— Говори, давай, что вчера было? Где Пелагея? С ней все в порядке?

Взгляд Тихона слегка прояснился, и он медленно перевел глаза от кружки на здоровяка. Потом всхлипнул и бессвязно пробормотал:

— Это все они… с. ки! Мы для них — что куклы. Играют нами, вообще за людей не считают…

— Где девушка? — прорычал в лицо парня здоровяк.

Его слова не добавили Кузьме спокойствия. Наоборот — по спине прошелся ледяной ветерок страха.

— Не знаю, — буркнул Тихон. — Увезли.

— Кто увез? Говори, давай! — уже в полный рост поднявшись, Кузьма обеими руками встряхнул парня на плечи, привлекая внимание всех посетителей столовой.

— Люди князя, — убито обронил парень. — Что с ней — не знаю. Это все молодой барин. Он виноват!

Слова полупьяного парня не добавили ни ясности, ни спокойствия. Поняв, что толком от него ничего не добиться, Кузьма встал и побрел на выход. Надо убедиться, что Пелагея дома. А если нет… то о каком молодом барине речь? Уж не о Винокурове ли?

— Не приходила она вчера, — заявил Кузьме домовник. — Не знаю я, где она.

У мужика от этих слов внутри лишь усилился страх за девушку. Вот же черт! Он — здоровый мужик, обещал ей защиту, а в итоге что? Кто ее забрал?

Видимо удар не прошел без последствий, потому что только сейчас Кузьма вспомнил упоминание Тихона про «князя» и догадался, кого тот имел в виду. А ведь только недавно тот собирался пригляд за Пелагеей организовать! Не просто так, как теперь понимал Кузьма. Но при чем здесь какой-то молодой барин?

Так как до князя было далеко, здоровяк побрел к дому Зубовых, где остановился на жилье молодой Винокуров. Иных предположений, к кому податься и получить ответы на свои вопросы, у него не было. И на полпути он увидел, как по улице бредет знакомая фигурка!

— Пелагеюшка! — обрадовался Кузьма, тут же ускорив шаг.

Он бы и побежал, да голова все еще болела и при каждом резком движении словно церковные колокола внутри били.

— Ты как? — подошел он к девушке.

И тут же обратил внимание, что она в другом сарафане. Да и взгляд какой-то потерянный, а глаза красные — плакала недавно.

— Все хорошо, — тихо и грустно ответила девушка. — Ты цел? Я рада, — тем же тоном, словно чисто из вежливости, продолжила она.

— Что было ночью? Тебя кто-то обидел? Только скажи, и я…

— Все уже в прошлом. Роман Сергеевич все решил, — бесцветным голосом оборвала она все вопросы и обошла Кузьму, продолжив путь.

От слов девушки мужику стало больно. А к молодому Винокурову возникли вопросы — что он там решил и как. И с чего Тихон называл его виноватым. Да и простая мужская ревность дала о себе знать. После первого свидания Кузьма уже начал думать, что Пелагея станет его. И тут — другой мужчина о ней заботится. Непорядок!

Все же снова ее догнав, Кузьма не стал опять наседать на девушку с расспросами, а просто пошел рядом. И по сторонам зыркал — не подойдет ли кто снова со спины. Уже у самой двери в подъезд дома он не выдержал и повторил свой вопрос:

— Так что случилось? Мне сказали, что тебя люди князя увезли. А потом?

— Прости, я не хочу вспоминать, — покачала головой Пелагея. — Спасибо, что проводил.

Так и не получив ответов, бригадир остался стоять перед закрытой дверью. Но его это не устраивало, и он отправился опять к Зубовым. Только уже с четким намерением — получить хоть какие-то сведения. Неизвестность томила сильнее боли в голове.

На пороге усадьбы его встретил слуга Зубовых и, выслушав его просьбу встретиться с Романом Винокуровым, попросил подождать. Через несколько минут парень вышел к воротам.

— Рад, что с тобой все в порядке, — первым делом сказал Кузьме дворянин.

В отличие от Пелагеи он был относительно спокоен, а уж на фоне Тихона — и вовсе невозмутим. И уж теперь здоровяк рассчитывал получить ответы на свои вопросы. Которые тут же и задал.

— Что тебе сказать, — вздохнул парень. — Князь Белов не отступился от Пелагеи, и я видел лишь одну возможность решить эту проблем раз и навсегда.

После чего он кратко пересказал, что использовал девушку как «наживку», словно рыбак какой. В голове Кузьмы все встало на свои места. И слова Тихона об «игрушках», и бледная словно тень Пелагея. Сейчас бригадир был полностью согласен с парнем. Все они, простые рабочие и крестьяне — лишь игрушки в руках дворян.

— Да разве так можно, — прошептал он, кипя от негодования, — с живыми людьми-то?

— А ты бы предпочел, чтобы князь и дальше продолжал жить как обычно? А Пелагея ходила в страхе, оглядываясь, и постоянно ожидая, когда ее скрадут? — жестко припечатал Роман.

Эти слова немного отрезвили мужика. Но внутри он все равно был не согласен с решением парня.

— Вы, барин, вам виднее, — угрюмо сказал он.

— У тебя есть другое предложение, как я мог поступить? — спросил Винокуров. И не дождавшись ответа, закончил. — Вижу, что нет. Значит ты прав, мне виднее. Возвращайся к бригаде. И насчет Тихона — пока не трогай парня. Он еще пригодится. И присмотри за ним, чтобы не учудил чего. Он — главный свидетель. Без него князь может и выйти сухим из воды. Понимаешь, чем это грозит Пелагее?

Кузьма угрюмо кивнул. И правда, в том состоянии, в каком сейчас Тихон, он может чего учудить. Сделанного не вернешь, и теперь осталось лишь довести дело до конца — посадить Белова, чтобы он больше не мог вредить никому.

— Открывай, — приказал Губин надзирателю.

Противиться приказу капитана-исправника тот не стал и быстро отпер дверь в камеру. Там на кушетке сидел и смотрел в пол хмурый князь Белов. Василий Емельянович зашел внутрь, абсолютно не переживая, что на него может кто-то накинуться. За ним даже дверь не заперли, только надзиратель ее прикрыл и встал с другой стороны. Присев на край кушетки, капитан с любопытством посмотрел на князя.

— Чего смотришь? — раздраженно спросил Григорий Александрович. — Лучше подумай, как меня отсюда вытащить!

— Никак, — легко ответил ему Губин.

— Что значит «никак»? — вспылил князь и даже вскочил с кушетки. — Ты понимаешь, что один я на каторгу не отправлюсь? Если ты ничего не предпримешь, то…

— Будете угрожать, до суда не доживете, — равнодушно и даже лениво процедил Василий Емельянович.

Князь в удивлении уставился на него, словно впервые увидел.

— Ты забыл, сколько я тебе платил? Ты бы без меня на эту должность никогда не попал! А сейчас бросаешь меня⁈

— Вы подставились, князь, — вздохнул Губин. — Так сильно испачкались, что не отмыть вас. Очень уж большое количество видоков нашлось. Настоящих, — выделил голосом последнее слово капитан-исправник. — К тому же, их прикрывают. И не кто-нибудь, а мой собственный помощник. Начну пытаться вас вызволить, точно могу с места слететь. Алексей Петрович на меня большой зуб имеет, что не его в мое кресло посадили. А что касается наших дел… если заговорите, то лишь срок себе добавите, да жену с детьми без наследства оставите. Их ведь тогда как соучастников могут привлечь. На том род Беловых и закончится. А так… ну отсидите годика четыре… потом домой вернетесь и спокойно доживете свой век. Делов-то.

— Делов-то? — рассвирепел князь. — А то, что меня дворянского достоинства лишат — на это плевать⁈ Имени моего лишат, ты слышишь⁈ — подскочил он к Губину и схватил того за грудки.

Этого уже терпеть Василий Емельянович не стал. Схватив князя за кисть, он заломил его руку так, что тот взвыл от боли. Все-таки хоть Григорий Александрович и держал себя в форме, но возраст у него был уже приличный. А капитан-исправник его почти на два десятка лет моложе был, да и работа у него была такая, что часто приходилось то в седле скакать с объездом всех земель, то и кулаком пройтись по задержанным.

— Вы уж держите себя в руках, пока еще князь, — прошипел он в ухо Белову.

Старик еще немного потрепыхался в сильной хватке Губина, но поняв тщетность своих попыток вырваться, обмяк. После чего Василий Емельянович его отпустил, и он рухнул на кушетку.