— Вы все приняли моё предложение добровольно пойти к нам, и я очень этому рад, — продолжил я. — За каждый день работы мы будем отчитываться перед Государственным комитетом обороны, и просто плохая работа, не говоря уже о саботаже, самовольном уходе с рабочего места или вдруг дезертирстве, будут расцениваться самым строжайшим образом, вплоть до привлечения по пятьдесят восьмой.

Меня и до этого момента внимательно слушали, но тут стало так тихо, что даже стало не очень комфортно просто говорить. Я преодолел соблазн остановиться на этом и продолжил:

— Но хочу вам сказать, что будет благодарность и награды за ударный труд Работа тяжёлая, но нужная. Мы будем возвращать жизнь в наш город и должны работать не хуже того как его защищали. Сейчас вас разделят на несколько бригад. Товарищ Беляев назовёт фамилии бригадиров, а затем зачитают списки бригад. Сегодня вечером и ночью необходимо проделать все организационные мероприятия, оформить все юридические вопросы, решить всё с нашим размещением, чтобы завтра начать полноценно трудиться над восстановлением Сталинграда. Прошу, товарищи Беляев и Кошелев.

Я повернулся к стоящим сзади меня. Беляев, Кошелев и шесть человек, присланных нам на помощь Анной Николаевной, тут же направились к строю. У них в руках были уже составленные списки. А ко мне подошёл сотрудник областного управления НКВД.

— Немцев пятеро, — тихо доложил он, глядя мне прямо в глаза. — Один офицер, гауптман Вессель. Он сам вызвался помогать нам в восстановлении Сталинграда. Его привезли из госпиталя откуда-то из-за пределов нашей области, кажется, из Саратова. А остальные: один рядовой, два ефрейтора и унтер-офицер. Все были ремонтниками, работали в походных мастерских. Желаете посмотреть на них?

— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Кошелев, как освободится, пусть ими занимается. Ему собственно решать, годятся они или нет. Он же будет с ними работать напрямую.

Я тут же поехал в штаб Сталинградской группы войск. Михаил молча открыл передо мной дверцу эмки, и мы тронулись в путь. Меня там уже ждали, Чуянов, как и обещал, позвонил. Наши военные выделили нам тысячу бывших в употреблении комплектов военной формы старого образца, но все они были ещё крепкими, без дыр и разрывов. Очень ценным было выделение пятисот простых байковых одеял и всякой бытовой всячины: достаточного количества кухонных принадлежностей, алюминиевых котелков, ложек, мисок. Ещё пять полевых кухонь и пятьсот кусков хозяйственного мыла. И ещё комплект армейских палаток на отдельный батальон, плотных специально пропитанных от влаги.

Администрация сто восьмого лагеря выделила целых три полуторки, правда, старенькие, но на ходу. А Чуянов прислал из партийного гаража две дополнительные эмки. Все полученные материальные ценности я распорядился перевезти в здание треста, для охраны которого на постоянной основе, до создания своей охраны, областное управление НКВД выделило взвод из состава своих войск.

От военных я поехал к нам в Блиндажный. Там всё гудело, до ребят дошли слухи о моей бурной деятельности, и ребята ждали меня, резонно ожидая выполнения моего обещания привлечь их тоже. Уже наступил вечер, когда эмка остановилась у знакомого блиндажа.

Тянуть резину я не стал. Когда мы подъехали, из штабного блиндажа выскочил Василий, и я сразу же ему сказал:

— Времени у тебя в обрез, — я глянул на часы, на дворе уже было половина девять вечера. — К десяти ты мне должен подать список желающих пойти работать к нам. Народ должен быть разбит для начала на бригады по сто человек. Те, кто разбирается в автотракторной технике, для начала пойдут на разборку-сборку разбитой немецкой техники. Не меньше ста пятидесяти человек ты должен будешь дополнительно разместить здесь у нас. Всё, время пошло.

Василий развернулся, побежал к блиндажам и начал громко созывать народ. Михаил, наш водитель, молча достал самокрутку и прикурил, прислонившись к крылу машины. Он был немногословен, этот Михаил, но очень мне нравился.

Ровно в одиннадцать вечера я приехал в партийный дом. Чуянова срочно вызвали военные, надо было что-то обязательно решить с отправкой на фронт каких-то резервных войск. Но Виктор Семёнович Андреев ждал меня в своём кабинете.

В пепельнице на столе у него была большая гора окурков, свидетельство долгого напряжённого дня. Но сам стол был чистый: ни одной бумажки. Он молча предложил мне сесть, указав на стул перед столом, и только после этого спросил:

— Устал? Небось голова с непривычки кругом идёт?

У меня никакого чувства усталости не было. Нога начинала побаливать, это да, культя ныла после долгого дня на ногах, а вот усталости не было. Голова тоже была на месте, мысли текли чётко и ясно. Подумаешь, за несколько часов организовать на ровном месте с нуля какое-то строительство. Не объяснять же товарищу Андрееву, что попаданцу, заслуженному строителю России, и не такие задачи приходилось решать, когда был стимул. А сейчас у меня стимул ещё какой. Поэтому я пожал плечами и, как бы раздумывая, ответил:

— Немного, наверное, есть. Но к докладу готов.

— Тогда докладывай, — кивнул Андреев, доставая новую папиросу.

Я достал свою рабочую тетрадь, медленно открыл её, пролистал несколько страниц с записями и начал говорить, слушая себя как бы со стороны:

— Сформировано десять строительных бригад общей численностью восемьсот двенадцать человек. Четыре бригады ремонтников техники, это сто девяносто три человека. Сформировано полноценное управление горстройтреста со всеми необходимыми подразделениями и службами. Сейчас заканчивается оформление прибывших из Москвы специалистов. Они временно разместятся в здании треста, пока не развернём полевой лагерь.

Я перевернул страницу и продолжил:

— В данный момент времени идет разворачивание полевого лагеря на северной окраине Кировского района. Там, конечно, тесновато, но народ заканчивает расчистку, и мы по минимуму развернём там палаточный лагерь на отдельный батальон. Пока будет тесновато, но за два-три дня закончим полностью подготовку территории и развернём лагерь как положено. Там уже разворачиваются все положенные службы для нормального функционирования лагеря. Сто пятьдесят человек дополнительно размещены в Блиндажном.

Я протянул Виктору Семёновичу написанный мною отчёт о проделанной за день работе. Он с каким-то недоверием взял его и потряс головой.

— За ночь закончим все подготовительные организационные мероприятия, и завтра в восемь ноль-ноль начинаем свой первый рабочий день, — закончил я.

— Ты, Георгий Васильевич, гений, — произнёс Андреев, внимательно изучая мой отчёт. — За несколько часов организовать такой коллектив и подготовить всё к работе! Просто невероятно! Я таких темпов не видел никогда.

— Было бы желание, Виктор Семёнович, — ответил я просто. — А желание у всех есть. И у меня, и у ребят.

Чуянова я дожидаться не стал, нечего храбриться и изображать из себя супермена. Забот ещё полон рот. Тем более что Алексей Семёнович распорядился провести в Блиндажный связь, и телефонный аппарат установили непосредственно в моём блиндаже. Это я уже видел своими глазами, когда заезжал ставить Василию боевую мобилизационную задачу.

У меня даже в груди заныло, когда я увидел возле своей постели армейский телефонный аппарат. Сразу же всплыл в памяти мой командирский блиндаж, где у меня, командира роты, на расстоянии вытянутой руки стоял аппарат для постоянной связи с батальоном. Тёмно-зелёный корпус с потёртостями, знакомая трубка на рычаге, даже запах резины и металла напомнил о прежней жизни. Только там, на фронте, этот аппарат означал приказы и донесения о потерях, а здесь должен служить мирному строительству.

Поэтому, дождавшись, когда Виктор Семёнович прочитает мой отчёт, я сказал:

— Связь есть, вы не будете против, если я сейчас поеду домой? Если что, телефон под рукой.

— Езжай, — махнул рукой Андреев, откладывая в сторону листы с моими записями. — Отчёт всё равно мне отправлять. Алексею Семёновичу к утру бы вернуться.