— Чего тогда приперся? — глухо обронил Григорий Александрович. — Поглумиться решил?

— Зачем мне это? — хмыкнул мужчина. — Нет, Григорий Александрович, я для другого вас навестил.

— И для чего же? — насторожился князь.

— Вижу, дошло до вас ваше положение? Готовы слушать? — улыбнулся Губин.

— Говори уже, — буркнул Белов.

— Вы не ершитесь. Это к добру не приведет, — напомнил Василий Емельянович. И лишь добившись полной покорности и готовности внимать от князя, продолжил. — Вы конечно оступились. И закон не на вашей стороне. Вот только не один вы грешите незаконными связями без согласия второй стороны. У многих помещиков рыльце в пушку, уж я-то знаю. И они будут не в восторге от инициативы моего помощника. Пусть никто вслух такого не скажет, но они — не вашей стороне. Потому что иначе в следующий раз уже к ним могут постучаться городовые.

— Подкупить кого надо? — спросил в лоб Белов, подобравшись, как волк перед прыжком. Он впервые почуял, что может все не так уж и безнадежно, как сгущал тучи только что Губин.

— И это тоже, но позже. Для начала нужны ваши связи. Если что я и понял в этой жизни — у каждого есть свои болевые точки. И у уездного судьи и заседателей суда тоже. Только нужно их знать. Их фамилии вам известны. Подскажете, кому они доверяют свои секреты? К кому можно обратиться, чтобы их выведать? И кстати, я ведь все это тоже не бесплатно буду делать.

— Что ты хочешь? — хмуро спросил Белов, уже представляя, в какие расходы встанет ему попытка даже просто найти обличающий материал на любого из состава уездного суда.

— Вы мне даруете одну из своих деревень. Как дальнему родственнику. Увы, Малышев показал зубы, и я не уверен, что мне удастся после вашего дела переизбраться снова в капитаны. Нужно же будет потом на что-то жить, даже если вы останетесь на свободе.

— Только когда меня оправдают, — тут же поставил свое условие князь. — До этого — даже не жди, что получишь хоть копейку от меня!

— Что ж, вы сами выбрали, — разочаровано протянул Губин. — Счастливо оставаться. Если передумаете, ждите, пока на дежурство встанет надзиратель Никонов. Все иные не такие надежные и не умеют держать язык за зубами.

Сидеть дома и ждать Малышева — то еще удовольствие. Только одна хорошая новость была — с Кузьмой Авдеичем все в порядке. Правда разговор у нас вышел тяжелый.

Алексей Петрович пришел, когда я сидел в своей комнате и перебирал струны, наигрывая мелодию «Лирики» Сектора Газа. Только мелодию, слова даже не пытался произносить. Ну их, еще услышал бы кто-то, снова ненужные вопросы пошли. А так — ну играю я что-то, мало ли что именно.

— Уф, — выдохнул протяжно полицейский, усаживаясь в кресло в зале и принимая чай у служанки.

— Не ложились спать? — уточнил я.

— Спал, но мало, — признался мужчина. — Ох, и кашу вы заварили, Роман Сергеевич.

— Чего это? — не понял я его слов.

— Да слух уж на весь город пошел — что ночью к князю полиция ворвалась и в застенки утащила. Без подробностей. Как итог — уже и председатель дворянского собрания к нам заходил, спрашивал, по какому праву мы врываемся в дома и уважаемого человека в исподнем к себе тянем.

Я лишь фыркнул при слове «уважаемого».

— И что вы отвечали?

— Как есть, так и говорил. Нам только на руку, что новость широко разнесется. Пока до вас добирался, успел зарегистрировать показания всех свидетелей. До того, как к ним кто подойти бы успел. Сейчас вот и ваши буду записывать. Думайте, что мне говорить будете, потому как ваши слова в этом деле, да Владимира Михайловича — самые весомые. Без них, чую, на других видоков давить будут, и те могут и забрать свои показания.

— Другим-то какая разница — поймали князя на преступлении, или нет? — удивился я.

После чего Алексей Петрович мне и объяснил, что дело в сословной солидарности и той строгости наказания, что ждет князя. Меж собой мы можем какие угодно отношения иметь, но идти против одного из «своих» в одиночку — опасно. Мне надо было изначально «коалицию» против князя собрать, чтобы большинство аристократов города хотя бы знали о нашей распре. Тогда действия полиции выглядели бы, как удачная интрига с моей стороны. Всем все понятно. Все в рамках «правил игры». А сейчас — это удар государственной системы по одному из них. Как показывает практика, потом следуют такие же удары уже по другим дворянам, вот и поднялся переполох.

— Вы предвидели такую ситуацию? — уточнил я.

— Думал, раз вы «на живца» князя ловите, да и Владимир Михайлович вас поддержал, то общество поймет все правильно. Недооценил я ваш пыл молодости, — покряхтел Малышев, не став добавлять, что сам все превратно понял.

— У князя ведь были недоброжелатели. Они в любом случае могут воспользоваться его арестом.

— Конечно, — усмехнулся полицейский. — Вы тому пример. И раз уж вы нанесли первый удар, то ждите гостей. К вам обязательно придут на разговор. Или попросят посетить с визитом.

— Мне же вы запретили покидать город…

— Попросил задержаться, пока я ваши показания не записал, — поправил меня Алексей Петрович. — Вот сейчас все сделаем, и отправляйтесь, куда вашей душе угодно. Только уж потом на суд не опоздайте. Вам пришлют письмо с датой.

Надолго Алексей Петрович не задержался. Как и сказал — взял с меня показания и убыл. После чего я загруженный новой информацией от него пошел искать тетушку. Раз такой опытный полицейский говорит, что высший свет может встать на сторону князя лишь из неосведомленности и боязни за себя, не стоит отмахиваться от его слов. Как хорошо, что сегодня вечером в ее театре премьера! Там-то и можно будет запустить нужные слухи, попутно успокоив дворянство и объяснив, что конфликт у нас сугубо личный, для которого и была привлечена государственная машина.

Разговор с Софьей Александровной, когда я поделился опасениями Малышева, лишь подтвердил слова полицейского.

— Ох, Роман, молод ты еще, — вздыхала она. — Зря вчера вы с Володей так быстро все провернули и нам ничего не сказали. Но я понимаю Владимира. Он у меня бывает чересчур прямым и не терпит издевательств к тем, кто ниже по положению. Так говоришь, князь у вас лесопилку сжег? И можно говорить, что это ваш ответ на его необоснованную агрессию?

— Да, — кивнул я. — Свидетель и исполнитель его приказа у нас есть. По понятным причинам, его имя мы раскрывать не хотим. Но он — исполнитель. Человек подневольный. Князь легко может сказать, что не давал ему никакого приказа. Потому, как только мы узнали о такой замечательной возможности его прижать, то тут же воспользовались.

— Не слишком ли жесткий ответ? — единственное, что вызвало сомнения у тети.

— Если бы мы знали, с чего он нас атаковал, то может быть, вы и были правы. А так — он повел себя как бешеная собака. А таких нужно убирать из общества, пока еще кого не покусали.

Женщина хмыкнула, но приняла мое объяснение.

— Хорошо, так всем и буду отвечать сегодня. Уверена, ко мне многие подойдут с вопросами о вашем конфликте. И ты Ольгу уже предупредил?

— Нет еще.

— Ох, Рома, Рома, — покачала она головой. — Ты уж не забывай про маму. Прямо сейчас к ней иди, и не говори, что со мной уже обсудил этот вопрос. А то обидится. А уж я сделаю вид, будто не знала ничего, когда она ко мне подойдет.

Спорить по такому пустяку с тетей я не стал. Я к ней сразу подошел, потому что именно с ней будут стараться поговорить большинство посетителей театра. И к маме я в любом случае собирался подойти. Но раз уж тетя говорит, что к ней надо было в первую очередь заглянуть, то не буду расстраивать. Ни ее, ни маму.

— Что с тобой? — удивленно спросила Маргарита Пелагею, когда та зашла в квартиру. — На тебе лица нет!

Тут же женщина засуетилась и сама поставила чайник, чтобы приготовить успокоительный взвар. После чего села рядом с девушкой и начала успокаивающе гладить ту по плечу, попутно осторожно ведя расспрос. Вскоре Пелагея не выдержала и, расплакавшись, обо всем рассказала.