Очень трудно было Дамеш жить в те годы. Поэтому она хорошо помнила всех, Кто проявлял к ней внимание. Среди них всегда была Айша. При встречах она подзывала ее и спрашивала о дяде — не пишет ли, не слышно ли о нем что. При этом глаза ее глядели просто и печально. Она гладила Дамеш по голове и говорила:
— Ничего, все как-нибудь устроится.
Ее участие трогало Дамеш до слез, она всегда думала об Айше с любовью и нежностью. Все в Айше нравилось ей: и то, как она одевается, как говорит, как ведет себя с окружающими. Со всеми-то она ласкова, ко всем-то она внимательна, никогда никто не услышит от нее резкого слова. Однажды Дамеш увидела во Дворце культуры Айшу и поняла, как она красива. В платье из вишневого панбархата, с серебряной сумочкой в руках — статная, стройная, черноволосая Айша выглядела настоящей красавицей.
Дамеш очень хотела подойти к ней, но не решилась. Держа под руку Айшу, шел какой-то незнакомый, щегольски одетый мужчина, уже седой и лысый. Потом Дамеш узнала: это Муслим Мусин. Айша в этот день даже не заметила Дамеш.
В цехе было душно и жарко. Дамеш вышла во двор, Прохладная ясная ночь. Луна казалась насквозь прозрачной, звезды большие и ясные. Вот в такую ночь плыть бы да плыть с кем-нибудь в лодке по Самаркандскому озеру, положить руку на плечо спутника, закрыть глаза и ни о чем не думать! Только пусть спутником ее будет не Каир. Нет-нет, только не Каир. Этого она не хочет. А почему?—спросила она сама себя.—Почему она не хочет быть с Каиром? Разве ей плохо с ним? Разве он не был нежен и внимателен?
Во дворе к ней подошел Ораз.
— Дамеш,— сказал он озабоченно,— сталь все еще не готова. Что ж будем делать?
Дамеш покачала головой и улыбнулась.
— Ну что же, не лезть же мне самой в мартен,— сказала она.— Я же давно говорю, что надо ускорить плавку стали.
Они подошли к печи. Дамеш надела синие очки и заглянула внутрь. Жар, который шел от печи, был совершенно нестерпим. Если не знаешь, как подойти, то можно и волосы себе сжечь, и костюм опалить.
— Смотри, смотри,— сказал Ораз.— Сталь пенится, по ней пошли синие пятна.
— Она еще не сварилась,— сказала Дамеш,— в этом и все дело.
— Это я и так вижу,— поморщился Ораз.— Она должна бурлить, как курт в казане,
Дамеш все глядела в топку.
— Мало ты даешь стали,— сказала она вдруг,— это совершенно ясно.
Ораз с досадой махнул рукой,
— Старая песня, каждый день ее мне поет Серегин, Как будто я не стараюсь... Этот хваленый Тухфатулин, на много он меня обогнал? А ведь у него какая печь!. Вот уж правильно говорят: кто вылез вперед, тот и берет. Неправильно это... Все должны работать в равных условиях. Я тебе вот что скажу: операции нужно по возможности совмещать друг с другом. У нас еще очень много непроизводительных промежутков — надо их ужать до минимума. Так?
Дамеш покачала головой.
— Что ж ты хочешь предложить?
Ораз постоял, поколебался, подумал.
— Вот что надо,— сказал он наконец.— Надо, не дожидаясь конца спуска шихты, сразу же готовить печь для новой загрузки. Ведь она у нас освобождается постепенно, да? Ну вот и надо все свободные места сразу же засыпать магнезитовым порошком. И загрузку производить нужно двумя машинами, а не одной. Вот это сэкономит много времени.
— Сколько же? — спросила Дамеш.— Это надо знать точнее.
— Этого я еще не знаю,— покачал головой Ораз.— Не прикидывал.
— Так вот подсчитай и тогда будем говорить. Ты не думай, вообще-то мне твоя идея нравится,— сказала Дамеш,— но в таких случаях всегда надо производить точные расчеты. А что старший инженер говорит?
— Ой! — Ораз быстро оглянулся.— Что ты, что ты? Если он узнает, все пропало.
— Почему?
— Да потому, что на смех подымет... Смотри, какую он склоку вокруг твоего предложения поднял! Корову какую-то придумал... Дети и те смеются. Нет, только чтобы Муслим не узнал. Если узнает, всему конец.
При упоминании о ее проекте, Дамеш почувствовала, что краснеет.
— Это все Каир мне устраивает. Все он,— сказала она раздраженно. *
— Так обратилась бы в обком партии,— посоветовал Ораз.
Дамеш пожала плечами — на что же она будет жаловаться, если ответа от дирекции до сих пор еще нет? Ведь не отказывают же прямо, а тянут.
— Нет оснований,— сказала она вяло.
Ораз кивнул головой.
— Все это муслимовская работа, так он и дальше будет действовать. Ждет, чтобы тебе все опротивело и ты плюнула на все. Нет, так нельзя... Подожди, будет сессия областного Совета, я выступлю и скажу все. Тогда и Каиру достанется, дай только срок.
— Ну, если Каиру достанется, то Ажар и часа с тобой не будет. Только ты ее и видел тогда,— засмеялась Дамеш.— Знаешь, какая это дружная семья?
— Бог с ней,— сказал Ораз резко.— Все равно жизни мне нет. .
Дамеш внимательно посмотрела на него, а он, заметив ее взгляд, отвернулся и крикнул:
— Гена, а ну скорей сюда! Будем снимать пробу! Скорей!
— Иду!
Гена взял ковш, насаженный на конец длинного железного прута, погрузил его в кипящую массу, осторожно зачерпнул и вылил в металлический стакан. Сталь стекала бурная, огненная, вся в искрах и вспышках. Гена подождал немного, потом, когда она застыла, ловко вышиб ее и бросил в холодную воду. Еще подождал немного и вытащил из воды уже застывший слиток. Расколол его молотком и показал в изломе. Потом протянул его Сразу.
— Держи!
Ораз взял остывший слиток, взвесил его, как взвешивают золото.
— Смотри, как переломилась,— говорил он,— словно я ее ножом отмахнул.
Дамеш взяла у него из рук слиток и тоже взвесила на ладони. .
— Да, сталь первоклассная,—сказала она.—Сварена на совесть.
— Хоть в лабораторию посылай сейчас же,—гордо улыбнулся Ораз.
— Мы сами лаборатория,— задорно крикнул Гена.- Хороший сталевар и без микроскопа любой кусок видит насквозь.
Лицо у него было черное от сажи, великолепные зубы блестели, когда он улыбался.
— Сталь высшей марки,— подтвердил и Ораз.—Тут, уж не придерешься! А ведь все дело во времени. Сними пробу на тридцать минут раньше — и качество пропадет.
Дамеш вдруг оглянулась по сторонам.
— А Кумысбека тут нет? Ну-ка найдите его, ребята. Он, наверно, там, в нижнем пролете, где разливают сталь. Пошлите его ко мне. Покажем ему, какую мы сталь умеем варить. Впрочем, подождите, я сама!
Она пошла было вниз, но Ораз ее остановил.
— Ну куда ты пойдешь? — сказал он.— Качество нашей стали он и сам знает. Да и не за качество нас бьют, а за то, что варим медленно. Нам хоть бы час выиграть, и все заткнулись бы... Кажется, так мало и надо, а вот не получается!
— Мало? — спросила Дамеш.— Выиграть время, это, мой друг, значит выиграть все. Ибо все в мире измеряется только временем. Разве ты не понял этого?
После смены Дамеш сразу же пошла в душевую. Здесь, стоя под веселыми серебристыми струйками, она думала о том, как странно путаются все пути ее жизни, даже в чувствах своих она не может разобраться. Кого она любит? Незнакомца, которого ей еще предстоит встретить?
Дамеш улыбнулась: может быть, и незнакомца, все, в конце концов, может быть. Несмотря на путаницу, в голове у нее было очень легко и бездумно. Как будто теплая вода смыла вместе с пылью и тяжесть бессонной ночи, и все невеселые думы. Все-таки побеждала ее молодость. Сердце девушки учащенно билось. Она чувствовала все свое тело, упругое и легкое. И что там гадать? Он придет, этот незнакомец. Он обязательно придет! Придет и какой он ее найдёт? — спросила она себя. Какой она ему покажется? Она ведь знает: в ее характере есть что- то такое, что может не только рассердить, но и оттолкнуть и даже разочаровать. Говорят, она гордячка, недотрога, у нее скверный характер. Неужели это правда?
Она смотрела на бьющие отовсюду: сбоку, снизу, сверху — струйки воды, на хрустальный шатер, в котором стояла и отвечала сама себе.
Может быть, все может быть... Женщине больше идет покорность, мягкость, безобидная лукавость, а она ведь совсем не такая. Если бы она была с Оразом... Когда