Только обугленная впадина в стволе, из которой ещё сочился тусклый свет. Ни брони, ни биоформ АВАК — только расплавленный материал, слипшиеся куски структур и клубы дыма.

— Заг… — прошептал я.

Ответа не было. Только глухой, надломленный стон узла — как у зверя, которому сломали хребет и теперь решают, добить или оставить умирать.

— Дима… — Кира подползла ближе, её визор был в трещинах, но глаза светились злостью. — Он… он успел. Мы живы.

— Пока, — буркнул Баха. — Узел ещё дёргается. Но туман он больше не поднимет, это точно. Магистраль в хлам. Половина его мозга в ауте.

Я смотрел на обугленное пятно и пытался не думать.

— Мы закончим, — наконец сказал я. Голос прозвучал чужим. — Мы добьём этот узел. Потом — найдём останки. Если симбиот Зага ещё где-то цепляется за жизнь — вытянем. Если нет…

Я сжал зубы так, что заскрипело.

— Если нет, — повторил я, — я всё равно вытащу отсюда хоть что-то. И поставлю ему нормальный памятник. Размером не меньше чем этот гребанный мозг, который он только что взорвал.

Узел дрогнул.

— Поднимайтесь, — бросил я. — Встаём. Он ранен. А раненого добивать легче всего.

Мы добивали узел почти механически. Узел уже не пытался сражаться. Он скулил. Шевелил остатками своих колец, как раздавленный паук. А мы… А мы крушили всё, что подавала признаки жизни. Адский абордаж, который обернулся потерей Зага, напрочь избавил меня от иллюзий. Хотелось бы изучить действующий механизм, а теперь придётся копаться в развалинах, но по-другому нельзя. Нельзя управляющему центру дать хотя бы маленький шанс на восстановление! Если это ему позволить, он снова мгновенно возьмет корабль под контроль. Корабль, из преисподней, который меняется, адаптируется и буквально за считанные минуты способен построить не проходимый лабиринт с ловушками для непрошенных гостей на своем борту. Он создавал не просто ловушки и узлы обороны, он подбирал и изготавливал орудия уничтожения индивидуально, так сказать специально для нас! И при этом он вообще не повторялся.

— Командир, — Баха ткнул рукой в одну из боковых структур. — Тут ещё есть живые цепи. Может сохраним?

— Отрубить, — коротко сказал я.

Выстрелы из бортовых орудий наших скафандров, которые симбиоты уже успели слегка привести в порядок, звучали непрерывно. Камера трещала, осыпалась, умирала.

На шестой минуте сопротивление полностью исчезло. Узел стал пустым, как заброшенный склад. Никакого фона, никакой защиты, никаких микромодулей. Даже гул стих.

Мёртв.

Точнее — в отключке, с повреждениями несовместимыми с дальнейшим существованием.

— Всё, — выдохнула Кира, — готово… Мы его взяли.

— Взяли, — согласился я. — Но рано радоваться. Нам нужен Заг.

Я взглянул на место взрыва.

Туда смотреть было тяжело — будто глядишь на воронку от авиабомбы, зная, что там лежит твой друг.

— Ищем! Симбиотам, сканирование, — приказал я. — Ищем всё, что могло уцелеть: биоостатки, нити симбиота, остатки оборудования и оружия. Мы не оставим тут ничего!

«Запрос принят… — Мой симбиот ещё полностью не восстановился, и реагировал на мои приказы с запозданием — Анализ… Обнаружение: фрагментированные сигнатуры комплекса носителя „Заг“. Состояние: нестабильно-активное».

— Он жив⁈ — выдохнула Кира.

«Вероятность функционирования симбиота — 12 процентов. Носителя — ниже. Но ненулевая».

Нашел его Баха. Мы ковырялись в обломках магистрали, но на саму воронку не обращали внимания. От взрыва Зага должно было как минимум отбросить в сторону, так что искать тело там мне казалось бесперспективным, однако именно в ней инженер и обнаружил то что осталось от моего друга.

— Смотрите. — Баха стоял на коленях у обугленной впадины. Он осторожно убрал лезвием обломок. — Тут… это его симбиот. Или его то, что от него осталось.

И правда — между расплавленными слоями материала виднелся сгусток серой, полупрозрачной биомассы. Он пульсировал. Слабо. Едва заметно. Но жил. На скафандр это больше не было похоже, да и размеры… Он был меньше метра в длину!

И внутри… Я увидел бронепластину. Плечевую. От скафандра Зага.

— Аккуратно! — рявкнула Кира, когда Баха попытался сдвинуть кусок. — Не дай бог еще больше повредишь симбиота…

«Анализ данных… — заговорил со мной мой собственный пассажир. — Уцелевшая структура симбиотического комплекса удерживает носителя на минимальном уровне жизнеподдержания. Происходит глубокое подавление нейроактивности».

— Он… спит? — спросила Кира.

— Он в коме, но пока держится, — ответил я. — Разница большая. Но это хорошие новости. Наши медицинские капсулы на линкоре из таких обрубков нормального человека собирают за неделю. Я и сам, как ты помнишь в таком же состоянии несколько раз был, и ничего, живой и со всеми конечностями. Только вот он, как и мы все теперь не совсем человек… Ладно, даже если он сейчас перестанет подавать признаки жизни, у нас будет несколько часов чтобы доставить его на «Землю» и передать в медотсек, там его реанимируют, я надеюсь.

Мы работали минут двадцать. Осторожно. Пласт за пластом. Словно вытаскивали человека из-под обрушившейся шахты. В конце концов мы расчистили пространство вокруг странного кокона, в который превратились Заг и его симбиот.

Я выдохнул, прикидывая как нам его теперь транспортировать из лабиринта коридоров, камер и уровней захваченного корабля.

— Забираем, — сказал я. — Сейчас же. К чёрту узел. К чёрту всё. Работаем на эвакуацию.

— Командир, — Кира подползла ближе к телу Зага, — он же… он это сделал, чтобы мы выжили.

— Я знаю, — тихо сказал я. — Поэтому он вернётся. Я это ему обещал.

Баха аккуратно сформировал на спине своего скафандра что-то вроде корзины, нести останки нашего товарища придётся ему. Если мы встретим недобитых защитников узла, я и Кира должны быть готовы к бою. Мы уложили Зага туда, так, словно укладывали раненого брата. Симбиот Зага даже попытался поднять слабое поле — видно, хотел защитить носителя, но был слишком измотан.

— Тише, старик, — сказал я. — Теперь мы тебя донесём.

Когда мы двинулись обратно по разрушенному коридору, я слышал, как узел тихо потрескивал за нашей спиной, умирая.

Мы уходили. У нас теперь была другая задача. Узел захвачен. Заг — найден. Жив. В коме. А у меня впереди — разговор с медиками о том, что мы снова приволокли полумёртвого товарища, которого придётся вытаскивать из-за грани. И самое главное, как его вытаскивать. Позволит ли симбиот провести медицинские процедуры, не воспримет ли он это как покушение на жизнь носителя? Вопросов, которые предстояло решить — выше крыши небоскрёба! Но главное — мы не потеряли его. И я не позволю симбиоту, планете или грёбаному узлу забрать его обратно.

Дорога назад оказалась совсем не такой, как путь сюда. Во-первых, потому что теперь мы тащили с собой Зага. Во-вторых, потому что корабль умирал.

Не сразу, без красивых взрывов и фейерверков — наоборот, как старый зверь, которому сломали позвоночник, но сердце ещё какое-то время продолжает упрямо гонять кровь по развалившемуся телу. Стены подрагивали, свет то вспыхивал, то гас, пол местами поднимался, затем оседал. Материал конструкций медленно перетекал, пытаясь собрать хоть какие-то целые контуры.

— Мне это не нравится, — пробурчал Баха, когда очередной участок пола под нашими ногами дрогнул и пошёл рябью. — Это не просто посмертные судороги. Он пытается перестроиться.

— Да хоть пусть в дулю свернётся, — отозвалась Кира, проверяя крепление «корзины» за спиной инженера. — Лишь бы нам дорогу не перекрыл. Командир, какой маршрут?

Я открыл тактическую схему, которую симбиот с трудом собирал по обрывкам данных.

«Глобальная карта внутренних структур искажена, –сообщил он. — Основные ориентиры: магистрали, векторы поля, участки обесточивания. Рекомендация: движение к внешнему контуру по линии минимального сопротивления».

— Прекрасно, — вздохнул я. — Идём к внешнему контуру по линии минимального сопротивления. То есть туда, где нас, возможно, не попытаются размолоть в фарш. По крайней мере сразу.