Когда я в следующий раз увидела Марка, мне был двадцать один год. Это было на зимних праздниках, два с половиной года спустя после нашей предыдущей встречи. И я была не готова.

Я знала, что он повзрослел. По крайней мере, он совсем вырос — и не только потому, что был взрослым по закону.

«Мы с Си-Джеем ездили к Марку в Бостон, и это было реально клево. Мы поговорили о некоторых дрянных штуках, которые он сделал, когда мы были моложе, и он извинился — сколько, миллион раз? — написала мне Табита прошлым летом. — Это меня беспокоит. Ну серьезно, кто я такая, если убрать из меня ненависть к младшему брату? Что будет новым ядром моей личности?»

И еще: «Почему он так хорошо успевает по всем предметам? Боже, возможно, это все-таки я белая ворона в семье».

И еще: «Я поругалась с Си-Джеем, и Марк предложил его избить. Никто никогда не делал для меня ничего более милого».

Когда папа, его тогдашняя подружка и я шли по подъездной дорожке Комптонов, припорошенной снегом, на их праздничный вечер, я готовилась увидеть нового и улучшенного Марка.

Но я не ожидала, что у меня остановится сердце и дрогнут колени.

Потому что он был все еще Марком. Тем мальчишкой, который пропевал национальный гимн отрыжкой и оставлял в раковине капли зубной пасты. Но еще он был творением последних нескольких лет своей жизни, в которые я его не видела. Это делало его одновременно и тем же, и другим, и…

— Привет, Туалетка, — сказал он, но в его голосе звучала только нежность. Потом я оказалась в его руках — мне пришлось встать на носочки, чтобы обнять его, — и я поверить не могла, какой он высокий и крепкий, как мою щеку царапала его щетина, какими теплыми и всеобъемлющими были его прикосновения.

— Ого, — промямлила я ему в плечо.

— Ого? — Его голос прозвучал у меня в ухе. Я почувствовала, как он прижимает меня к себе еще теснее.

— Просто… Кажется, я соскучилась?

Марк издал мягкий раскатистый смешок. Он вибрацией прошел через слои одежды, проникая прямо в грудь. Северный Иллинойс, конец декабря, а мне внезапно стало жарко.

— Почему ты так удивлена? — Марк отстранился. Он никогда не был нервным и закомплексованным, но его новая улыбка казалась такой солидной и уверенной, что я не могла отвести взгляд.

— Не знаю. — Я пожала плечами. Взяла себя в руки. — Не думала, что смогу скучать по тому, кто запрограммировал мой компьютер писать «мошонка» каждый раз, когда я набирала слово «он».

— Черт, какой хороший был макрос. Наверняка он еще где-то валяется. — Мы столкнулись взглядами, и в его глазах появилось нечто… жадное. — Я тоже скучал, Джейми.

— Да?

Марк заколебался, а когда снова открыл рот, возле меня уже хлопотала миссис Комптон, забирая мое пальто, и у меня не получилось снова оказаться рядом с Марком до ужина. Ужин был славным, но в воздухе царило очевидное напряжение — какой-то тянущийся разговор в семье Комптонов, о котором я не знала, и только ближе к концу вечера из крупиц сложилась ясная картинка.

— …не та причина, чтобы отчислиться, — говорил мистер Комптон, когда я прислушалась к беседе на его конце стола.

— Вообще-то, та, — спокойно возразил Марк. — Я всегда могу вернуться к учебе, если захочу. Но инвесторы-меценаты не будут ждать вечно.

— А ты не можешь заняться и тем и другим? — спросила Табита. — И учебой, и стартапом?

Марк покачал головой.

— Нет, если хочу дать компании лучшее.

— Но ты сказал, что уже разработал технологию.

— А для чего эта технология? — перебил папа.

— Система передачи файлов. Куда быстрее и сообразительнее, чем то, что сейчас есть на рынке.

Марк пустился в объяснения. Я видела, что все сидящие за столом едва ли поняли их по-настоящему, но сама посетила достаточно занятий по информатике в колледже, чтобы впечатлиться.

— Если это такая хорошая технология, — перебила его папина подружка, — ты не думал продать ее кому-то еще? Так ты сможешь окончить учебу, пока ее выводят на рынок.

Мистер Комптон оживился.

— Вот об этом мы ему и твердим все выходные. Видишь, она с нами согласна!

Марк вздохнул и встал.

— Сейчас вернусь.

Миссис Комптон нахмурилась.

— Куда ты?

— На сигаретку.

— Но ты же не куришь?

Он широко усмехнулся. И секунду я не могла дышать.

— Давайте притворимся, что курю, а не просто пытаюсь от вас удрать.

Я подождала несколько минут, прежде чем извиниться и сказать, что мне нужно в туалет. Я нашла Марка на заднем крыльце: он сидел, запрокинув голову к звездам. Воздух был студеным, и каждый его выдох превращался в белое облако, но он явно не переживал об этом. Я подумала, похож ли Бостон на Калифорнию — где небо никогда не было таким красивым, как здесь, дома.

— Тебе не холодно? — спросила я.

Марк бросил на меня быстрый взгляд, а потом вернулся к звездам.

— Если ты пришла меня отговаривать…

— Я пришла спросить, не принести ли тебе пальто.

Он снова посмотрел на меня. Короткая пауза — и его губы медленно расползлись в улыбке.

— Давай сюда, — сказал он, приглашая меня сесть рядом с ним на качелях на крыльце. Как только я оказалась настолько близко, чтобы ощутить его тепло, он развернул одеяло, укрыл нас обоих, и какое-то время мы сидели в уютной тишине.

— Так ты будешь это делать? — в итоге спросила я.

— Что именно?

— Бросать учебу.

Он глубоко выдохнул.

— Не знаю. Я хочу, но ни один человек во вселенной не думает, что это правильно, так что, наверное, я просто продам технологию и…

— Я думаю.

Марк с удивлением посмотрел на меня.

— Ты думаешь…

— Что тебе нужно бросать учебу.

— Неужели?

— Ага.

— Так-так-так.

— Почему ты такой довольный?

— Не могу удержаться. — От его улыбки у меня перехватило дыхание. — Маленькая Джейми Малек — благопристойная, дотошная, стремящаяся на медфак с первого класса — говорит, что я должен разрушить всю свою жизнь. Это впечатляет, знаешь ли.

Я закатила глаза.

— Я правда думаю, что тебе стоит слегка подкорректировать план. Возьми академ, не отчисляйся. Или установи для себя срок: если ты не сможешь вывести технологию на рынок в разумное время, то вернешься на учебу. Но… ты не должен сдаваться. Как по мне, это классная идея и классный продукт. И это твоя технология. Ты не должен ее продавать, если не хочешь.

И вот опять эта его усмешка, как из рекламы зубной пасты, — идеальная, счастливая и полная надежды. Мальчишеская.

— Да?

Я кивнула.

— Вообще-то, у меня есть отложенные деньги. В основном то, что оставила мне бабушка. Они просто лежат, собирая пыль и истачиваясь об инфляцию, так что…

— Джейми. Нет.

— Да.

— У меня есть спонсоры. Мне не нужно…

— Я знаю, что не нужно. Я прошу у тебя возможности инвестировать в собственный капитал. Лучше уж поддержать того, в кого я верю, кого знаю и кто мне дорог, чем…

— Мы почти не виделись последние несколько лет.

— Это правда, но я знаю тебя. Всегда знала. Ты ведь это понимаешь?

Он понимал. Я была в этом уверена. Практически ощущала это — судя по внезапному напряжению его тела.

— Оставь свои деньги, — тихо сказал он после долгой паузы. Его рука нашла под одеялом мое колено. Сомкнулась вокруг него, и по моему бедру до самого живота побежали горячие мурашки. — И позволь мне сводить тебя на свидание.

Мое тело безо всяких раздумий закричало: «Да!» Я закрыла глаза, проглотила это слово и заставила себя весело спросить:

— Это что? Общественные работы в доме престарелых?

— Ты на два года старше меня, Джейми.

— Двадцать один и девятнадцать — это две большие разницы.