Но Акмарал вдруг снова подошла к нему.

— Сынок,— сказала она просительно,— а может, и Муслима бы пригласить? Он же твой агай. Он так всегда радуется твоим успехам, пригласи его, а?

— Нет,— сказал он коротко,— не надо.

Акмарал вздохнула и ушла на кухню. Ну что ж, пусть дуется, нельзя же ей рассказать, что Муслим...

В этот момент послышался звонок, Акмарал побежала отворять, донесся смех, приветствие, и вдруг Муслим, выглаженный, пахнущий духами и дорогим табаком появился в дверях.

— Добрый день, дорогой,— сказал он и положил портфель на стул.— С приездом! А мы здесь с женгей уже заждались тебя!

— Спасибо,— Каир пожал ему руку, усадил в кресло и сам сел напротив.

. — Ну, как дома, все благополучно? Жена, сестра, дочка здоровы?

— А что им делается? — ответил Муслим весело,—Живут.

- Да?

' Каир включил радиолу, а Муслим тут же ушел на кухню. Музыку он не любил. Каир сидел и слушал — звучала симфоническая поэма Тулебаева «Огни коммунизма». Тулебаев — любимый композитор Каира, и сейчас, слушая его, Каир вспоминал, как они с Дамеш вечером ходили по берегу озера, слушали отдаленный шум большого города и смотрели на его огни.

И еще вспомнился Каиру Крым, вид с горы Аю-Даг на Ялту. Так же, как и в Темиртау, и там, в Крыму, плещутся о берег волны, так же, как и в Темиртау, там мигают огни, а надо вседо этим простирается чудесное южное небо и отражается в темных волнах моря. Так он сидел, улыбался, вспоминал то то, то другое, и вдруг до его слуха донесся шепот. Это в кухне его мать секретничала с Муслимом.

— Ему сколько лет-то? Да неужели скоро тридцать?— говорил Муслим.— Так, пора заводить семью. Но только разве Дамеш может быть ему женой? А ведь она... Слышали? Никому не хотел говорить, а вам скажу...— и Муслим вдруг перешел на такой тончайший интимный шепот, что Каир уже больше ничего не услышал.

«Вот негодяй»,— подумал он и сделал движение, чтобы встать, но Муслим уже подходил к нему, улыбаясь и протягивая руки.

— Каиржан,— сказал он, сияя,—• а мы тут с твоей матушкой говорили о тебе. Знаешь, мы люди старые, а у старых людей такой обычай — старый должен заботиться о младших. Вот я хочу тебе кое-что присоветы- вать! По-родственному, по-стариковски. Не обидишься?

— Смотря по тому, о чем пойдет речь,— натянуто улыбнулся Каир.

— Речь пойдет о серьезном, идите сюда, женгей, это и вас касается. Речь идет о том, чтобы тебя женить. Я нашел тебе невесту. Врач, красавица, умница. Только что окончила институт, скоро приедет сюда. Что скажешь?

«Здорово,— подумал Каир,— и ведь ничего его не смущает».

— Я вот что скажу,— ответил он, сдерживая свое возмущение,— не заботьтесь вы обо мне, Муслим Сапарович. Хотя мы и родственники, но уж как-нибудь я найду сам себе жену. Хорошо?

— И уж обиделся, честное слово, обиделся! — захохотал Муслим.— Я ведь в шутку, а ты всерьез! Я-то... женгей жалуется: «Пустой дом,— говорит она,— как гроб, даже словом перекинуться не с кем». Вот я и предложил.

— Мама сама знает, почему я не женюсь,— сказал Каир. Он рванул дверь на балкон и вышел из комнаты.

Муслим побежал за ним следом, постоял сзади него, поулыбался и спросил уже совсем другим тоном:

— Ну, каковы результаты поездки, Каиржан? Что хорошего видел? Что нового привез?

— Много хорошего! Все было хорошо! — Каир говорил не оборачиваясь.— А у вас здесь что нового?

Каир почувствовал, как Муслим насторожился, и бросил недовольный взгляд по направлению к кухне, где гремела посудой Акмарал. Этот взгляд означал: вот, мол, где источники твоей информации.

— Много ли шлака? — продолжал спрашивать Каир.— Сколько стали какой марки выплавили?

Муслим вздохнул:

— Шлака у нас сколько угодно. Ведь в дежурство Сагатовой авария случилась. Целая смена из-за нее не выдала металл. Горком душу из меня за это вымотал. Ведь позор же, такой большой завод...

— А почему случилась авария? — спросил Каир.— Вы проверяли?

— Ну, а как же! — Муслим даже взмахнул рукой.— Халатность, безответственное отношение к своим обязанностям сменного инженера. Вообще-то Сагатова это, конечно, горе, а не инженер. Как только появилась она на заводе, так и пошли несчастья! Бригада Курышпаева только что не на черепахе едет! Дисциплины никакой, только хи-хи-хи да ха-ха-ха! Как она зайдет в цех, парни соберутся вокруг нее в кольцо, и начинается разговор часа на три, ну, а работа, конечно, в это время стоит! Господи, да когда же это было видано, чтобы казашка работала инженером — да еще где? В сталелитейном цехе! Абсурд! Глупость! Авантюра! Я понимаю, ты, конечно, назначил ее на это место, и тебе неудобно ее уволить, но я-все неприятности принял на себя.

— Как же это так? .

— А так! Переставил ее по службе, да и все. Назначил заведующей технического кабинета, она же раньше

в аппарате министерства работала, ну, значит, и эта работа по ней. Согласовал все с Базаровым, но вот как ты посмотришь, не знаю! Ведь у тебя с ней какие-то путаные отношения. То вы ссоритесь, то миритесь.

— При чем тут наши отношения? — сказал Каир.—» Это же работа!

— Да нет, конечно, ни при чем,— заговорил Муслим улыбаясь.— Я только так, к слову пришлось.

Каир снова отвернулся от Муслима и через открытую дверь балкона стал смотреть на улицу. Что ж, ничего не поделаешь, Муслим — его гость, он может говорить все, что захочет, настоящий ответ он получит только завтра — на заводе.

— Да, так вот,— продолжал Муслим.— За два дня до твоего приезда меня вызвал в обком новый секретарь — мой старый друг,— последние слова Муслим произнес нарочито значительным голосом и поглядел на затылок Каира.— Так вот мы с ним все согласовали,— продолжал Муслим.— Кстати, он и про тебя спрашивал, что он, мол, за человек в частной жизни? Я говорю, человек он честный, горячий, искренний. А он знаешь, что мне ответил? Ну, хорошо, Муслим, следующий раз, когда я буду у тебя, ты и его пригласи, нам обязательно надо познакомиться.

«Так,— подумал Каир.— Он хочет предупредить. На заводе авария, в цехе беспорядок, и виновата в этом Дамеш, с которой у меня какие-то не совсем понятные отношения, за это Муслим переместил ее по должности. Все согласовано с обкомом. Секретарь — друг Муслима и полностью с ним согласен. Экий все-таки скотина, этот Муслим! Грубая и нахальная скотина! Уж надо было бы как-нибудь потоньше работать... Подойти бы к тебе, друг хороший, взять тебя за шиворот и поговорить по-свойски! А вот нельзя! Ведь в самом деле на заводе была авария и в самом деле виновата Дамеш, этим он и пользуется. Нет, тут надо действовать обдуманно».

— Ну, что ж,— сказал Каир мирно.— Посмотрим, подумаем, если, конечно, была халатность...

От дальнейшего разговора его избавил приход Серегина и Кумысбека. Обнялись, поцеловались, заговорили о разном. Усадили Каира за стол, заставили рассказывать про Москву. Каир говорил с удовольствием и забыл про все. Ведь речь шла о завтрашнем дне, о пе

реходе от социализма к коммунизму. «В коммуне остановка»,— пел в юности Каир. Вот об этом и говорили на пленуме.

— Да, каждый должен внести что-то свое собственное, такое, чего еще не было,— подтвердил Серегин,— Это и есть плата за билет на поезд.

— Ну, а если мы и заплатить будем не в состоянии, то тоже не отстанем,— засмеялся Кумысбек.— Уцепимся с Мусеке за подножку и все-таки проедем. Так, Мусеке?

— Дорогой мой,— сказал Муслим холодно.— Я не для того забывал на работе все: и себя, и жену, и ребенка, чтобы цепляться за подножки чужих вагонов. Я старый кадровый работник, у меня за плечами все- таки не три года стаж, а все двадцать. Этого я хоть прошу не забывать.

— А-а! — поморщился Серегин.— Разве в одних летах дело? Плата за проезд в царство социализма — это и труд и добрая воля... А в этом отношении бывает так. что три года значат больше, чем полстолетия. Бывает и так, товарищ Мусин, бывает, не спорьте.

Муслим поглядел на него внимательно и ответил не сразу.

— Ну что ж. Конечно, и так бывает. Ты работал, работал, а пришли новые люди и сказали: сколько ты ни работал, а все равно цена твоей работе грош. Что ж, ты соберешь свои манатки и уйдешь. Старый директор, который уступил свое место Каиржану, понимал это. Только выразил он это по-другому: «Мы теперь как израсходовавшиеся купцы,— говорил он.— Хорошо, плохо ли то, что мы делали, но товары куплены, деньги мы израсходовали до копейки». Так вот, если мои коллеги посчитают, что кошелек мой пуст и я уж не покупатель, что же... Придется, конечно, поклониться, поблагодарив за науку, и уйти... Я предвижу это и к этому готов каждую минуту.