— Хорошо бы, очень хорошо бы, — мечтательно протянул Круглов. — Как дадут нормальное электричество, сразу всё пойдёт в десять раз быстрее, заработают станки, прессы, мы сможем развернуться по-настоящему. — Он хитро посмотрел на меня и улыбнулся. — А теперь пойдём, товарищ Хабаров, покажу тебе твоё детище. Думаю, тебе будет интересно.
Я сразу даже не понял, что он имеет в виду, какое ещё детище, но потом сообразил, и сердце забилось сильнее от волнения. Неужели уже начали?
Моё детище, это небольшой участок по производству протезов моей конструкции, ради которого я, собственно, и ввязался во всю эту историю со Сталинградом. В момент моего появления там работал только один седой старичок в заляпанном маслом фартуке, который сосредоточенно доводил напильником до ума первые пять уже изготовленных протезов. Ещё двое работников этого участка ушли в заводскую столовую на обед, объяснил старик.
Сердце у меня часто-часто забилось, когда я своими руками взял и осмотрел первые протезы моей конструкции, сделанные здесь, в Сталинграде, на этом легендарном заводе. Я крутил их в руках, проверял подвижность сочленений, качество обработки металла. Круглов терпеливо подождал, пока я налюбуюсь на них и успокоюсь, и сказал очень тихо, почти шёпотом, так, чтобы не слышали сопровождающие нас инженеры:
— Из Москвы вчера пришло распоряжение еженедельно отчитываться о производстве протезов, присылать точные цифры. Полагаю, что, когда мы начнём их регулярно выпускать заметными партиями, нам спустят плановое задание. Готовься, Георгий Васильевич, думаю тебе еще много придется бумаги извести на разную писанину по этому поводу.
Я ничего не ответил ему, не мог выдавить из себя ни слова, только кивнул, но в душе у меня всё ликовало и пело. Теперь я совершенно не сомневался, что моя полубезумная идея действительно сработала и в стране начинает налаживаться серийный выпуск протезов, которые позволят сотням тысяч искалеченных войной инвалидов чуть ли не в буквальном смысле начать новую, полноценную жизнь. Они смогут работать, ходить без костылей, чувствовать себя людьми.
Когда мы подходили к заводской площадке, куда уже начали свозить и стаскивать трактором разбитую фашистскую технику, из общей какофонии заводских звуков начал постепенно выделяться один особенный, очень мне знакомый и неприятный. Я очень хорошо запомнил его ещё во время тяжёлых боёв за Ржев, этот противный визг резака по металлу не спутаешь ни с чем. И конечно песня кувалды, которой ремонтникам приходиться всласть помахать пока они переобувают танки.
На площадке двое молодых рабочих в брезентовых робах старательно разували, ТО есть снимали гусеницы с одного из разбитых немецких танков, у которого была полностью разворочена башня снарядом и серьёзно повреждена одна из гусениц. Рядом валялись обгоревшие траки. Увидев нас, начальство, они на секунду остановились, вытирая пот со лба.
— Молодцы какие, — искренне похвалил рабочих Круглов. И, повернувшись ко мне, с удовлетворением добавил: — Можно считать, что твой участок по разборке разбитой вражеской техники уже заработал. Начало положено.
После посещения завода «Красный Октябрь» я побывал ещё на «Баррикадах» и на тракторном заводе. Это были, по большому счёту, визиты вежливости, дань уважения, я совершенно не собирался отвлекать даже нескольких человек с восстановления этих важнейших заводов, хотя на том же тракторном есть желающие пойти работать в создаваемые мною ремонтные бригады.
Ноги у меня в бкувальном смысле гудели от напряжения и усталости. Если бы не помощь Андрея, то раза три-четыре я вполне имел все шансы начать носом изучать матушку-Землю.
Ещё в конце января тысяча девятьсот сорок третьего года, когда только-только заканчивалось планомерное уничтожение окружённой группировки немцев в Сталинграде, был организован Городской Строительный трест. В трёх уцелевших районах города создали ремонтно-строительные конторы и специализированные конторы: Дормостострой, Трест очистки города от завалов, Трест водоканализации. А при Наркомате коммунального хозяйства РСФСР специальным постановлением ГКО было создано управление по восстановлению жилищно-коммунального хозяйства Сталинграда. Через него, кстати, и должны пойти огромные деньги, выделенные правительством на восстановление этого самого хозяйства города. Сумма действительно огромная, просто фантастическая: девяносто два миллиона рублей. Такие деньги в условиях войны найти непросто.
Вот с ними, с этими структурами, мне и надо начинать плотно работать, налаживать контакты. Это уже созданные и утверждённые административные структуры, которые и должны воплотить в жизнь все мои далеко идущие планы по быстрому восстановлению жилья.
Как-то вот так получается, что я, простой девятнадцатилетний инструктор горкома партии, не имеющий формально даже законченного среднего образования, всего лишь с свидетельством о семилетке в кармане, фактически должен возглавить всё это хозяйство, объединить разрозненные части в одно целое и создать работающую структуру, которая начнёт стахановскими темпами восстанавливать Сталинград. Офигеть можно, одним словом! Ситуация просто абсурдная, если подумать.
Но деваться мне решительно некуда, груздем я уже сумел назваться, получил звание и должность, теперь хочешь не хочешь, а будь любезен лезть в кузов и везти свой воз до конца. И поэтому с территории тракторного завода я сразу поехал в этот самый Городской Строительный трест, чтобы познакомиться с людьми и понять реальное положение дел.
Всё это, конечно, очень громко звучит: трест, управление, наркомат. Не знаю, что там в итоге будет создано и развёрнуто в Москве, а здесь, в Сталинграде, пока одни слёзы и разруха.
Городской Строительный трест расположен, естественно, в Кировском районе, в небольшом уцелевшем деревянном домике возле СталГРЭС. Во время бесчисленных бомбёжек и артиллерийских обстрелов электростанции он каким-то невероятным чудом уцелел, хотя вокруг всё перепахано воронками. До войны в нём размещалось что-то относящееся к ЖКХ Кировского района, какая-то контора.
Реально там работает управляющий трестом, фамилия его Беляев, и всего с десяток всяких управленцев: несколько инженеров, тройка бухгалтеров, две машинистки, стучащие на древних печатных машинках, и заведующая архивом, которая действительно командует целым настоящим архивом.
Каким-то невероятным, просто чудесным образом в эти страшные месяцы ожесточённых боёв было вывезено на левый берег и сохранилось невероятно много различных документов, имеющих непосредственное отношение к довоенному жилищно-коммунальному хозяйству Сталинграда. Планы, схемы, смету, акты. И всё это настоящее бесценное богатство оказалось теперь собрано в этом самом крошечном архиве стройтреста.
Но это было ещё не всё, не все сюрпризы. Ещё эта же самая заведующая фактически руководит и большой, по местным меркам, библиотекой, которая стихийно образовалась из случайно спасённых книг. Часть книг просто были найдены в развалинах и принесены или сюда.
Героическую женщину, которая умудряется практически в одиночестве, без помощников, всем этим заправлять, зовут Анна Николаевна Орлова. Ей сорок пять лет, выглядит она старше, измученная, но глаза умные и живые. Муж и единственный сын где-то на фронте, давно нет писем, но она надеется и верит.
Непосредственно рабочих, занятых на стройках, в самом тресте не больше десятка человек, жалкая горстка. А всего в тресте и подчинённых ему ремонтно-строительных конторах трёх районов работает не больше пятидесяти человек, включая всех управленцев и технический персонал.
В Дормостострое, Трестах очистки города и водоканализации с кадрами дела обстоят получше, там хоть какие-то люди есть, они в итоге и реально работают на объектах, особенно активно Дормостострой. Дороги городу нужны как воздух.
Привлекая для помощи солдат разных воинских частей, дорожники уже из четырнадцати полностью разрушенных больших мостов восстановили десять, причём довольно основательно, не на скорую руку. В первую очередь по важнейшему тракту Сталинград — Бекетовка. Они также полностью расчистили от завалов и частично подремонтировали разбитый тракт Сталинград — Красноармейск. И сейчас активно расчищают дороги жизненно важного тракта Сталинград — СТЗ.
