— Я знаю, — перебил его Малышев и сунул под нос бумагу с разрешением на обыск.

— Туточки они! — раздался выкрик одного из городовых и злая брань князя.

Больше я медлить не стал и кинулся на его голос.

— … я требую, чтобы вы покинули мой дом! — орал в бешенстве Белов.

Мне же открылась картина лежащей на кровати голой Пелагеи со связанными за спиной руками и кляпом во рту. Городовые пялились на нее, но не забывали и самого князя держать под контролем, хотя и не спешили крутить ему руки. Сам же Белов тоже был голым и стоял рядом с девушкой, со все еще не спавшим возбуждением. Ну, мы это сейчас исправим!

— Н-на! — в два шага оказался я рядом и ударил прямо по «бубенцам» этого насильника.

Во мне клокотало бешенство и в свой удар я вложил всю ту ненависть, которую испытываю к подобным тварям.

— Ык! — князь от моего удара закатил глаза и мешком рухнул на землю.

— Роман Сергеевич, что вы творите? — вбежал вслед за мной Малышев.

— Нейтрализую насильника, а то ваши подчиненные не спешат это делать сами, — процедил я. — На девицу пялятся, а не работу свою выполняют.

После этих слов я подошел к кровати и дернул за край покрывала, накидывая его конец на девушку, чтобы прикрыть ее наготу.

— Если он помрет — это убийство, — мрачно заметил Малышев.

— Нет, это — непреднамеренное убийство при сопротивлении задержанию, — поправил я его. — Но сомневаюсь, что он умрет. Такое дер.мо еще и нас пережить может.

Алексей Петрович поморщился от моих слов, но больше спорить не стал. Лишь приказал городовым проверить состояние князя. Как я и думал, тот не помер. Лишь в обморок от болевого шока свалился.

Пока все занимались Беловым, я освободил Пелагею от ремней и кляпа. Та еще сильнее разрыдалась, но это уже были слезы облегчения. Она уткнулась ко мне в плечо и вцепилась мертвой хваткой. Минут десять у меня ушло, чтобы ее хоть чуть-чуть успокоить. Городовые же с помощью лакея Белова одели князя и вынесли из квартиры. А потом выяснилось, что одежды у девушки нет — ее всю уничтожили. Пришлось искать хоть что-то на замену. В итоге на Пелагею накинули халат князя. Лишь обувь у нее осталась целой. Ее-то она и надела.

Когда я вывел Пелагею на улицу, то там стоял и хмуро курил Алексей Петрович, явно дожидаясь меня.

— Что-то не так? — спросил я мужчину.

— Все было бы так, если бы вы не ударили князя, — вздохнул он. — Увы, но по приезду в участок медик зафиксирует факт удара по промежности. Это не скрыть. Ваша формулировка… — пожевал он губами. — Да, может и сработать. Но все равно, князь будет цепляться за нее, чтобы и на вас открыли дело. Так-то ему грозит каторга и лишение всех прав состояния.

— Можно подробнее, что это значит? — тут же уцепился я за смутно понятный термин.

— Григорий Александрович перестанет принадлежать к дворянскому сословию, лишится всех чинов, орденов и почетных титулов, а также — семейных прав, — пояснил мне Малышев. — Сами понимаете, для него это — гражданская смерть. И чтобы не получить ее, он будет биться до конца.

— А каторга?

— От четырех до восьми лет — тут как суд решит, — пожал плечами полицейский. — Учитывая… состояние, в котором мы нашли девушку, могут дать срок повыше минимального. Но телесных ран на ней нет, поэтому утверждать подобное я не могу. И ждите — судебная тяжба будет не быстрой. Нервы вам помотают изрядно, — вздохнул он. — Потому и говорю — зря вы его ударили.

— Сделанного не вернешь, — хмуро заметил я. — Но видит бог, оно того стоило!

— Молоды вы, — снова вздохнул Малышев. — Ну да жизнь это исправит. Завтра я к вам зайду. Не уезжайте пока из города.

— А до суда князь где будет находиться? — спросил я уже в спину Алексея Петровича.

— В арестном помещении. А потом — в Царицынский тюремный замок переведем.

Когда я вернулся в усадьбу, еще никто не спал. Время было уже за полночь, но взбудораженные событием, тетушка с мамой сидели в зале и пытались найти успокоение в чае. Владимир Михайлович, выполнив свою роль в начале моей задумки, давно уже присоединился к ним и лишь ждал моего возвращения.

— Все получилось? — первым подошел он ко мне, поглядывая на дрожащую Пелагею.

— В целом — да.

— Но что-то пошло не так?

— Можно, завтра расскажу? — спросил я его. — Но если коротко — князь взят под стражу полицией. Однако когда я его увидел, то… не сдержался. Возможно, иметь детей он больше будет не в состоянии, если рассчитывал на это.

— Вот как… — протянул помрачневший мужчина. — Хорошо, я тебя услышал. Подробности и правда лучше на свежую голову обсуждать.

Когда мы шли от дома Белова, Пелагея наотрез отказалась возвращаться в свою съемную комнату. И я не стал ее уговаривать. Поэтому сейчас проводил ее до своей комнаты, на что с огромным неодобрением взирала мама. Уже в самой комнате мы улеглись на кровать, даже не раздеваясь, и девушка прижалась ко мне, ища защиты. Так мы и уснули.

Наутро первым делом пришлось не на тренировку идти, а искать для Пелагеи платье. Хоть какое-то. Хорошо, что среди слуг оказались женщины примерно ее комплекции, а сарафан — наряд довольно безразмерный и точности не требующий. Этакий оверсайз нынешних времен.

— Роман Сергеевич, — после завтрака подошла ко мне Пелагея, — возьмите меня обратно, в служанки. Прошу вас…

В ее глазах стояли слезы, от чего на душе было больно. Но я уже итак совершил не один глупый поступок под влиянием эмоций, поэтому лишь покачал головой.

— Нет.

От одного единственного слова она вздрогнула, как от удара.

— Лучше сходи, узнай, как там Кузьма Авдеич. Он ведь пострадал вчера. И он за тебя наверняка переживает.

— Я… — начала девушка и запнулась. После чего судорожно вздохнула и отрывисто кивнула. — Да, вы правы. Так и сделаю.

Отпускать ее не хотелось, но я понимал, что это самый правильный выбор. У нее теперь своя дорога в жизни. А вот мне теперь еще разгребать последствия ночного «приключения». Как бы не свернуть шею на этом пути. Только сейчас до меня дошло, что Малышев не просто так мне намекал на ошибочность моего удара по яйцам князя. Я в судебной системе ничего не понимаю. Придется нанимать хорошего стряпчего. Жаль, что Дмитрий Борисович сейчас в отъезде по поводу моего патента. Он бы если не сам взялся за это дело, то мог подсказать, кого стоит нанять. Но чего уж теперь. Решаем проблемы по мере их поступления.

10 августа 1859 года

Кузьма раскрыл глаза и первое, что он почувствовал, это дикую боль в голове.

— Ох, что же вчера было, — прошипел здоровяк и мутным взглядом осмотрелся, где находится. Вокруг стояли койки их барака, где расположилась артель. Кроме него тут был лишь один рабочий. У него-то Кувалдин и спросил, как здесь оказался.

— Тихон тебя приволок, — ответил тот. — Только не сказывает, что случилось. Внизу сидит, да брагу глушит.

Тут же перед глазами мужика пронеслись события прошлого вечера. Вот он идет под ручку с Пелагеей. Девушка была на диво хороша, и в общении приятная. Вот он довел ее до дома, а тут Тихон оказался. А дальше — резкая боль и темнота.

— Вот сволочь, — прошипел бригадир и попытался резко подняться с кровати.

Но тупая боль в затылке охладила его пыл. Уже чуть медленнее здоровяк все же принял вертикальное положение и спустился вниз. Там была столовая, где питались все постояльцы этого доходного дома и ближайшей округи. В дальнем углу сидел парень с кружкой в руках и мерно покачивался. Подойдя к нему, Кузьма осторожно уселся на соседний табурет и вперил тяжелый взгляд в парня. Тот никак на это не отреагировал, лишь тупым взглядом продолжая смотреть в наполовину опустошенную кружку. По нему было заметно, что всю ночь он не спал.

— Говори, — бухнул бригадир, когда ему надоело это затянувшееся молчание.

Тихон так и продолжил безучастным взглядом смотреть в свою кружку. Протянув руку, Кузьма схватил того за плечо и встряхнул.