Мой племянник Киан попросил меня выполнить эту работу, и я быстро согласился, даже несмотря на то, что мне не заплатят за нее. Но мы были семьей, так что я не возражал против обмена услугами. И если быть до конца честным, этот мальчик был единственным представителем моей плоти и крови, чью смерть я бы действительно оплакивал. Так что, отчасти, я делал это именно поэтому.
Это была одинаково простая и трудная задача. У Киана была вендетта против того клуба, где я нашел своего паучка, и он был полон решимости уничтожить их. Не могу сказать, что я винил его. Это место никогда не было мне по вкусу: старики покупали и продавали людей, как домашний скот, и торговали сексом, как будто у них было на это право. Я уже ругался по этому поводу со своим Па, угрожал, подумывал просто пойти туда сам и отрезать парочку членов. После Авы я вообще не терпел насильников и извращенцев, но он пресек мои намерения еще до того, как я начал. И я склонился перед могуществом империи О’Брайенов, как всегда это делал.
Не потому, что я испытывал какое-то реальное чувство принадлежности к семье или к бандитам, чья кровь текла в моих жилах. Скорее потому, что были люди, которых просто нельзя было убивать. Не так просто. Не без последствий, которые обрушились бы на мою голову. А я не хотел вечно жить в тени смерти своего отца. Он был одним из крупнейших игроков в штате. Черт возьми, он был одним из крупнейших игроков во всей стране. Его смерть создала бы вакуум власти, и было лишь несколько способов его заполнить. Скорее всего, одним из моих братьев. И день, когда я увижу, как один из этих ублюдков выступит вперед и возьмет на себя управление семьей, станет днем моей смерти, потому что Лиам О’Брайен, возможно, и был плохим, но его отпрыски — все до единого чудовища.
Я был единственным порядочным человеком, а я зарабатывал на жизнь убийством людей.
Нет, я не хотел, чтобы кто-то из них занял его место, и сам не стремился к этой роли. Дело было не в том, что я боялся власти, скорее у меня не было желания ее использовать. Я был хозяином своей судьбы. По крайней мере настолько, насколько это возможно, когда находишься под каблуком отца. Хотя он и не держал меня на слишком коротком поводке. Он понимал, что бешеным псам нужно давать свободу. И пока я появлялся, когда он звал, и убивал тех, на кого он меня натравливал, он позволял мне жить вдали от остальной семьи, которая обосновалась в частном поселке неподалеку от города. Позволял мне приходить и уходить, когда я хотел, и заниматься своей работой. Это не была свобода, но пахла она именно так, когда ветер дул в нужную сторону.
Поэтому мне пришлось подчиниться отцовскому приказу не трогать тот клуб. Но я никогда не давал клятв, обещающих, что не узнаю личностей некоторых членов клуба, не проберусь к ним домой глубокой ночью и не заставлю их визжать для меня, как маленьких поросят.
Видите ли, все дело было в том, чтобы взглянуть на вещи под другим углом. В конце концов, правила были созданы для того, чтобы их нарушать.
И вот я здесь, прячусь в темноте в доме какого-то ничего не подозревающего ублюдка, собираясь выяснить, смогу ли я развязать ему язык, чтобы передать Киану побольше информации о «Ройом Д’Элит» и о том, как он работает. Может быть, мне удастся дать ему и его друзьям то, что нужно, чтобы уничтожить это место, а может, придется выследить еще больше этих ублюдков и выпотрошить их ради этой информации. В любом случае, меня это устраивало.
Звук захлопнувшейся дверцы холодильника заставил меня замереть, и я сделал шаг влево, глядя в дальний конец длинной кухни, где стоял мужчина и смотрел прямо на меня. Было темно, так что я не мог разглядеть его как следует, только мешковатые боксеры в клетку, пивной живот и серебристые волосы, которые блестели в лунном свете, льющимся снаружи.
Сраный гриб. (Прим.: Вот черт)
Мы уставились друг на друга секунд на пять, а затем он выкрикнул что-то неразборчивое, выронил бутылку апельсинового сока и бросился бежать. Я со всей силы метнул кухонный нож, и он просвистел по воздуху, прежде чем вонзиться в гипсокартон, где он стоял всего мгновение назад.
Я выругался, бросаясь в погоню. Он бежал за пистолетом. Они всегда бегут за гребаным пистолетом.
Я поскользнулся на апельсиновом соке, когда пробегал по нему, скользя, как на катке, прежде чем ухватиться за стену и броситься за ним за угол.
Мои ботинки стучали по деревянному коридору позади него, и он с силой оторвал книжный шкаф от стены, обрушив его на моем пути, так что книги разлетелись во все стороны.
— Держись от меня подальше! — заорал он, бросаясь в комнату справа по коридору и захлопывая за собой дверь.
Последовал звук защелкивающегося замка, и я выругался, перепрыгивая через книжный шкаф и хватая тяжелую энциклопедию из кучи на полу. Это оказался том на букву «Н», и я ухмыльнулся. Черт возьми, отличная буква! Сколько замечательных слов начиналось на букву «Н»: нирвана, наилучший, наплыв, а главное — Найл, конечно же, самое лучшее из всех.
Я взревел как зверь и бросился к двери, ударив по ней так, что затрещали петли. Отскочив от твердого дерева, я снова ринулся вперед, когда в воздухе пронеслись выстрелы.
Дверь с грохотом распахнулась, и я рухнул на пол, так что к счастью, ни одна пуля не попала в меня.
Я вытащил яблоко из заднего кармана и бросил его в того козла, который стрелял в меня, с криком: — Граната!
Он испуганно вскрикнул, перепрыгнув через стол и приземлившись прямо передо мной, когда я поднялся на ноги.
Я наступил ему на руку, в которой он все еще держал пистолет, и другой ногой нанес ему сильный удар в бок.
Он закричал, пытаясь подняться, но я со всей силы ударил его энциклопедией в горло, и его голова с грохотом упала на деревянный пол, а из глотки вырвался булькающий звук боли.
Я продолжал давить пяткой на руку, которая все еще держала пистолет, и колотил его тяжелой книгой по обеим сторонам головы, перечисляя животных, чьи названия начинаются на букву «Н», чтобы мы оба могли немного подтянуть свои знания на эту тему.
— Носорог. Нарвал. Норка. Нерпа… — я остановился, выпрямившись и глядя на его окровавленное лицо, пытаясь придумать еще одно животное, но, должен сказать, животных, чьи названия начинаются на «Н», не так уж и много. Чтоб меня, это грустно.
— Можешь вспомнить еще кого-нибудь? — Спросил я его. — Если сможешь, я оставлю тебя в живых. — Ненадолго, но ему об этом знать не обязательно.
— Н… н… н… — Его разбитая губа дрожала, пока он пытался придумать хоть что-нибудь, и я поднял тяжелый том, чтобы закончить работу. Хотя, если подумать, у меня было к нему несколько вопросов, поэтому я решил, что пока не могу его убить. — Невадский бурый медведь! — выдохнул он, заставив меня остановиться.
— Я не впечатлен, — сказал я ему. Можно было просто добавить «Невадский» к названию любого животного и считать это за правильный ответ. Если бы дело было в этом, я бы сказал «Невадский опоссум» или «Невадская блоха» или «Невадский хорек», и у меня никогда бы не закончились животные. Но я открыл энциклопедию, чтобы проверить, ведь я все-таки дал человеку обещание.
Пролистав несколько окровавленных страниц, я нашел, то что искал. Всего одну строчку, в которой говорилось: см. американский медведь, но эта ссылка была там. — Хм, не лучший ответ, но и не совсем неправильный.
— Это из-за моей жены? — спросил он, его голос был совершенно искажен из-за удара энциклопедией по горлу, но за свою жизнь я наслушался достаточно предсмертных хрипов, так что умел их понимать.
— Ты скажи мне. — Три простых слова, которые всегда заставляли идиотов петь как соловьи. Почему так? Они просто считали, что я уже все знаю, и поэтому с ходу все выбалтывали, а я-то как раз почти ни черта не знал. Я был наемным убийцей. Людям не нужно было вдаваться в подробности, хотя я всегда спрашивал о причинах, чтобы убедиться, что не убиваю того, кто этого не заслуживает. Забавный факт: многие ублюдки это заслужили. В этом мире было так много мудаков достойных убийства, что это было просто нереально.