— Я абсолютно уверена в своем проекте,— спокойно ответила Дамеш.— И опыты я ставила, но только в институте. А что тут мне не дают ничего делать, это уж не моявина.

— Да? Ну и отлично! — Серегин тоже встал и протянул Дамеш руку.— Раз убеждена, значит отлично. Тогда до скорого свидания, поговорим на партбюро.

.

Каира Альжанова назначили директором недавно, с полгода тому назад. Его предшественником был старый инженер, проработавший на Темиртау более шестнадцати лет. Уходя на пенсию, на вопрос министра, кого же он рекомендует на свое место, старик назвал Каира Альжанова. Почему он назвал именно его, Каир не знал. Ходили слухи, что несколько недель до этого старый директор сказал секретарю обкома:

— Молодых, молодых надо сюда! Что на нас, ста

риков, глядеть? На моем месте должен сидеть молодой дельный инженер. Мой совет: назначьте Альжанова.

Возможно, все это было именно так, но почему выбор старика пал на него? Почему из всех инженеров, знающих, опытных, имеющих заслуги и ордена, старик выбрал его? И второе: неустойчивая вещь, однако, человеческая репутация! Очень неустойчивая... Когда несколько месяцев тому назад его назначили директором, какой шум — восторженный, веселый, суматошный — подняли его друзья! Сколько было поздравлений, объятий, шуток, а вечером в ресторане маленьких тостов и речей. Сколько пробок тогда вылетело в потолок за здоровье нового директора, за его успех. Даже само вступление в директорский кабинет и то превратили в веселую церемонию: друзья внесли его на руках в кабинет и бережно опустили в старое, добротное, видавшее виды кресло. А вот теперь все по-другому.

Три дня назад пришел в кабинет к нему инженер-прокатчик Амиров, друг его студенческих лет, и, то ли шутя, то ли всерьез, спросил:

— Слушай, что у тебя за отношения с Муслимом?

— Какие отношения? — спросил Каир.— О чем ты говоришь?

Амиров резко ответил:

— О том говорю, что ты ведешь себя не так. Странно ты себя как-то ведешь. Не по-директорски! Ну что тебя связывает с этим стариком? Что? Ведь ни одного вопроса ты не можешь без него решить. Как чуть что серьезное, запираешься с ним в кабинете на два часа. И на черта тебе, извини за выражение, далась эта старая лиса? Ведь он сухарь, консерватор... Вот появилось у нас в цехе ценное предложение Сагатовой, так он и его угробил, а ты сделал вид, что ничего не замечаешь. А девушка переживает! Нехорошо, брат, очень нехорошо. Ты серьезно над этим подумай. От всего сердца говорю.

«Странно, очень странно,— думал Каир, идя по длинному коридору к себе в кабинет.— И за что они так невзлюбили старика? Старый производственник, вечный труженик, металлургию знает как свои пять пальцев. Вот бы и учились у него, а то «консерватор». Ну и что ж! По мне сто раз лучше умный консерватор, чем шальной изобретатель! А Муслим прям, сух, правду-матку режет в глаза, ну, конечно, им это не нравится».

Когда Каир шел в кабинет через приемную, он увидел- Дамеш. Она сидела за круглым столиком и читала газету. Заметив его, она сделала быстрое движение, как будто собираясь встать. Он хотел остановиться, но что-то сдержало его. Каир прошел в кабинет, только слегка кивнув ей головой. Конечно, этого не следовало делать. Надо было задержаться и поговорить хотя бы минуту. Именно так ведут себя культурные люди, даже если они очень обижены. Ладно... Ее не так-то легко обидеть. Да притом она всем своим поведением показывает, что не больно-то ей нужен Каир — вот вчера даже не дождалась его в аэропорту, а села в машину, да и уехала. А он-то торопился, он-то спешил, он-то гнал машину в Караганду.

Ох, Дамеш! Запутаннейший узел в моей жизни: завязал я его своей рукой, а развязать не умею. Как ее поймешь? Вот взяла и статью напечатала, разве так делают друзья? И ведь знает, как я к ней отношусь, а считаться все-таки ни с чем не хочет! Дамеш, Дамеш... Нехорошо ты поступаешь со мной, вот что я скажу тебе по совести.

Он позвонил секретарше и, когда она вошла, сказал: — Там ждет Дамеш Сахиевна, попросите ее ко мне и пока больше никого не пускайте.

Вот сейчас самая пора покончить со всеми церемониями,— отрезать и все. Надо смотреть жизни прямо в глаза, Неприятно это, но необходимо. Притом еще неизвестно, сама ли от себя действует Дамеш, или ею как ширмой прикрывается кто-то другой. Муслим не раз намекал ему уже об этом. Кто же может стоять за ней? Может, Серегин? Держит он Дамеш на рукавице, как опытный сокольничий боевую птицу, и только ждет удобного момента, чтоб спустить ее на добычу. Впрочем, Муслим, наверно, ошибается. Он умный человек, но всегда преувеличивает все плохое, в каждом видит недоброжелателя, завистника, а то и прямого врага. Уж эта вечная подозрительность! Қак она надоедает...

Вошла Дамеш и остановилась около окна. И сразу же все его недовольство как рукой сняло... Она стояла перед ним высокая, стройная, загорелая, вся пронизанная ярким летним солнцем, в легком белом платье, схваченном в талии кожаным пояском, похожим на мертвую змею. Здесь таких поясов нет, верно, привезла из Ялты, Вообще, Ялта очень пошла ей впрок...

Они поздоровались и с минуту молчали.

— Ну, что ж,— сказал наконец Каир,— можешь ведь сесть, не так ли?

Она прошла к столу и села. Прямо перед ней был теперь портрет академика Бардина. Дамеш посмотрела на него и чуть заметно улыбнулась.

Каир перехватил ее взгляд и сказал:

— Кстати, Дамеш, эту глупую шутку насчет ревизии Бардина выдумал вовсе не я. Я вот даже не представляю, как можно сказать тебе эдакое?

Он сказал это ласково, но Дамеш молчала, и Каир начал сердиться.

— Ну, хорошо,— сказал он, так и не дождавшись ее ответа.— Об этом не стоит вспоминать. Но у тебя ко мне есть какое-нибудь конкретное дело? — Дамеш кивнула головой.—Так, может, мы поговорим о нем?

— А ты не знаешь? — спросила Дамеш.

Каиру очень не понравился ее тон, легкий и насмешливый, и он резко ответил:

— Нет, дорогая, я не Мессинг и отгадывать чужие мысли не берусь.

Она ответила тоже в тон ему:

— Какой же ты директор, если не знаешь, что хотят от тебя твои работники? Ну, хорошо, тогда я буду говорить конкретно. Куда ты дел мой проект? Где он?

Он пожал плечами и стал что-то переставлять на столе.

— У тебя странный тон,— сказал он.— «Какой ты директор»! Что мы на собрании, что ли? Куда я дел твой проект? Никуда я его не дел. Я поручил детально разобраться в нем комиссии, состоящей из главного инженера и начальника технического отдела. Кажется, ведь всегда в подобных случаях поступают так?

— А твое собственное, директорское, мнение у тебя уже есть?— спросила она.

. Каир стиснул в кулаке нож для разрезания бумаги. Как он ни сдерживался, она все-таки выводила его из себя.

— Дорогая моя,— сказал он,— я прежде всего хочу полной ясности во всем, что я делаю. За завод отвечает директор. Есть, конечно, и главный инженер, начальник технического отдела, есть начальники цехов, и наконец, существует даже такой отличный знающий инженер, как Дамеш Сагатова. Какая-то доля ответственности лежит и на них, но прежде всего за завод отвечаю я. Я! — Он несколько раз ткнул себя пальцем в грудь.— А завод — это такой сложный механизм, что достаточно отпустить одну гайку, чтоб остановились все колеса. Вот поэтому я и должен семь раз примерить, прежде чем что-то решать. Неужели эта истина настолько сложна, что не доходит до сознания такого опытного коллеги, как Дамеш?

— Не доходит,— коротко отрезала Дамеш и поднялась с места.— И знаешь почему: я всегда ценила в мужчине не только ум, но и способность мыслить самостоятельно. И когда не нахожу в моем собеседнике этой способности, то плохо верю и в его ум... До свидания!

Она пошла и в дверях чуть не столкнулась с Муслимом. Тот шумно входил в кабинет с какой-то бумагой в руке,— смеялся, оборачивался назад, с кем-то разговаривая.

— Ты иди в столовую, я сейчас приду,— весело крикнул он кому-то в приемной.

Потом, все еще улыбаясь и размахивая руками, быстро прошел в кабинет и мягко опустился в одно из двух больших кожаных кресел около стола.