Боль была неописуемой. Это было не жжение и не холод. Это было как если бы тебя изнутри выворачивали, наполняли раскалёнными гвоздями и одновременно растягивали в бесконечность. Я закричал, но не услышал своего крика. В ушах стоял рёв — рёв вселенной, рвущейся по швам, и моего собственного голода, наконец получившего пищу, о которой он даже не мечтал.
Я видел, как щупальца тьмы дрожат, рассыпаются в пепел. Видел, как чёрная дыра разрыва сжимается, корчится, пытаясь закрыться. Видел лица окружающих — искажённые не только страхом, но и чем-то вроде благоговейного ужаса. Они видели, как первокурсник из Дома Костей стоит в эпицентре кошмара и пожирает его живым.
А потом дыра лопнула. С глухим хлопком, который отозвался в костях каждого в зале. Остатки тьмы рассеялись как дым. Кубок лежал на столе, целый, но потухший, просто кусок чёрного камня.
И я… я был полон.
Переполнен. Забит до отказа чужеродной, дикой, невероятно мощной силой. Она переливалась во мне, бурлила, пыталась найти выход. Моё тело не было для неё сосудом. Оно было тюрьмой. И сила рвалась на свободу.
Я упал на колени, потом на спину. Смотрел в клубящийся туман под потолком, не чувствуя пола под собой. Внутри всё горело, гудело, кричало. Я чувствовал каждую прожилку каждого заклинания, которое поглотил, каждую крупицу боли, каждую каплю древней злобы того духа. Это было слишком. Слишком много. Слишком чужого.
Кто-то снова наклонился надо мной. Бэлла. Её лицо плыло у меня перед глазами. Она что-то кричала, трясла меня за плечи. Я видел движение её губ: «Кайран! Держись!»
Но я не мог держаться. Сила рвалась наружу. Она искала выход. И находила его — через глаза, рот и уши, мои пальцы. Из моей кожи начал сочиться тусклый, болезненный свет. Я чувствовал, как трескается что-то внутри — не кости, что-то глубже.
И тогда я услышал её. Не ушами. Прямо в голове. Её голос, обычно такой чёткий и аналитический пассивный прозвучал как лезвие, вонзающееся в бред.
«КАЙРАН! СЛЫШИШЬ МЕНЯ? ОТПУСТИ! ТЫ ДОЛЖЕН ОТПУСТИТЬ КОНТРОЛЬ! ПУСТИ МЕНЯ ВНУТРЬ!»
Это было не проникновение. Это было предложение. Отчаянное, сумасшедшее предложение. Она предлагала не остановить меня. Она предлагала… разделить бремя. Взять часть этой чужеродной силы в себя, в свой ментальный дар, чтобы рассеять её, преобразовать.
Я не думал. Я просто согласился.
И её сознание — острое, холодное, знакомое — влилось в моё. Не как захватчик. Как проводник. Как молниеотвод. Я чувствовал, как часть бушующей во мне энергии перетекает в неё, как она, стиснув зубы, пропускает её через фильтры своего разума, дробит на безопасные фрагменты и… выпускает в окружающий воздух в виде безвредного магического фона, тихого психического шума.
Это было мучительно для неё. Я чувствовал её боль, её ужас перед этим морем чужой гнили. Но она держалась. Её воля была тонкой, но невероятно прочной струной, натянутой до предела.
Постепенно давление стало спадать. Поток силы уменьшился. Свет, сочившийся из моей кожи, потух. Дрожь в теле сменилась глубокой, пронизывающей до костей усталостью. Я лежал, не в силах пошевелиться, и чувствовал, как её сознание осторожно отходит, оставляя после себя чувство… опустошённой чистоты. И глубокой, бездонной благодарности.
Вокруг нас стояла тишина. Разрушенный зал, перевёрнутые столы, запах гари и озона. И люди. Десятки людей, которые смотрели на нас. На меня, лежащего в конце зала, и на Бэллу, стоящую на коленях рядом, бледную как смерть, с тонкой струйкой крови, текущей из носа.
Первым пришёл в себя Сирил. Он пробился через толпу, его лицо было как из гранита. Он посмотрел на меня, на Бэллу, на потухший кубок.
— Что… что вы сделали? — его голос звучал хрипло, лишённым всякой обычной холодности.
— Он… остановил это, — выдохнула Бэлла, не глядя на Сирила. — Он поглотил духа. Почти ценою собственного разума.
Сирил молчал, его взгляд анализировал ситуацию с бешеной скоростью. Потом он кивнул, разом приняв решение.
— Старшекурсники! Наведите порядок! Помогите раненым! Вы двое… — он посмотрел на нас, — …за мной. Немедленно.
Он не стал ждать, пока мы встанем. Двум студентам из Костей приказали поднять меня, но мои ноги не слушались. Бэлла встала сама, шатаясь, но твёрдо. Мы двинулись к выходу, и толпа молча расступилась перед нами. В глазах, которые смотрели на меня, был не страх. Было нечто новое. Почти… благоговение. Смешанное с ужасом.
Нас провели не в лазарет и не в кабинет Сирила. Нас привели в маленькую, аскетичную комнату в глубине Склепа — помещение для экстренной изоляции и допросов. Там были только каменные стены, стол и два стула. Меня усадили на один. Бэллу — на другой. Сирил остался стоять.
— Отчёт, — сказал он одним словом. — Подробно. Что вы почувствовали, что сделали, почему.
Мы говорили по очереди. Я — как почувствовал призыв, как потерял контроль, как поглотил разрыв. Бэлла — как увидела, что я иду в эпицентр, как пыталась остановить, а потом… как мысленно поддержала, чтобы я не взорвался изнутри. Мы опустили лишь одно — истинную природу моего голода и то, что Бэлла не просто «поддержала», а взяла часть отравы в себя.
Сирил слушал, не перебивая. Когда мы закончили, он долго молчал.
— Вы понимаете, что только что совершили? — наконец спросил он.
— Остановили угрозу, — сказала Бэлла, но в её голосе не было ни гордости, ни вызова. Только усталость.
— Вы нарушили все мыслимые протоколы безопасности. Вы, Вэйл, влезли в эпицентр неклассифицированной магической аномалии уровня катастрофы. Вы, Ситцен, вмешались в процесс, о природе которого не имели ни малейшего понятия, рискуя быть уничтоженной или сведённой с ума. — Сирил говорил ровно, но каждая фраза была как удар. — И вы… вы это сделали. Вы остановили то, с чем не справились десяток опытных магов.
Он провёл рукой по лицу, и впервые я увидел на нём признаки настоящей, человеческой усталости.
— Ректор уже проинформирован. Последствия… я не знаю. С одной стороны — вопиющее нарушение субординации и самоуправство. С другой — результат, спасший жизни, возможно, десятков людей и предотвративший неисчислимые разрушения. — Он посмотрел на меня. — Ты переполнен чужеродной силой. Ты чувствуешь последствия?
Я кивнул. Внутри всё ещё булькало, как после тяжёлого отравления, но уже без той дикой боли. Была глубокая, тошнотворная тяжесть.
— Тебя нужно будет обследовать. Очистить, если возможно. А тебя… — он перевёл взгляд на Бэллу, — …тоже. Ментальное вмешательство в такой процесс не проходит бесследно.
— Я в порядке, — сказала Бэлла, но её бледность и дрожь в руках говорили об обратном.
— Вы не в порядке. Вы оба на грани. И теперь вы ещё и герои. Или монстры. В зависимости от того, как на это посмотрят. — Сирил вздохнул. — Я оставлю вас здесь под охраной на ночь. Завтра ректор решит вашу судьбу. А пока… постарайтесь не умереть и не сойти с ума. Это приказ.
Он вышел. Дверь закрылась, и мы услышали щелчок магического замка. Мы были в заточении. Но заточении почётном.
В тишине комнаты Бэлла первая нарушила молчание.
— Ты… ты что, совсем идиот? — её голос дрожал, но не от страха. От ярости. — Ты мог умереть! Ты мог взорваться и унести с собой половину академии!
— Я знал, — прошептал я. Голос был хриплым, как после долгого крика. — Но не мог остановиться. Оно звало. Как магнит.
— «Оно»? Дух?
— Нет. Сам голод. Он увидел пищу и… сорвался с цепи.
Она замолчала, глядя на свои руки. Потом подняла на меня глаза.
— А когда я вошла… ты меня пустил. Почему?
— Потому что я тебе доверяю, — просто сказал я. — И потому что иначе бы не справился. Ты… ты взяла часть этого на себя. Как ты?
— Как после того, как тебя пропустили через мясорубку, а потом собрали заново из обрезков, — она попыталась улыбнуться, но получилась гримаса. — В голове до сих пор звенит. И я чувствую… эхо. Отголоски того, что было в той силе. Древний ужас. Бесконечный голод. И ещё что-то… печаль. Такую глубокую, что её даже осмыслить нельзя.
