Кошелев внезапно куда-то проворно из кабинета и вернулся с армейской плоской флягой. В содержимом этой фляги я был уверен на все сто процентов: медицинский спирт. Фронтовая традиция, святое дело для таких моментов.

Беляев, как старший во всех отношениях, и по возрасту, и по должности, разбавил содержимое фляги кипячёной водой из стоящего у него на столе какого-то даже чужеродного в нынешней обстановке, толстостенного стеклянного довоенного графина.

Графин явно был из другой жизни, из того довоенного мира, когда в этом кабинете шли обычные рабочие совещания. Беляев разлил разбавленный спирт по кружкам, женщинам, понятное дело, налил поменьше, примерно половину от мужской порции. Его рука слегка дрожала, и я увидел, как он крепко сжимает графин.

— За наших павших и за Победу! — его голос дрогнул на последнем слове, сорвался, а я подумал о том, сколько раз эти простые слова уже звучали в нашей стране за два года войны.

Сколько раз их произносили над братскими могилами, в госпиталях, в окопах, в тылу. И насколько больше раз они ещё прозвучат, прежде чем эта проклятая война наконец закончится нашей победой.

— Закусывайте, товарищ Хабаров, — секретарь Зоя Николаевна протянула мне кусок ржаного хлеба с тонко нарезанными ломтиками вяленого мяса, посыпанными зелёным луком.

Я молча взял, стараясь не смотреть ей в глаза, в которых стояли слёзы, готовые вот-вот пролиться. Она держалась изо всех сил, не желая показывать свою слабость, но боль недавней утраты была слишком свежей, слишком острой.

После таких тостов везде, в любой компании, какое-то время стоит тишина. Люди молча выпивают и закусывают, каждый, наверное, вспоминает что-то своё. Свои утраты, своих близких, оставшихся где-то на полях сражений, в братских могилах, в списках пропавших без вести. Кто-то вспоминает товарищей по оружию, кто-то родных.

Я взял свою кружку с горячим чаем и подошёл к висевшей на стене карте современного Сталинграда. Искусно выполненная, она была очень информативной и подробной.

На ней не просто схематически показаны все здания и сооружения города, но и тщательно указано их нынешнее состояние в виде математической дроби. Работа была проделана колоссальная, видно, что карту составляли кропотливо обходя каждый квартал.

Значение цифр в этих дробях мне было понятно и без особых объяснений. Числитель — это степень разрушения здания в процентах от его первоначального состояния. Знаменатель наверняка имеет отношение к проценту восстановления. В подавляющем большинстве дробей на этом плане в знаменателе стояла печальная цифра ноль. Это означало, что восстановление либо не начиналось вообще, либо не планировалось в ближайшее время. Печальная картина разрушения, жилой фонд города практически не восстанавливался, если не считать отдельных, точечных объектов.

Некоторые значки на карте были аккуратно подкрашены зелёным карандашом, и значение этой цветовой маркировки мне тоже было понятно без дополнительных пояснений. Так наверняка обозначены те здания и сооружения, которые используются в настоящий момент, пусть даже в полуразрушенном состоянии. Их было не так много, как хотелось бы для нормальной жизни города, но они всё-таки были. Административные здания, несколько школ, больницы, продовольственные склады и прочее, то что относится к критической инфраструктуре.

Беляев бесшумно подошёл и молча встал позади меня, вероятно, ожидая продолжения начатого разговора и моих указаний. Я чувствовал его взгляд на своём затылке, ощущал его внутреннее напряжение и неуверенность. Повернувшись к нему лицом, я показал рукой на принесённые Андреем папки с документами, которые теперь лежали на освобождённом столе и очень тихо сказал:

— Товарищ Чуянов сегодня утром вернулся из Москвы с заседания ГКО. Положение дел с восстановлением Сталинграда мы все хорошо знаем. Государственным комитетом обороны нам поставлена конкретная задача: к седьмому ноября текущего года ситуацию с восстановлением жилого фонда кардинально изменить в лучшую сторону. Прочитайте, пожалуйста, вместе с товарищем Кошелевым материалы утреннего совещания в обкоме, ознакомьтесь с постановлением и протоколом, а я пока внимательно ознакомлюсь со списком ваших сотрудников.

Я вопросительно посмотрел на управляющего, ожидая его реакции на мои слова.

— Да, конечно, конечно, — Беляев суетливо развернулся всем корпусом и обратился к своей секретарше, которая стояла у стола: — Зоя, подайте, пожалуйста, товарищу Хабарову полный список нашего персонала и личные дела сотрудников при необходимости.

В поданном мне списке, который я начал внимательно просматривать, расположившись в кресле у стола, оказалось всего двадцать фамилий. Немного для целого городского треста. Сам Беляев как управляющий, его заместитель и по совместительству главный инженер Кошелев, ещё два инженера-сметчика, бухгалтер с помощником, две машинистки для печатных работ, заведующая архивом и десять рабочих различных специальностей плюс два бригадира. Последние сейчас были заняты на восстановлении школы и детского сада в Кировском районе города.

В трёх районных ремонтно-строительных конторах, подчинённых тресту, работало ещё тридцать один человек: две бригады по девять человек в каждой, в одной десять и три бригадира, которые и возглавляли эти небольшие конторы. Они тоже были заняты на восстановлении школьных зданий, каждая бригада работала в своём районе. Своего транспорта у треста не было вообще, приходилось просить машины в других организациях или у военных.

«Не густо и безрадостно», — подумал я, быстро пробегая глазами по коротким характеристикам сотрудников. — «Реально жилой фонд города организованно никто не восстанавливает. Все имеющиеся силы брошены на школы и детские сады, что, конечно, правильно и необходимо, но явно недостаточно для полноценного возрождения города».

Вместе с этим списком Зоя Николаевна, оказавшаяся очень предусмотрительной и толковой секретаршей, подала мне и другой документ. Это был подробный перечень того, что уже восстановлено в городе за прошедшие после окончания боёв месяцы или ещё находится в процессе восстановления. Но самое главное и показательное в этом документе было другое: детальный список организаций и воинских частей, которые непосредственно занимались этими восстановительными работами. И это были почти сплошь инженерные части и специальные подразделения Красной Армии.

Донской фронт, освободивший Сталинград, уже начали активно перебрасывать на запад, на новые участки фронта. Он уже почти два месяца носит новое название, Центральный, и сейчас готовится к упорной обороне на северном фасе той самой знаменитой в будущем Курской дуги, о которой знал Сергей Михайлович. Ещё остающиеся в Сталинграде и области последние немногочисленные части бывшего Донского фронта вот-вот получат приказ выдвигаться на фронт. Времени для помощи городу остаётся совсем мало, считанные недели.

Сейчас эти части входят в состав Сталинградской группы войск, командованию которой, естественно, была поставлена задача оказывать всемерную помощь гражданским властям и местному населению в восстановлении разрушенного народного хозяйства. Это и разминирование объектов и обширной городской территории, и сбор с последующей отправкой трофейного вооружения и имущества, и захоронение трупов, и ремонт дорог, и восстановление жизненно важных объектов инфраструктуры. Военные, конечно, большие молодцы, и всё это делали с энтузиазмом и продолжают делать по мере возможности.

Но главная их задача сейчас — это сохранение боевой мощи вышедших из кровопролитных, изматывающих сражений воинских соединений, доукомплектование поредевших частей новобранцами и подготовка к выполнению новых ответственных боевых задач на фронте.

И я из подробной истории СССР, хорошо знакомой Сергею Михайловичу благодаря его прежней жизни, точно знаю, что уже в мае военные начнут заниматься исключительно своими прямыми обязанностями, готовясь к летней кампании. Надо очень торопиться, иначе в Сталинграде вся система восстановления рухнет окончательно и бесповоротно.