Где-то под кожей довольно уркнул Федя, явно одобряя такую формулировку. Та штука, что мы приняли за местного бога, оказалась всего лишь машиной, а машины — это то, с чем люди умеют воевать.

Я уже собирался развернуться и уйти, когда Баха тихо, почти виновато кашлянул. Такой звук у него бывает, когда он нашёл что-то настолько странное, что опасается вслух произносить.

— Командир… — протянул он. — Это ещё не всё.

Я остановился на полушаге. Повернулся. Он не улыбался. И это было плохим знаком.

— Говори.

Баха кивнул оператору, и тот загрузил новую голограмму — не схему, не логи, а что-то, похожее на рябь в толще прозрачного куба. Нестабильный спектр, срыв частот, повторяющиеся пики. Похоже на сердцебиение очень нервной звезды.

— Это что? — спросил я.

— То, — сказал Баха, — что маяк успел передать в последнюю секунду, прежде чем окончательно умолк.

Тишина в лаборатории стала плотнее, как если бы её можно было резать. Даже голограммы подвисли в воздухе с той самой предгрозовой густотой.

— Маяк успел что-то передать? — переспросил я медленно, чтобы убедиться, что услышал правильно. — Куда?

— Туда же, куда и все его аварийные пакеты. — Баха развёл руками. — Но это не обычный пакет.

Голограмма увеличилась. Пики сложились в структуру. Нарастала волна, как при выключении огромного магнитного поля, потом резкий провал… и отклик.

Едва заметный. Почти шум. Но не наш.

У меня по позвоночнику прошёл холодный ток — тот самый, который бывает, когда понимаешь: вселенная только что посмотрела тебе прямо в глаза.

— По амплитуде это… — начал оператор, но замолчал. — Ну… ты сам видишь.

Да, я видел. Это была не команда. Не идентификатор. Не «принято». Это была засечка. Метка. Как будто кто-то там, далеко, провёл по маяку взглядом и поставил жирную галочку: «ОН — ТАМ».

Я медленно выдохнул.

— Как давно вы это нашли? — спросил я тихо.

— Часа два назад, — признался Баха. — Я хотел перепроверить. Пять раз. Все пять — одно и то же. По времени сигнал прошел в тот промежуток времени, когда мы этот маяк в первый раз обнаружили. Помнишь, как он всплыл и пытался выйти на связь? Очевидно он принял нас за своих и выдал предельную мощность, потратив всё, что у него оставалось из запасов энергии. Я думаю, что в наших скафандрах был остаточный код СОЛМО, и он его обнаружил…

— Отлично, — сказала Кира сухо. — Значит… нас уже заметили.

Заг скрестил руки на груди, будто пытаясь удержать собственную ярость:

— Командир. Если они получили сигнал… нам ждать гостей?

— Не знаю. Маяк работал на полную мощность, когда корабль терпел крушение и сюда никто не пришел, может и сейчас обойдётся… Но если и ждать гостей, то не сразу, — ответил Баха, нервно дёрнув плечом. — Канал был почти мёртв, сигнал прошёл частично, структура искажена. Скорее всего — им понадобится время, дни, может даже недели, чтобы распаковать и проследить координаты. Но сам факт…

— … что нас увидели, — закончил я. — Уже достаточно.

Федя под кожей шевельнулся так, будто вздрогнул. Мне впервые показалось, что даже симбиот понял масштабы.

Кира медленно подошла к щиту с маяком, прищурилась, словно приглядывалась к врагу через снайперский прицел:

— Значит так. У нас был разбитый робот. Теперь у нас — маяк, который ткнул пальцем в нашу планету. Вопрос: что мы делаем?

— Во-первых, — сказал я и снова повернулся к Бахе, — ты немедленно отключаешь маяк от всего, что может хоть как-то излучать наружу. Питание — только через изолированный блок. Любой намёк на связь — и я его сожгу сам.

— Уже, — кивнул инженер. — Я его держу в клетке, как бешеного кота. Он к сети не подключён вообще.

— Во-вторых, — продолжил я, — мы будем считать, что обратный отсчёт уже пошёл. Нам нужно готовиться к гостям. Непрошенным.

Заг тихо хмыкнул:

— Хорошо хоть мы теперь знаем, что они — не боги. И не бессмертные. Робот — это всего лишь железка. А значит… её можно сломать.

— Согласен, — сказал я. — Но прежде чем ломать — надо понять, кто держит в руках пульт от таких железок. Где логово операторов этих роботов. Какие у них правила, в случае возникновения таких ситуаций. Как они реагируют на сбои.

Я указал на маяк.

— И эта штука — наш билет. Наш единственный шанс заглянуть туда, где они живут. Или где думают, что живут.

Кира цокнула:

— Потрясающе. Мы в новой галактике всего пару недель, а нас уже отметили как проблемный участок карты.

— Не «проблемный», — поправил её Баха, нервно поправляя комбинезон. — Скорее… аномальный. Такой, который надо проверить.

Я улыбнулся медленно, хищно, почти так же, как мой симбиот.

— Пусть проверяют, — сказал я. — Но к тому времени, когда они сюда явятся… пускай обнаружат не «аномалию», а крепость. И армию.

Моя сеть АВАК в этот момент словно отозвалась — в груди что-то тепло кольнуло, как лёгкая искра. Федя понял. И был готов.

— Заг, — сказал я. — Начнёшь усиление оборонительного периметра. Маяк — под слой экранирования. И ещё. Мы переводим базу на режим «оранжевый». Пока без паники, но все службы — в повышенной готовности.

Заг кивнул.

— Кир, — повернулся я к ней, — с завтрашнего дня, вместе с Денисом ты возьмёшь на себя подготовку пилотов и операторов к возможному контакту. Нам нужен сценарий «вторжение». Оборона, манёвры, эвакуация — всё такое. Полный набор. Без использования искинов! Боюсь, что как в прошлый раз они легко смогут добраться до их мозгов, так что пока мы не убедимся в том, что их можно включить не опасаясь, что они врубят антиабордажные турели в командирской рубке и не перестреляют нас прямо в ложементах во время боя, работаем без них. Придётся всё делать вручную. Без искинов мы уйти в гипер не сможем, как и использовать беспилотные истребители, но остальные системы могут работать и в ручном режиме, так что пока так.

— Будет сделано, — ответила она серьёзно.

И только после этого я снова посмотрел на Баху:

— А ты… продолжай ковыряться в этом «кирпиче». Нам нужно узнать всё. А потом — научиться говорить на его языке. До того, как его хозяева придут спросить, почему их игрушка оказалась у нас без их разрешения.

Баха, бледный как лист, всё же вскинул подбородок:

— Командир… я сделаю это. Обещаю.

Я развернулся к выходу.

— Ладно. Теперь хотя бы ясно одно, — сказал я. — Мы не прячемся больше от призрака. Мы готовимся к охоте на того, кто шевелит его нитями.

Федя тихо вибрировал внутри — с довольством, почти мурлыча. СОЛМО сильно облажаются, послав сюда своих роботов. Потому что теперь мы знали, что машины можно сломать. Сеть можно обмануть. А охотников — обратить в добычу. И это, как ни странно, впервые за последние дни вселяло в меня не страх, а приятное, холодное предвкушение.

Совещание штаба я собрал через полчаса после разговора в лаборатории. Даже не ждал утра. Если уж вселенная поставила на нас галочку, то высыпаться мы будем потом. При условии, что будет «потом».

Мы собрались в малом брифинг-зале линкора у тактического голографа: я, Денис, Кира, Заг, Виктор, Тимур, пара старших инженеров и начальник службы безопасности колонистов. На голограмме висела наша звезда, орбита линкора, траектории спутников и пузатый шар Мидгарда с ниточками конвоев к архипелагу.

Я ткнул пальцем в звезду.

— Итак, — сказал я. — Официально считаем, что нас засекли. Значит, готовимся не к тому, что «может быть когда-нибудь прилетит ещё один дрон», а к тому, что в систему войдёт всё, что они сочтут нужным. Понятно?

Кивнули все. Даже Тимур, который обычно в такие моменты начинал что-то бормотать про статистику, промолчал.

— Разделим задачу на три уровня, — продолжил я. — Система. Орбита. Планета. Работать будем везде одновременно. Денис, начнём с системы.

Он привычно выпрямился.

— По системе у нас сейчас: три «Скаута» на ходу, две эскадрильи пилотируемых истребителей, и десантные боты, — отчеканил он. — Малый десантный корабль после крушения не восстановлен, так как ремонтных роботов не включали. Тоже самое и с эскадрильями беспилотных перехватчиков — искины отключены, и они пока бесполезны, но часть можно своими силами переделать в пилотируемы, правда это время займет…