— Довольно. — рявкнул Хулан, и Бату тут же отступил. Хан посмотрел на Инсина, и в его глазах промелькнула борьба. Он хотел верить сыну, но подозрения, посеянные Бату, уже пустили корни. И в этот момент у старшего брата созрел новый, куда более коварный план. Уличить их во лжи сейчас — значит, лишь навлечь на них гнев отца. Но если Инсин, этот неслыханный любимчик хана, исчезнет… исчезнет по-настоящему… тогда путь к ханскому расположению, а впоследствии, и трону, будет свободен.

— Отец, — сказал Бату неожиданно примирительным тоном. — Каюсь, я могу и ошибаться. Быть может, наш брат действительно стал настоящим воином и в одиночку разогнал лесных чертей. Но рана… — он снова посмотрел на царапину, наигранно озабоченно зацокав языком. — Я слышал от пленников, что свое оружие шаманы всегда смазывают ядом. Медленным, болотным ядом, от которого человек чахнет неделями, а потом умирает в муках.

Инсин недоверчиво посмотрел на брата, а Аяна в ужасе ахнула. Хулан же не изменился в лице, но было видно, как мужчина напрягся.

— Но, — продолжил Бату вкрадчиво, — есть и противоядие. Старики говорят, что в самом сердце этих топей растет лунная трава. Редкая, как слеза их Великой Матери Тэнгри. Она светится в темноте и может исцелить любую рану, снять любое проклятие за считанные мгновения.

Он повернулся к Инсину, и на его лице было выражение почти братской заботы, от которого у Инсина по спине пробежал подозрительный холодок.

— Ты ранен из-за моей сестры, брат. Будет справедливо, если я помогу тебе исцелиться. Отец, возвращайтесь с Аяной и остальными в улус. Мы с Инсином быстро найдем эту траву и догоним вас к вечеру. Что бы тут не произошло на самом деле, рисковать жизнью своего брата я не хочу.

Это был гениальный ход. Отказаться Инсин не мог — это было бы равносильно признанию во лжи. Хан, обеспокоенный даже малейшей угрозой для своего любимого сына, не мог не согласиться. Наивный и честный Инсин, хоть и чувствовал подвох, поверил в благородный порыв брата. Он видел в этом шанс доказать свою смелость и правоту.

— Хорошо, — кивнул Хулан после минутного раздумья. — Возьми с собой Мунко и Арслана. И возвращайтесь до заката.

Степные воины углубились в топи. Бату, увешанный самодельными оберегами из волчьих клыков и сушеных ящериц, шел впереди, уверенно выбирая тропу. Инсин и двое других братьев следовали за ним. Чем дальше они заходили, тем мрачнее и зловещее становился лес. Туман сгустился, скрывая солнце. Под ногами чавкала трясина, а воздух наполнился сладковатым запахом гнили.

— Ты уверен, что мы идем правильно? — с сомнением спросил Инсин, когда его конь испуганно захрапел, отказываясь идти дальше.

— Почти пришли, братишка, — ухмыльнулся Бату, указывая вперед. — Вон за тем поворотом, видишь, как светится?

Инсин прищурился. И правда, впереди, в тумане, мерцал бледный, фосфорический свет. Надежда вспыхнула в нем, заглушая сомнения. Он спешился и пошел вперед, ведя коня в поводу. И в этот момент Черные Топи словно ожили. Шепот, который раньше был лишь фоном, превратился в отчетливые, манящие голоса. Они звали его по имени, обещали покой и прохладу. Туман перед глазами начал сплетаться в уродливые, искаженные лица. Его конь, обезумев от ужаса, взвился на дыбы, вырвал поводья и с диким ржанием бросился прочь. Инсин отшатнулся и оступился. Земля, казавшаяся твердой, подалась под его ногой. Он провалился по колено в ледяную, засасывающую жижу. Юноша попытался выбраться, но каждое резкое движение лишь глубже затягивало его в трясину. Лунный свет, который он видел, оказался лишь болотными огнями, пляшущими над самой гиблой топью.

Любимый сын хана обернулся, отчаянно ища помощи. Мунко и Арслан стояли поодаль, на твердой земле, и просто смотрели то на старшего брата, то на него с холодным безразличием. «Амулеты!» На них тоже были обереги от злых духов. Бату стоял рядом с братьями, и на его лице играла торжествующая, злобная ухмылка.

— Проклятые духи, брат! — крикнул он, и в его голосе звучало неприкрытое издевательство. — Они сильнее нас. Держись, мы сейчас вернемся за помощью!

Инсин все понял. Это была не ловушка духов, а продуманная измена его собственного брата.

— Брат! — гневно закричал он, но его голос потонул в чавканье болота. — Бату! Ты…

Трясина затянула его уже по пояс. Ледяной холод сковал тело, а в голове звучал хохот злых духов. Он был один. Преданный. Идущий на дно в самом сердце проклятого болота. Бату смотрел, как голова его брата скрывается под черной, маслянистой водой. Когда последний пузырь воздуха вышел на поверхность, он удовлетворенно кивнул. Импровизированный план, на который его сам Инсин и натолкнул, сработал на отлично. Бату зачерпнул полную пригоршню грязи и тины, измазал себе лицо и одежду, разорвал рукав. Теперь можно было возвращаться к отцу с печальным рассказом о том, как злые духи топей забрали у них любимого брата и сына. Наконец-то, справедливость восторжествовала.

Но степные воины не знали, что сейчас находились в Топях не одни. Кейта не ушла далеко. Хоть и пыталась. Она заставляла себя идти на север, к айылу, к безопасности. Но с каждым шагом необъяснимая боль в груди становилась лишь сильнее. Невидимая нить, что ранее тянула ее к скалам, теперь не отпускала, превратившись в раскаленный канат, приковавший ее к этому проклятому месту. Она остановилась на краю топей, скрытая густым ельником, и обернулась. Девушка не знала, чего ждет, но чувствовала — точка в этой истории еще не поставлена.

Именно поэтому она увидела все. Видела, как воин-ветер вернулся, но не один. С ним были трое, похожие на него, как волки из одной стаи, но лишенные его света. Кейта слышала обрывки их разговора, донесенные ветром. Слышала откровенную, тошнотворную ложь о шаманском яде и лунной траве. Она видела, как братья углубляются в топи, и сердце ее сжалось от дурного предчувствия. Это была не охота за лекарством. Пресвятая Хранительница! Это была охота на живого, родного человека!

Спрятавшись за стволом упавшей сосны, она стала безмолвной свидетельницей предательства. Шаманка видела, как болотные огни заманили Инсина в ловушку. Видела, как обезумел его конь. Как его братья стояли и просто смотрели, пока трясина пожирала плоть и кровь от их отца. И она видела торжествующую ухмылку на лице того, кого погибающий назвал своим братом. Когда степняки ушли, оставив за собой лишь тишину и бульканье черной воды, Кейта больше не раздумывала. Голос разума, твердивший об опасности и вражде, замолк. Остался лишь один всепоглощающий импульс — спасти. Спасти, во что бы то ни стало.

Девушка выскочила из своего укрытия и бросилась к месту, где трясина сомкнула свои голодные челюсти.

— Нет… — вырвался дрожащий голос из ее груди. Не теряя ни секунды, Кейта схватила длинный, сухой ствол молодой березы, лежавший неподалеку, и, рискуя собственной жизнью, шагнула в вязкую жижу, прощупывая дно. — Великая Мать Тэнгри! — взмолилась она, и это была не просьба, а требование, настоящий крик души. — Хранительница лесов, Хозяйка всей жизни! Ты видишь эту несправедливость! Не дай болоту забрать его! Помоги мне, дай мне сил!

Трясина не хотела отпускать свою добычу. Она цеплялась за ноги Кейты, засасывая ее, пытаясь утащить вслед за первой жертвой. Это было похоже на борьбу с живым, голодным существом. Болото стонало, чавкало, тянуло ее вниз, в свои холодные, бездонные объятия. Кейта уперлась сухим стволом в то место, где видела его в последний раз, и нажала всем телом. Тщетно. Ее собственных сил не хватало. Она чувствовала, как сама начинает тонуть. Отчаяние начало затапливать удаганку, холодное и липкое, как сама болотная грязь.

И тогда произошло чудо. Словно сама Великая Мать действительно услышала ее отчаянный зов. Сквозь плотный туман на поляну пробился один-единственный, ослепительный луч солнца. Он ударил прямо в то место, где отчаянно боролась за жизнь Кейта, и в этот миг девушка почувствовала, как по ее телу разливается невероятная, горячая сила. Та самая, что спала в ней с детства. Та, что когда-то напугала лесных абаасы. Мышцы шаманки налились мощью, во много раз превосходящей человеческую. Она перестала тонуть. Земля под ногами словно уплотнилась, давая ей опору. С криком, который был похож на рык дикой медведицы, защищающей своего детеныша, она вонзила самодельный шест в трясину и, используя его как рычаг, потянула вверх. Болото нехотя поддалось. С громким, чавкающим звуком на поверхности показалось плечо, потом спутанные черные волосы. Кейта отбросила шест и, ухватившись за одежду Инсина, из последних сил потащила его прочь из трясины, сама выбираясь на твердую землю.