Обработанных засеянных полей вдоль дороги ещё практически нет, слишком мало техники и рабочих рук в деревнях. Но везде видно мощное весеннее буйство природы, её неудержимую животворную силу. Поднимающиеся молодые травы уже кое-где даже полностью скрыли страшные зияющие шрамы войны, глубокие воронки от снарядов и авиабомб. И иногда даже как-то не верится, что прошлой осенью, здесь шли страшнейшие кровопролитные бои, гибли десятки тысяч людей с обеих сторон.

«Эмку» мне выделили почти новенькую, на её спидометре было всего около десяти тысяч километров пробега. За рулём Андрей, Михаил заболел какой-то простудой и уже целую неделю не работает, лежит дома с высокой температурой. Я еду на заднем сиденье, на переднем пассажирском мне категорически запрещено садиться инструкциями, это место строго для моих постоянных сопровождающих из органов. Сегодня дежурит старший лейтенант Кошевой.

Для меня он до сих пор человек-загадка, абсолютно закрытая книга за семью печатями. Я знаю о нём только самое минимальное: что его зовут Сергеем Николаевичем и ему двадцать пять лет от роду. Больше буквально ничего. Никаких лишних разговоров ни о чём, тем более на какие-то личные темы. Только служба и ничего кроме службы. С напарником Блиновым он методично меняется каждое утро по заранее известной только им ситуации, иногда прямо на улице возле машины.

Лейтенант Блинов тоже Сергей, но по отчеству Иванович, он на целый год моложе своего напарника по службе. Такой же закоренелый молчун и такой же преданный служака, словно под копирку сделаны.

Я от таких подчёркнуто молчаливых сопровождающих первое время просто тихо выпадал в осадок, совершенно не знал, как себя с ними вести и о чём говорить. Но Виктор Семёнович меня достаточно быстро просветил в этом вопросе и подробно объяснил, в чём именно дело.

— Не обижайся на них, Георгий Васильевич, — сказал он как-то после очередного совещания. — У них такая специфическая работа. Они обязаны молчать. И потом, ты теперь действительно важная фигура для области и страны.

Ларчик, оказывается, открывается на удивление просто. Моя скромная персона теперь почему-то является какой-то стратегически важной для страны фигурой, и сам Берия чуть ли не лично пообещал собственноручно пристрелить этих ребят, если с моей головы упадёт даже один волосок. Почему, мне конечно никто объяснять не собирается, наберусь терпения, время покажет.

Засланного вражеского казачка наши доблестные бдительные органы вычислили достаточно быстро, буквально за неделю интенсивной работы. Вернее, это оказалась засланная казачка, обычная с виду работница партийного дома, что-то вроде технички-уборщицы. Я даже толком не представлял, как она конкретно выглядит, хотя мы наверняка многократно пересекались в коридорах здания. Но со слов хорошо информированного Виктора Семёновича дама оказалась матёрым профессиональнымагентом абвера.

Без единого сучка и задоринки взять её не сумели, она оказалась готова к возможному аресту. Брали её поздно ночью дома, и она сразу же начала яростно отстреливаться из припрятанного дома оружия. В итоге упорно сопротивлявшуюся даму застрелили при штурме её квартиры, а вот её сообщника, проходившего формально как муж, взяли живым и невредимым. И он достаточно быстро всё подробно рассказал под обещание обязательного сохранения жизни. Благодаря полученной от него информации чекисты сумели успешно предотвратить ещё несколько серьёзных готовящихся диверсий в городе, в том числе и ещё одного тщательно спланированного покушения конкретно на мою персону, которое предполагалосьпровести прямо на заводе панелей.

Я, кстати, заметил, что многие работники обкома и горкома после всего произошедшего стали на меня как-то заметно по-другому смотреть.Похоже, я в их глазах всем этим как-то заметно возвысился, стал значительнее и важнее.

Когда мы уже подъезжали к городской черте, успешно миновав очередной контрольный пост, Кошевой совершенно неожиданно обернулся назад ко мне и дрогнувшим, непривычным голосом спросил:

— А вы, Георгий Васильевич, в Сталинграде конкретно где воевали? В каком районе?

— В самом центре города, в составе тринадцатой гвардейской, — ответил я,удивившись его внезапной разговорчивостью. — Практически с самых первых минут и почти до самого конца всей битвы.

— А мне здесь пришлось повоевать, — Кошевой показал рукой на печальные развалины посёлка Городище, мимо которых мы как раз проезжали. — Причём дважды. И в обороне, и в наступлении. Тут у проклятого Паулюса одно время был его штаб. Вон в том разрушенном храме подлюка отсиживался.

Он замолчал на несколько секунд, напряжённо глядя на полуразрушенное, изуродованное здание церкви.

— Храм Всех Скорбящих Радости, — продолжил он с плохо скрываемой горечью в голосе. — Другого, видите ли, места, сука, не мог себе найти. Мы отчаянно пытались достать еготам. Только зря народ положили.

Старший лейтенант тяжело и горестно вздохнул полной грудью и закончил заметно дрогнувшим голосом:

— А потом уже, когда наступали зимой… Мне тогда удалось своих троих ребят найти в снегу. Всех троих нашёл. Теперь они не без вести,а похоронены как положено.

Дальше мы опять ехали в полном молчании. Я лично думал о том, сколько сотен тысяч наших бойцов уже полегло на этой войне, но юридически они до сих пор считаются без вести пропавшими. И какая это страшная, непереносимая трагедия для каждой семьи. Мало того, что отца, брата, сына безвозвратно потеряли, так ещё официально на нём висит подозрение. А вдруг он враг народа? Вдруг сознательно перешёл на сторону проклятых немцев, предал Родину? Косые недоверчивые взгляды окружающих соседей и нехороший прищур настороженных глаз людей с краповыми петлицами на воротниках.

Дома, в нашем Блиндажном посёлке, за всё это напряжённое время удалось переночевать в своей постели всего дважды. А так приходится ночевать, где придётся по обстоятельствам: в основном в партийном доме в комнате отдыха и в собственном кабинете треста на раскладушке. Водитель и сопровождающий из органов, по строгой очереди, конечно, всегда неотлучно остаются вместе со мной для обеспечения безопасности.

Вот и сегодня будем опять вынужденно ночевать в помещении треста. Завтра рано утром, нашесть ноль-ноль, назначено важное большое совещание с участием Чуянова, будем подводить первые настоящие промежуточные итоги нашей месячной работы.

Алексей Семёнович Чуянов сегодня утром на станции с удовлетворением сказал мне, что в Кировском районе трест, по его мнению, свои основные задачи полностью выполнил. И мы сразу же решили, что здесь остаётся для завершения работ всего один небольшой строительный участок, а все остальные в полном составе оперативно перебрасываются в сильно разрушенные районы города, где работы непочатый край.

В первых числах мая окончательно оформилась и чётко кристаллизовалась схема моей ежедневной работы. Как штатный инструктор горкома партии я отвечаю персонально и единолично за бесперебойную работу трёх крупных организаций: горстройтреста, ремонтно-восстановительного завода, который мы организационно вывели из состава треста в самостоятельную единицу, и строящегося завода экспериментального панельного домостроения. Всё остальное многочисленное идёт по принципу постольку-поскольку. По факту реально последнее и окончательно решающее слово на подведомственных заводах и в тресте остаётся за мной.

Трест стремительно превращается в крупнейшее промышленное предприятие города по количеству работающих. Сейчас у нас почти четыре тысячи рабочих на десяти постоянно действующих строительных участках, триста человек работают в разросшемся управлении треста, пятьсот в активно развивающихся ремонтных мастерских и почти двести человек в новом автотранспортном цехе, который мы создали практически с нуля.

Когда смотришь на эти цифры в очередной статистической сводке, охватывает одновременно и гордость, и тревога. Гордость за масштабы того, что удалось создать за такое короткое время. Тревога от осознания огромной ответственности за судьбы всех этих людей, за организацию их труда, питания, размещения.