзбург недаром был наркомом строительства в такое труднейшее для СССР время. Его гениальные организационные и технические таланты позволяли выполнять все задачи, которые ставились перед ним. И на самом деле ничего невыполнимого в поручении Маленкова не было.

На руках был проработанный проект строительства нового цементного завода, и надо было только адаптировать его под новые требования. Что он без особых проблем сделал, тем более что конкретные детали, в которых естественно можно утонуть, от него и не требовались. Главное, дать ответ: можно ли в Михайловке Сталинградской области с нуля построить завод, который на местном сырье через полгода даст первую продукцию. А в случае положительного ответа подумать над следующим вопросом: а раньше?

Открытое перед самой войной и тщательно разведанное уже когда она шла, месторождение мела и глины называется Себряковским. Оно почти идеально расположено для его будущей разработки: три километра от железнодорожной станции «Себряково» и в двухстах десяти километрах северо-западнее Сталинграда. Его южная граница тянется вдоль железной дороги Волгоград–Москва, отступая от неё на четыреста-четыреста пятьдесят метров.

Если бы Семёну Захаровичу сначала задали вопрос, а нужны ли стране новые цементные заводы, он не задумываясь ответил бы «да». А затем тут же проявил инициативу и сказал бы, что в первую очередь надо начать освоение нового, но самого перспективного, причём во всех отношениях, месторождения мела и глины, Себряковского.

Проект самого завода доработать труда не составит, это вопрос нескольких дней, тем более что вольские инженеры третий день находящиеся в Сталинграде, уже интенсивно над этим работают. Месторождение можно и нужно разрабатывать открытым способом. Для этого также необходимо привлечь какое-то количество персонала из Вольска с разрабатываемого там месторождения.

Так что как только группа инженеров и рабочих прибудет из Вольска и разместится на новом месте, можно будет без промедления начать разработку нового месторождения. Но при одном непременном условии: сталинградские власти сразу же направят необходимое количество рабочих и инженерно-технических кадров с тем, чтобы командировка вольских товарищей была кратковременной. У них в Вольске дефицит кадров, и могут пострадать их производственные планы.

Непосредственно для строительства завода можно привлечь эвакуированных товарищей из Новороссийска, которым уже приказано в любой момент быть готовыми к возвращению в свой город. Были надежды, и небезосновательные, что он будет освобождён уже этой весной. Также можно будет на новом заводе использовать часть оборудования, эвакуированного с тех заводов, которые остались на оккупированной территории.

И конечно привлечь для освоения месторождения и строительства завода пленных и спецконтингент.

Все эти свои соображения нарком строительства Гинзбург быстро изложил на бумаге, тщательно проработав каждый пункт. Он понимал, что от точности формулировок может зависеть судьба всего проекта. Его опыт руководства масштабными стройками подсказывал: лучше предусмотреть все возможные сложности заранее, чем потом искать выход из тупика. Ровно в семнадцать ноль-ноль он подал члену ГКО Маленкову свои предложения.

Чуянов в этот момент находился в кабинете Маленкова и ждал его вердикта по внесённым им предложениям. Напряжение последних дней давало о себе знать. Алексей Семёнович понимал, что его судьба висит на волоске. Слишком много ошибок было допущено при эвакуации, слишком много жизней потеряно. И хотя в несвоевременной эвакуации была и доля вины Москвы, отвечать придётся именно ему, первому лицу области.

Маленков прочитал написанное Гинзбургом и протянул Чуянову:

— Ознакомься.

В этот момент зазвонил телефон, отдельно стоящий рядом с рабочим столом на небольшом столике. Маленков сразу же выпрямил спину и быстро снял трубку, немного изменившись в лице. Чуянов успел заметить, как напряглись черты члена ГКО, как мгновенно исчезла обычная невозмутимость.

— Слушаю, товарищ Сталин, — разговор был очень коротким, и он очень быстро молча положил трубку.

— Заседание ГКО начнётся в восемнадцать часов. Вам необходимо находиться в приёмной, возможно вас вызовут.

Голос Маленкова был ровным, деловым, но Чуянов уловил в нём едва заметные нотки напряжения. Он кивнул, встал и направился к двери, чувствуя, как под сердцем всё сжимается от тревожного предчувствия.

Сталин приехал в Кремль без пятнадцати шесть. Через несколько минут в его кабинет один за одним зашли все члены Государственного комитета обороны, и его заседание началось.

Кроме Чуянова и Гинзбурга в приёмной находилось ещё несколько человек. Никого из них Алексей Семёнович не знал. Все они тихо сидели на стульях, ожидая возможного вызова в кабинет Сталина. Каждый был погружён в свои мысли, в свои тревоги и надежды. Кто-то листал бумаги, не читая их по-настоящему, кто-то смотрел в одну точку, пытаясь унять волнение.