Куда могла деться Зере? Инсин с тревогой думал об этом. После того ужаса, что она пережила, до смерти испуганная и пристыженная тем, что ее застали в его гэре, она могла сделать все, что угодно. Убежать в степь на верную гибель. Или… чего еще хуже. Поиски, организованные ее подругами, не увенчались успехом. Сам Инсин, исследовав ближайшие территории, также не смог принести доброй вести. К вечеру о Зере и вовсе перестали говорить.

Младший сын хана сходил в баню, смывая с себя тяжесть дня, и вернулся в свой гэр. Сейчас Инсин сидел на шкурах, а молоденькая служанка, молчаливая и робкая, заплетала его влажные волосы в тугую косу. Он сидел неподвижно, глядя в пустоту, и пытался переварить ту информацию, что обрушилась на него за последние сутки. Темные силы, загадочный монстр, ожившие мертвецы… И отец, по всей видимости, заключивший сделку с самим Нижним миром. Неужели это действительно дело рук Эрлика, о котором с таким ужасом говорил старый шаман Ойгон?

— Как думаете, нойон, — робко начала служанка, желая нарушить гнетущую тишину. Ее пальцы ловко перебирали волосы юноши. — Сегодня придет ответ от лесных людей? Все-таки, уже почти два дня прошло. Если они будут молчать еще дольше, это же неуважение к самому хану.

Инсин ничего не ответил. Он и сам думал об этом. Что они решат? Поверят ли в это лживое перемирие? Или…

— Но, наверное, наш великий Хулан-хан все предусмотрел, — продолжала щебетать девушка, не ожидая ответа. — Не зря же он еще вчера приказал отправиться с утра на северный дозор самому Бату-нойону!

При упоминании имени брата Инсин напрягся.

— Бату? Он на северном дозоре? С каких пор?

— Да практически с самого утра, нойон, — кивнула служанка. — Он первый вызвался. Сказал, что чувствует, что сегодня лесные колдуны дадут о себе знать. Бату-нойон, он ведь такой… проницательный. Он определенно что-то знает, раз поехал лично. Значит, и встретит их посла с новостью!

От этой мысли по коже Инсина пробежали ледяные мурашки. Бату ждет посла шаманского племени. Его брат, который знает о пророчестве, который ненавидит и его, и заочно даже Кейту. Который уже один раз пытался его убить. Если посланником от шаманов будет простой дозорный, Бату, возможно, просто убьет его и скажет отцу, что это было нападение. А если… если они пошлют кого-то важного? Или, что было совсем уж безумной мыслью, если сама Кейта решит прийти? Инсин вспомнил ее ярость, ее решимость у погребального костра. Она не из тех, кто может просто сидеть и ждать. Мысль о том, что Кейта рискует попасть в лапы его жестокого, ничего не страшащегося брата, была невыносимой. Бату не станет слушать, не станет разбираться. Он увидит в ней лишь воплощение угрозы для своего положения, ведьму, каким-то образом связанную с его ненавистным братом. Старший сын хана убьет ее, не моргнув и глазом!

— Закончила? — резко дернувшись спросил Инсин.

— Д-да, нойон, — испуганно пискнула служанка, спешно завязывая последний узел.

Инсин тут же подскочил на ноги. Он должен был быть там, на границе. Чтобы убедиться, что сегодняшний день не закончится еще очередной трагедией.

— Приготовь Ариона, — бросил он, накидывая на плечи дээл. — И принеси мне мой лук. Быстро!

Сын Степи должен был помешать Бату. Любой ценой, даже если для этого придется открыто пойти против собственного брата. Когда Инсин, собравшись, выскочил из своего гэра, его ждал первый дурной знак. Арион, его верный, обычно спокойный конь, которого еле удерживала за вожжи служанка, бушевал. Он бил копытами, ржал, мотал головой и не подпускал к себе оруженосца, пытавшегося накинуть на него седло. Животное чувствовало беду.

— Тихо, мой хороший, тихо, — Инсин подошел к коню, мягко говоря и протягивая руку. Он положил ладонь на вздрагивающую шею коня, поглаживая, передавая ему свое спокойствие, которого у него и самого уже на дне плескалось. — Я знаю. Я тоже это чувствую.

Понадобилось несколько минут, чтобы конь наконец успокоился и позволил себя оседлать. Снаряженный, с луком за спиной и колчаном, полным стрел, младший сын хана вскочил в седло и, не теряя ни секунды, устремился на север, к границе.

Закатное солнце окрасило степь в багровые и золотые тона. На небе начали появляться первые, бледные звезды. Степной воин гнал коня так, как не гнал никогда в жизни. Не опоздал ли он? Успеет ли? Каждый удар копыт Ариона отдавался в его груди тревожным стуком. Интуиция не подвела Инсина. Когда до северного дозорного поста, где должен был находиться Бату, оставалось меньше четверти лиги, он услышал приглушенные, гневные вопли. Юноша сбавил ход, спешился и, оставив Ариона в небольшой лощине, дальше пошел пешком, двигаясь бесшумно, как тень.

Он выполз на гребень невысокого холма и посмотрел вниз. Картина, открывшаяся ему, заставила его сердце замереть. У дозорного костра стоял Бату. Рядом с ним — пятеро его самых верных нукеров. А перед ними, на коленях, со связанными за спиной руками, стояли трое. Лесные шаманы. В одном из них он узнал того самого сурового охотника, который первым встретил его у барьера — это был Каскил.

Бату гневно расхаживал перед ними, осыпая пленных оскорблениями и тыча в лицо рукоятью своего меча.

— … так я вас спрашиваю еще раз, лесные крысы! Где ваш вождь⁈ Почему ваше никчемное племя прислало лишь жалких гонцов? Решили посмеяться над нами⁈

Каскил молчал, гордо вскинув голову и с презрением глядя на Бату. Двое его спутников были напуганы, но тоже молчали. Инсин быстро, лихорадочно, осмотрел пленных. Сначала он похолодел, подумав, что в темноте мог не разглядеть ее. Но нет, Кейты здесь не было. Огромная волна облегчения захлестнула его. Она не пришла. Она в безопасности! Но это облегчение тут же сменилось новой тревогой. Этих пленных людей все равно нужно было спасти. Бату был в ярости, он был как дикий зверь, почуявший кровь. Брат не отпустит их просто так — он будет их пытать, а потом убьет, чтобы спровоцировать войну, которой он так жаждал. А отец… находящийся под влиянием Эрлика, он даже не станет разбираться, кто был прав, а без размышлений использует этот инцидент как повод для нападения.

Инсин лежал на холме, сжимая в руке лук. Младший сын хана был один против шестерых, включая его брата, одного из лучших воинов орды. Вступать в открытый бой было безумием, нужно было что-то придумать. Найти способ спасти послов, не развязав при этом гражданскую войну. И сделать это нужно было прямо сейчас, пока Бату не перешел от угроз к делу.

Время истекало. Инсин видел, как Бату теряет терпение — он схватил Каскила за волосы, приставив к его горлу нож.

— Я спрашиваю в последний раз, лесная мразь…

Нужно было действовать. Инсин наложил на тетиву особую стрелу — с широким, тупым наконечником, которым охотники глушили мелкую дичь, не портя шкурку. Он прицелился не в брата и не в пленных, а в большой медный котел с водой, стоявший у костра. Стрела со свистом сорвалась с тетивы и с оглушительным, гулким звуком ударила в котел. Звук, усиленный ночной тишиной, был подобен удару грома. Все, включая Бату, инстинктивно вздрогнули и обернулись на шум.

— Какая досада, брат, — раздался спокойный голос Инсина с вершины холма. — Похоже, моя рука дрогнула. Я целился в зайца, что сидел вон за тем кустом.

Он медленно, с достоинством, спустился вниз, к костру. Его появление здесь было как ушат холодной воды. Бату, оттолкнув от себя пленника, в ярости уставился на него.

— Ты⁈ Что ты здесь делаешь, выродок!

— То же, что и ты, — невозмутимо ответил Инсин, останавливаясь по другую сторону костра. — Несу дозор. Отец беспокоится, что ты, в своем рвении, можешь наделать глупостей. Как я вижу, он был прав.

— Глупостей⁈ — взревел Бату. — Я поймал их лазутчиков! Они шпионили за нами!

— Это послы, Бату, а не лазутчики, — терпеливо поправил его Инсин. — Их отряд ждет нашего ответа. Убив их, ты нарушишь прямой приказ хана и навлечешь на наш род позор трусов, убивающих безоружных.

— Мне плевать на позор! — Бату был в еще большем гневе от появления младшего брата, который всегда, как заноза в заднице, мешал ему. — Я очищу нашу землю от этой скверны!