28 июля 1859 года

— Свежо сегодня, — сказал я, поплотнее запахиваясь в плащ.

— Зато дойдем до вашего имения еще засветло, — заметил в ответ Прохор.

Матросу было около двадцати пяти лет. Рекрутировали его пять лет назад и, когда он уходил из родной деревни, думал что вернется назад не раньше, чем когда ему сорок стукнет. Но после Крымской войны срок службы сократили с двадцати до двенадцати лет, что безмерно Прохора обрадовало. Мало того, что ему всего семь лет осталось лямку воинскую тянуть, так еще по окончании службы он и вольную получит. Тот же Корней, который у нас лакеем служит, вполне себе вольный человек, как и все прошедшие армию крестьяне.

Волна на реке поднималась довольно высоко — не меньше метра была. А в середине реки и того больше. Чтобы наше суденышко не опрокинуло, приходилось «жаться» поближе к берегу, да и вести яхту зигзагами. То в сторону глубины, носом рассекая волны, то к берегу, ощущая всем телом, как вода разбивается о корму корабля, даже немного перехлестывая через борт. Зато практика управления яхтой огромная. Я и с гиком* успел «поиграться» перебрасывая его с одной стороны яхты на другую, и у руля постоял, и в каюте посидел, лишний раз убедившись, что нужно скамьи чем-то мягким оббить.

*Гик — горизонтальный рангоутный брус, который крепится к мачте и служит для растяжения нижней шкаторины (кромки) паруса (обычно грота)

Но шли мы и правда очень ходко и уже через час проплывали мимо земель князя Белова. С реки его поместье выглядело иначе. Более презентабельно, что ли? И причал у него добротный, правда, сейчас пустой — наверное закончился срок аренды яхты. У нас такого причала нет, но я помнил, что были мостки для набора воды. Глубина возле них для яхты вполне достаточная. К ним-то я и собирался временно пришвартоваться. А там уже и нормальный причал сделаем.

— А это что еще такое, — прошептал я, когда вдали показался приток Волги, на котором стояла наша лесопилка.

Из-за большого расстояния и того, что лесопилка располагалась в паре сотен метров от берега Волги, разглядеть детали было сложно. Но даже так отличить целое здание от сгоревшего остова было вполне реально. Другое дело, что я не мог поверить своим глазам. Как так? Мне мерещится? Может, это какое-то иное здание, а наша лесопилка дальше находится?

Но нет. Чем ближе мы подходили к притоку, тем более четко можно было разглядеть печальное зрелище. Да и народу вокруг пепелища было много. А также я разглядел рядом с пожарищем возводимые кирпичные стены. Будущая мастерская игрушек. Не показалось мне ничего.

— Барин, могет, тута причалим? — указал мне в сторону притока Прохор.

У берега в этом месте стоял вполне себе добротный причал, куда не то что нашу яхту можно пришвартовать, но и полноценный барк. От взора со стороны поместья его ограждал небольшой пятачок леса. Да и в целом его похоже оставили в качестве ветровой защиты.

— Да, туда правь, — согласился я с матросом.

Сам же себе мысленно дал щелбан. Говорили же мне неоднократно, что древесину мы на мимо проходящие баржи отгружаем. А что они для того причаливали и им место доброе нужно, как-то не сообразил. Хотя — это же как дважды два.

«С другой стороны, — решил я себя оправдать перед самим собой, — яхту ставить в этом месте неудобно. И баржам мешать будет, и идти от поместья до нее далеко. Надо все же нормальный, пусть даже небольшой, причал около дома ставить, как изначально и думал».

На берегу никого не было. Да и суетящиеся вдали около сгоревшей, как стало совершенно очевидно, лесопилки люди нас не заметили. Пришлось нам с Прохором повозиться, чтобы пришвартоваться. Сначала парус приспустили, подходя поближе к берегу. Когда ход яхты упал, но при этом стало очевидно, что набранной скорости хватит добраться до причала, мы и вовсе тот парус убрали. А дальше уже бросили якорь за пару метров до причала, и матрос ювелирно накинул швартов на кнехт. Тут в качестве кнехта выступало два бревнышка, выпирающие из причального настила.

Только убедившись, что яхта надежно пришвартована и волной ее не утащит, мы с Прохором спустились на берег. Я тут же быстрым шагом двинулся в сторону лесопилки. Или того, что от нее осталось.

В голове роились десятки мыслей. Когда сгорела лесопилка? Из-за чего? Пострадал ли кто-то из рабочих? Успели ли отгрузить недельный запас досок или нет? Где взять деньги на ее ремонт? Что с контрактом на поставки? Будем ли мы платить неустойку за срыв поставок, и не расторгнут ли с нами и вовсе договор? А как теперь с мастерской быть? Без опилок с лесопилки есть ли смысл ее достраивать?

Эти вопросы наслаивались друг на друга, не давая сосредоточиться на каком-то одном, и лишь усиливали мое беспокойство. Единственный способ получить хоть часть ответов был в том, чтобы поскорее добраться до пепелища и расспросить находящихся там людей. И я неосознанно все прибавлял и прибавлял шаг, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.

Меня все же заметили до того, как я добрался до лесопилки. От роящихся на пожарище людей отделилась фигурка и двинулась в мою сторону. Это оказался наш мастер Михей. Мужик был чумаз от сажи, лицо угрюмое, но вроде никаких ожогов или травм на нем не вижу.

— Роман Сергеевич, с прибытием, а у нас — сами видите, беда приключилася! — еще даже не добежав до меня, начал кричать мужик.

— Когда это произошло? Есть ли пострадавшие? — спросил я, стоило Михею остановиться возле меня.

Мужик и правда бежал, от чего запыхался, но отвечать начал сразу.

— Этой ночью. Спали все и если бы не рабочий Кузьмы Авдеевича, которому до ветру приспичило, сгорели б все разом. Но бог попустил, — перекрестился Михей. — Не дал сгубить невинные души.

Двинувшись в сторону пепелища, я продолжил спрашивать.

— Как вообще начался пожар? Столько лет лесопилка стояла, и ничего же не было!

— Да кто ж знает, барин? — пожал плечами мужик. — Но занялось все сразу и будто разом. Я спросонья от крика Кузьмы Авдеича подскочил. Когда все выскочили наружу, оно уж полыхало почитай полностью. Затушить при всем старании не смогли бы. Только и оставалось — землю вкруг поливать, чтобы пожар дальше никуда не перекинулся. Ветрища-то какая, чуете? И ночью ветер сильный был. Вот и раздуло пламя в один миг.

— А откуда оно вообще началось? Где источник? — продолжал я допытываться.

У меня в голове не укладывалось, чтобы здание вот так могло сгореть как спичка без всякой причины.

— Снаружи загорелось. Где — я и не ведаю. Но думается мне, что когда мы выскакивать начали, оно внутрь и перекинулось.

— Без огня ничего бы не загорелось, — тут же навострил я уши. — Где тот огонь снаружи мог взяться?

— Тоже о том думал, барин, — признался Михей. — Ямы эти новые — только оттуда могла искра прилететь. В них же огонь тлеет каждый день, чтобы смолу ту вытапливать. Ну а я еще и отвод сделал для паров, скипидар собирать. Токмо если из той ямы пламя-то и возникло. Иначе и ума не приложу, как мог огонь тот взяться. Ну не подожгли же нас⁈ Дурных нема.

Насчет «не подожгли» я был согласен отчасти. Нет рядом посторонних, если бригады Кувалдина не считать. Но те ведь и сами в той лесопилке спали и под ударом были. А если бы не проснулся этот молодой из его бригады, да всех не разбудил? Все и погибли бы.

«Или он поджег? — вдруг промелькнула мысль. — Да нет, зачем простому мужику таким заниматься?»

Отбросив версию с намеренным поджогом, я решил сосредоточиться на той, что озвучил Михей. Мы как раз подошли к тому, что от лесопилки осталось. Мужики успели оттащить самые большие головешки в сторону, расчищая пепелище. В другом конце лежали пилы. От жара их слегка повело и далеко не факт, что получится выправить. Водяное колесо лежало в канале, более ничем не прикрепленное. Если бы не этот искусственный канал, который специально под колесо прорыт был, то его могло бы и течением в Волгу унести. Все рабочие были в саже — ветер и не думал стихать, поднимая гарь, которая оседала на их одежде и лицах. Печальное зрелище. И страшное на самом деле.