— Заг бы нас не бросил… — Бессильно скрежетнул я зубами — Но ты права. Нужно закончить дело, а потом мы его найдём. И если он сдох, я его ещё раз пристрелю!

Мы помолчали ещё пару секунд — ровно до того момента, как под ногами ощутимо дёрнуло. Ступенька, на которой мы стояли, дрогнула, как лифт, у которого начали выдёргивать тросы.

— Ну вот, — устало сказал Баха. — Обратно в мясорубку…

Ступень пошла вниз. Не плавно — рывками. Шахта вокруг нас ожила: из стен полезли рёбра, смыкались, расходились, где-то в глубине что-то глухо ухало, будто гигантский механизм переводили на другой режим.

— Держаться, — бросил я. — Как только нас начнёт прижимать к стенке — прыгаем дальше по конструкции. Он нас сейчас или скинет, или раздавит.

Узел выбрал сначала «скинуть».

Слева вся стенка вдруг выгнулась внутрь, превращаясь в наклонную плоскость. Ступенька под ногами поехала к ней, словно нас пытались выгрести лопатой.

— Пошёл! — я оттолкнулся первым, перепрыгивая на соседний выступ — узкую, но относительно ровную полку.

Кира проскочила следом, мягко, как будто всю жизнь прыгала по скалам. Коза горная… Баха рухнул почти на брюхо, зацепился за край, симбиот тут же выпустил пару липких отростков, впаявшихся в материал.

За спиной ступень, с которой мы только что ушли, с треском влетела в стену. Её смяло, как консервную банку.

— Ненавижу эту планету, — сквозь зубы выдал Баха. — И СОЛМО, и АВАК. И этот узел. И тебя тоже, командир, на всякий случай.

— Взаимно, — отозвался я. — Дальше по спирали. Видишь, как рёбра идут?

Стены шахты действительно менялись. В хаосе всё-таки был порядок. Часть «ребер» шла вверх, часть — вниз, а часть — под острым углом, образуя нечто вроде винтовой дорожки. Эти рёбра был толще, плотнее, и по ним шла едва заметная вибрация.

— Это несущие магистрали, — после короткой паузы сказал Баха. — по-моему питающие и управляющие. Значит, где-то вдоль них и командный центр. Ставлю на то, что внизу. Верх сейчас подстраивают под бой, он не ожидал, что мы тут окажемся.

— Поддерживаю, — буркнул я. — Вверх мы уже ходили. Там была полная жопа.

Мы двинулись вниз, цепляясь за выступы и рёбра. Узел не оставлял это без внимания.

Первый обстрел начался метров через двадцать. Из стены справа выскочили сразу три узких щели, и оттуда ударила россыпь тонких, как иглы, снарядов. Не резаки — кинетика. Просто очень много, очень быстро.

— Влево! — крикнул я, одновременно заваливаясь на соседнее ребро.

Сноп снарядов прошёл по полке, где мы были секунду назад, вспенивая материал. Кира ответила короткой очередью туда же, в щели — одна тут же захлопнулась, две другие сместились, уходя из-под удара. Узел не хотел терять орудия, он их берег.

— Смотри, — бросил Баха, отдышавшись. — Чем ближе к этим толстым линиям, — он ткнул деформированной «рукой» в вибрирующее ребро, — тем активнее на нас реагируют. Но при этом, по рёбрам стараются не попасть. Там, почти тихо.

Мы проверили. Так и оказалось. Ловушки всё же были, но ленивые: редкие выступы, одиночные шипы, раз в пару минут выстрел из ниши. Ни один из снарядов, выпущенных по нам, в эти рёбра не попадал, и если они оказывались на линии огня, он тут же прекращался. Я воспарял духом, перспектива погибнуть в недрах этого корабля уже казалась на стопроцентной, как до этого.

Но радовались мы не долго. Вскоре передвигаться вблизи основной питающей магистрали оказалось невозможно, нам пришлось сместится, и тут же по нам ударили так, что зазвенело в зубах.

Снизу-вверх пронёсся веер вспышек. Где-то внизу, на следующем витке шахты, открылся кольцевой сектор, и по спирали вверх пошла огневая полоса — ровная, плотная, как шланг, из которого выдавили пламя. Она срезала кусок выступа, на котором мы секунду назад собирались поставить ногу.

Дальше была серия мелких стычек: стая плоских, как бритвы, дисков, которые вылетели из щели и попытались срезать нам ноги. Мы положили их плотным огнём, даже не останавливаясь. Пару раз нас пытались накрыть складывающимися створками — отскакивали вбок, заставляя механизмы смыкаться вхолостую.

Узел явно спешил. Он больше не устраивал красивых сложных ловушек, как наверху. Здесь всё было грубее, примитивнее, но смертельнее. Больше огня, больше металла, меньше игры.

— Значит, нервничают, — проговорил Баха, когда очередной сектор под нами взорвался и провалился в темноту. — Когда начинают долбить по площади, это значит, что портят инфраструктуру. Для них это плохо. Для нас — хорошо. Мы рядом.

Ещё через пару минут шахта неожиданно кончилась.

Рёбра, по которым мы спускались, сжались в один толстый пучок и уходили в бок, в стену. Перед нами зияла овальная ниша, напоминающая одновременно и платформу лифта, и рот какого-то механического чудовища. Ниже — наконец-то дно: тёмная чаша, утыканная обломками металла, осколками конструкций и слипшимися комками какого-то геля.

— Ну вот и приехали, — хрипло сказал Баха. — Конечная, всем выйти из вагона.

— Скан по биосигналам, — сдавленным голосом потребовал я у симбиота. — Конкретно: полевой оператор «Заг».

В визоре вспыхнула сетка, побежали потоки данных. Я задержал дыхание.

«Прямых сигналов нет, — сухо ответил симбиот. — Следы активности носителя и его симбиотического комплекса зафиксированы ранее. Вероятность уничтожения — ниже критической. Локализация — невозможна: канал оборван».

— То есть, — медленно сказал я вслух, — он не мёртв, но где-то в жопе.

— Как и все мы, — буркнула Кира. — Только наша жопа чуть поменьше, чем у него.

Мы спустились на дно.

Тут было… тихо. Слишком тихо для узла, который минуту назад пытался нас размолоть в мелкий порошок. Только из стен доносился низкий, тянущийся гул, будто кто-то далеко-далеко качал гигантскую пружину.

Я шёл впереди, подсвечивая себе путь. Внизу лежали обломки турелей, знакомые фрагменты их стволов и опор. Куски пола, провалившегося вместе с ними, изломанные, с оплавленными кромками. В паре мест валялось то, что когда-то было шахтными рёбрами — свернувшиеся спиралями, словно их вывернули изнутри.

Но Зага… не было.

Ни целиком, ни по частям. Ни его массивного тела, ни кусков биоброни, ни даже обломков оружия и оборудования, которые он носил на себе. Только в одном месте я заметил тёмный мазок на материале — как будто скафандр на большой скорости скользнул по поверхности, оставив след. И всё.

— Вот же… — прошептал я. — Его сюда скинули. Смотри, траектория…

— Потом, Дима, — мягко, но жёстко перебила Кира. — Сейчас — цель. Разберемся с узлом, подавим сопротивление и найдем его. Нужно действовать быстро, пока эта сука не придумала как нас убить. Раз здесь не валяется труп Зага, то шансы есть.

Она права. Чёрт бы её побрал — но права. Стиснув от бессилия зубы, я развернулся, чтобы идти назад, но заметил странное поведение инженера и остановился.

— Баха?

Инженер стоял на колене у того самого пучка рёбер, куда уходила магистраль. Прикладывал ладонь, потом вторую, закрывал глаза. Его симбиот шевелился, распуская тонкие нити по материалу.

— Это он, — наконец выдал он. — Главный тракт. Питание, управление, связь. Всё в одном флаконе. И, судя по шуму, где-то совсем рядом что-то очень большое и очень умное работает на пределе.

— Управляющий центр? — уточнил я, хотя и так было понятно.

— Если у этих уродов есть мозг, он сидит либо в центре этого пучка, либо на его конце, — кивнул Баха. — По вибрации — скорее конец. И он вон там. — Он ткнул в сторону, куда уходили рёбра, — под углом, градусов сорок пять вниз.

Там как раз зиял узкий проход. Больше всего он напоминал трещину, но идеально ровную, как порез лазером. Изнутри тянуло теплом.

— Ну что, — я перевёл взгляд на своих. — Идём дальше. Плотный строй, дистанцию держим минимальную, чтобы нас не отрезало друг от друга, жмёмся к магистрали, раз уж они её берегут и по ней не стреляют. Симбиоты — на максимум фильтрации по полю и управляющим импульсам. Если узел попробует нас взломать — душим в зародыше.