Каир уже давно проснулся и лежал в кровати.

Вот вчера во время заседания, посвященного черной металлургии, выступил управляющий трестом «Запорожсталь». Говорил он недолго, но то, что сказал, запомнилось Каиру.

— Сталь, товарищи, это наша кровь,— сказал управляющий.— Кровь советского государства. Если в человеке мало крови, разве может такой человек быть здоровым, жизнерадостным, сильным? Разве может он хорошо работать? Заморышем мы называем такого человека. А наше государство враги называют советским гигантом. Так вливайте нашему гиганту в жилы больше стали, этой звонкой и веселой крови! Мы богатыри, товарищи, давайте же и работать по-богатырски!

Это были хорошие слова, и они сразу задали тон всему заседанию. Вслед за директором «Запорожстали» выступали руководители других крупнейших металлургических гигантов страны—Череповецкого, Кузнецкого, Магнитогорского. Среди этих гигантов Темиртау совершенно затерялся. Самое большое предприятие Казахстана оказалось очень скромным, когда Каир взглянул на него из зала этого заседания. Но он знал, что скоро все изменится. Заработают новые домны, и Темиртау выйдет на одно из первых мест в стране. Впрочем, об этом говорили и все выступающие.

положил Ораза около куста. Потом снял с себя рубаху, разорвал ее на полосы и обмотал ими ладони. Хвататься за кусты стало труднее, но боли уже не было. Қ полудню он выполз к дороге и вынес Ораза к машине.

Никуда не заезжая, Геннадий поехал прямо в больницу и отнес Ораза в приемный покой. Когда он вернулся к машине, вокруг нее уже толпились люди. Все знали, что с Оразом случилось на охоте несчастье, его привезли сюда еле живого. К Геннадию торопливо подбежал Курышпай, за ним — Аскар.

Старик был очень бледен.

— Жив? — спросил он тихо.

— Жив, жив,— ответил Геннадий весело.— Еще сто лет проживет. Ушибся только.

Он махнул рукой (ну что, мол, говорить о пустяках) и хотел уже пройти мимо, но старик опять схватил его за локоть.

— А руки, ноги у него ничего?

— Конечно, ничего, не волнуйтесь,— улыбнулся Геннадий и отошел от них.

— Что, правду он говорит? — спросил старик у Аскара.

— Наверно, правду,— ответил Аскар.— Вы подождите-ка меня здесь, а я схожу к Айше и все у нее узнаю.

Айшу он встретил на лестнице. В белом халате и в круглой белой шапочке, она спускалась вниз. Увидев Аскара, остановилась и сказала:

— Еще рано, ничего не знаем. Вот сейчас снесем его в операционную, там будет видно.

— Он будет жив? — спросил Аскар.

Они стояли на лестнице. Он ниже, она выше — я смотрели друг на друга.

— Жив-то он, конечно, будет,— ответила она, хмурясь.— А вот ходить... Ну, да посмотрим! Он парень молодой, сильный, сделаем все, что можем.

Она пошла было вниз, но потом снова остановилась.

— А ты здесь с кем?

— С его отцом,— ответил Аскар.

— А жена?

Аскару тоже приходило это в голову — где же Ажар? Но сейчас, когда его спросили об этом, он ответил очень спокойно и твердо:

— Она еще не знает.

Айша кивнула головой и пошла вниз. Видимо, она предпочитала не иметь дела с женами.

— Подождите меня в приемной, я выйду к вам сейчас же после операции,— крикнула она снизу.

Когда Аскар вернулся, рядом со стариком сидела Ажар; лицо у нее было заплаканное, глаза красные.

— Жив, жив,— сказал ей Аскар.— Сейчас его понесут в операционную. Будут кости проверять. Доктор говорит: ничего серьезного! Ах, Ораз, Ораз! Под счастливой же звездой ты родился, если после такого остался жив... Значит, еще сотню лет проживешь.

Курышпай подошел к Генке и молча крепко пожал ему руку.

Каир уже давно проснулся и лежал в кровати.

Вот вчера во время заседания, посвященного черной металлургии, выступил управляющий трестом «Запорожсталь». Говорил он недолго, но то, что сказал, запомнилось Каиру.

— Сталь, товарищи, это наша кровь,— сказал управляющий.— Кровь советского государства. Если в человеке мало крови, разве может такой человек быть здоровым, жизнерадостным, сильным? Разве может он хорошо работать? Заморышем мы называем такого человека. А наше государство враги называют советским гигантом. Так вливайте нашему гиганту в жилы больше стали, этой звонкой и веселой крови! Мы богатыри, товарищи, давайте же и работать по-богатырски!

Это были хорошие слова, и они сразу задали тон всему заседанию. Вслед за директором «Запорожстали» выступали руководители других крупнейших металлургических гигантов страны — Череповецкого, Қузнецкого, Магнитогорского. Среди этих гигантов Темиртау совершенно затерялся. Самое большое предприятие Казахстана оказалось очень скромным, когда Каир взглянул на него из зала этого заседания. Но он знал, что скоро все изменится. Заработают новые домны, и Темиртау выйдет на одно из первых мест в стране. Впрочем, об этом говорили и все выступающие.

Однажды во время перерыва к нему подошел директор «Запорожстали» и рассказал о технических новшествах на его заводе. Во-первых, мартеновский цех вот уже несколько лет как перешел на беспрерывную варку стали. Для этого были созданы специальные автоматические приспособления: раньше процесс варки стали производился вручную, а это нередко приводило к авариям, простою, а в редких случаях и к человеческим жертвам. Теперь весь процесс производится автоматически.

— Понимаете, машина сама открывает стопор и выпускает из ковшей готовую сталь,— сказал Каиру его собеседник.— Мы гарантированы от всех случайностей, а вы же знаете, сколько их бывает.

«Да,— подумал Каир,— ловко! А мы вот на нашем заводе даже пальцем не пошевелили; работаем по-ста- ринке, по-дедовски, и ждем, что новая техника свалится на нас откуда-то сверху, что приедут из Москвы инженеры и начнут переоборудовать цеха по последнему слову -техники. Вот мы тогда и вылезем на первое место в стране. Какое дикарство! Ведь недаром же здесь, с самой высокой трибуны мира, были произнесены слова о том, что новые машины, автоматы, мощные поточные линии созданы только для того, чтоб облегчить труд человека! Как это все просто и бесспорно! А мы как поступили с предложением Дамеш? Муслим тянет волынку, изучает, увязывает, перебрасывает проект из инстанции в инстанцию, а он, директор, стоит в стороне и ни во что не вмешивается. Я не я, и домна не моя, и я не директор. Стыд, позор... Даже если предложения Дамеш и ничего не стоят, и то позор. Что он сделал для того, чтобы уяснить себе, стоят они чего-нибудь или нет? Да ровно ничего! Как же Дамеш не обижаться, не говорить ему колкости, не задевать его? Хорошо еще, что хоть руку подает, а то может встретиться на улице и пройти мимо не поздоровавшись. . '

Самолет ИЛ-18 приземлился в Карагандинском аэропорту под вечер. Весь полет занял всего-навсего четыре с половиной часа. Каир поехал не в гостиницу, а к своему карагандинскому дяде, старому заслуженному шахтеру, который давно уже приглашал его в гости.

И вот Каир, его тетка и дядя сидели за столом. Шумел старый самовар, весь в желтых и белых пятнах, в

медалях и надписях. На большом блюде дымились куски мяса, стояли разноцветные бутылки с настойками. Дядя не признавал ни водки, ни сухого вина.

Чай пили здесь по старинке — из пиалы, с лепешками. Каир посмотрел на дядю. За глаза его называли стариком, но это, конечно, не так. Это был высокий, сухой, очень крупный человек, подошедший к самому пределу старости, но никак еще не перешагнувший этот предел. У дяди худое, подвижное лицо, совсем еще черные усы, аккуратно подстриженные, и две резкие складки у рта. И характер у дяди тоже резкий, прямой, совсем не такой, какой был у его родного брата, отца Каира человека мягкого и деликатного. Дядя — справедливый, щедрый, доброжелательный. Но попробуйте с ним только поспорить, похвалить человека, которого он не любит, или, наоборот, выругать его близкого родственника, пусть он даже сам будет о нем не особо хорошего мнения,— сейчас же лицо у дяди потемнеет, степенная и торопливая речь потеряет всю свою складность, превратится в резкую и отрывочную, руки сползут со стола и начнут крутить бахрому скатерти. Еще пять минут такого разговора, и дядя покраснеет, потом поднимется из-за стола и начнет ходить по комнате. Зачем же обижать напрасно пожилого и достойного во всех отношениях человека? Ведь все равно его не переделаешь на свой лад. Но сейчас дядя благодушен и тих. Он хорошо поел, выпил, выкурил две трубки, и настроение у него отличное. Однако не задеть Каира, эдакого молодого франта, он все-таки не может.