Базаров говорил спокойно, не торопясь, обдумывая каждую фразу. На прощание, провожая парторга до двери, он прибавил:
— И еще одно: обрати внимание на бригаду коммунистического труда, она у тебя хромает на все четыре ноги. Даже и не поймешь, что там творится.
«Вот в этом он, наконец, прав»,— подумал Серегин.
Прямо из горкома он пошел в мартеновский цех. Там встретил сменного мастера Кумысбека Даирова, увел его в свой кабинет, усадил на диван и сам сел напротив.
— Куришь? Угощайся,— сказал он, протягивая мастеру пачку папирос и спички.— Слушай, Ораз в твоей смене работает?
Кумысбек затянулся и ответил:
— В моей! Только я его редко что-то стал видеть. Вчера, например, его на заводе совсем не было.
— Вот это номер! Как же это так? — изумился Серегин.
— Да вот, говорит, заболел. Конечно, заболеть недолго, это каждый может,— усмехнулся мастер,— но тут вот какое дело: бригада его стала плохо работать, как бы не пришлось нам на ней, как на передовой, крест поставить.
— То есть как же это крест! — воскликнул Серегин.
— Да вот так. Очень просто! И вам надо бы с Ора- зом хорошенько без свидетелей, один на один поговорить,— сказал мастер.— Что-то он скрывает... Ну, а потом и бригада не в порядке у него.
: — Почему не в порядке?
— Да так, людей нужно подбирать человека к человеку, а он собрал, как говорят, с бору по сосенке и сколотил бригаду, а многие и работать не умеют. Как варится сталь, и то не все знают.
— Как же это? — спросил Серегин.— Как же так не знают? Ты думаешь, что говоришь? Герой Труда, а бригада его не знает, как сталь варить... Что же она тогда вообще знает? Как он тогда работает с ними?
— Ну, конечно,— подхватил Кумысбек,— герой, герой... Только это он от вас и слышит... Поэтому все и пошло.
— Что пошло?
— Да все пошло. То пошло, что,его бригада норму не выполняет. Почему не выполняет? Как так случилось, что она с доски слетела?
— Вот я тебя и спрашиваю: почему?
— А я и отвечаю на это... Зазнался ваш герой, перестал за своей бригадой следить, набрал шайтанов, они так и работают.
Проводив мастера, Серегин долго еще сидел за столом, рисовал на бумаге квадратик за квадратиком и думал.
В самом деле, что же такое происходит? Почему лучшая бригада сначала сделалась рядовой, а теперь тянет в отстающие! В чем тут дело? Вот старый сталевар Иван Иванович любит говорить: печь что человек, у нее тоже свой характер, иногда работает, засучив рукава, а иногда вдруг закапризничает, и ничего тогда ты с ней не сделаешь.
«Все это верно,— подумал Серегин, рассеянно смотря в окно на ночной город.— Очень даже верно, не только у человека, но и у печи есть характер. Так что же говорить о целой бригаде? И все-таки с бригадиром что-то творится, надо только узнать что. Сагатовой разве позвонить? Они ведь в одной квартире живут, братом и сестрой считаются!»
Самый лучший месяц в степях Центрального Казахстана — июнь. Куда ни взглянешь, всюду безбрежное море ковыля, солнечные зайчики пробегают по его волнам, Пройдешь по холмам и ложбинам, взберешься на курганы, смотришь и думаешь: никогда не кончался бы этот прохладный душистый вечер и не наступила ночь.
Такое чувство испытала Дамеш, когда ездила в командировку в один из далеких степных совхозов. Сегодня она вспомнила эту поездку и почувствовала вдруг аромат стели. Да, завтра выходной, и, значит, сегодня можно лечь спать позднее. Но куда же пойти? В кино билетов
уже, конечно, нет, а в парк просто не с кем идти. А степь далеко за городом, да и поздно! И читать тоже не хочется, книга, взятая вчера в библиотеке, так и лежит нераскрытая. .
Зазвонил телефон, и очень знакомый голос попросил позвать инженера Сагатову.
Она улыбнулась: Каир ее не узнал,— значит, быть ей богатой.
— Я слушаю,— сказала она.— В чем дело?
— Это ты? — обрадовался Каир.— Смотри-ка, не узнал... Ты не спала?
— Да нет, конечно. А что? Опять хочешь пригласить меня в горы? Не пойду! И так потом хромала целую неделю.
Каир, как будто не расслышав ее последних слов, оживленно заговорил:
— Как раз угадала, хочу пригласить тебя, но только не в горы.
— Уже легче. Куда же?
— В театр. Из Алма-Аты в Караганду приехал Сер- кебаев. Сегодня его концерт. Ты ведь завтра выходная?
— И это ты знаешь. Откуда же?
— На то я и директор, дорогая! — ответил он.— Как твое настроение? Пойдем? Бери с собой Ораза и Ажар.
— А успеем? Сейчас уже шесть часов.
— Не беспокойся,” успеем. Билеты у меня в кармане. Значит, я жду. Да? — и Каир опустил трубку.
Когда Дамеш отошла от телефона, то увидела — в дверях стоял Ораз и смотрел на нее,
— Ты знаешь,— сказала она ему весело,— наш директор разгулялся. Пригласил нас всех: тебя, меня и Ажар — в театр на Серкебаева. Иди скажи жене, чтоб одевалась, а то опоздаем. '
Она пошла в свою комнату, встала перед зеркалом и распустила волосы. И всегда- то с ними возня, на ночь косы надо переплетать, утром возиться с прической, а на это уходит добрый час. И срезать косы жалко.
Дамеш не скрывала, что любит одеваться и интересуется своей внешностью. Нельзя сказать, что она была занята одной только работой. Она и в театр часто ходила, ни одной премьеры не пропускала. Стол Дамеш всегда был завален газетами и журналами, в шкафу не хватало места для книг. Но музыку она, пожалуй, любила больше
всего. И сама неплохо пела. Да, не забыть бы, во вторник — очередная лекция в университете культуры... Однако какое же платье надеть сегодня?
И вдруг до нее донесся громкий и резкий голос Ажар: — А я тебе говорю, что никуда не пойду.
И сейчас же вслед за этим раздался быстрый, умоляющий шепот Ораза:
— Тише, ради бога... Перед Дамеш неудобно.. Уйдем отсюда!
— Пусти мою руку! — яростно крикнула Ажар, и стало слышно, как вслед за тем хлопнула дверь. Видимо, она выскочила в другую комнату. Потом наступило затишье.
«Да что с ней такое? — подумала Дамеш.— Никогда они так не разговаривали, поругались, что ли?»
И вдруг Ажар закричала во весь голос:
— А я тебе говорю, мне дела нет, сестра она тебе или кто? Зовет она тебя? Да? Иди! Иди, куда хочешь, а меня, пожалуйста, не трогай! Отстань! Слышишь, я тебе говорю, отстань. Из-за этой дряни...
Послышался тяжелый удар и дребезжание стекла, Это Ораз ахнул кулаком по столу.
— Сейчас же замолчи! — рявкнул он.
— Что? — зашипела Ажар.— Перед кем я буду молчать? Перед ней? Молчать? Перед ней я молчать не буду! Понял? Если она идет, то я не иду. Ясно? Ну вот и все!
А Дамеш дошла до кровати, села на нее и схватилась за голову. Подумать только, ведь ревнует! По-настоящему ревнует, ах ты...!
Она встала, подошла к шкафу и, уже не раздумывая, достала черное платье и надела его. «Ах, Ажар, Ажар, до чего же ты дошла, однако,— думала она.— А ведь было время, когда мы делились с тобой каждым куском, и была у нас с тобой одна подушка. Я любила тебя и прощала тебе все. Вспомни, как ты воспользовалась моим отсутствием и женила на себе моего Ораза,— слышишь ты, моего! Я и тогда не написала тебе дурного слова. Сумела все пережить молча... Так что же сейчас ты показываешь свой дурной характер... Разве я даю тебе основание для ревности, рассчитываю на что-нибудь? Твоему сыну уже четыре года, как же я могу разбить семью?»
В дверь постучались. Вошел Каир. На нем был костюм из синего бостона, белая накрахмаленная рубашка
и на ногах легкие желтые туфли. Дамеш, смеясь, подала ему руку.
— Пойдем! Пора!
По дороге к ним присоединился Ораз,
Когда они втроем, под руку, весело смеясь и разговаривая, подошли к театру, то у входа увидели Ажар. Она стояла и поджидала их. Оказывается, она раздумала и все-таки пришла. Ажар молча подошла к мужу, взяла его за руку и оттащила в сторону. Дамеш пожала плечами и прошла вперед.
Концерт начался с арии Фигаро. Голос Серкебаева был гибок, красив, огромен. Все сидели как завороженные. Служебные неприятности, домашние распри — все было позабыто. Каир взял билеты в ложу. Ораз и Ажар сидели впереди, Каир и Дамеш — сзади. Ораз не спускал глаз со сцены, он ведь никогда не слышал этого артиста. Вдруг Дамеш положила ему руку на плечо. Он повернулся было к ней, но в это время Ажар так толкнула мужа, что тот резко откинулся назад и ударил привставшую было Дамеш головой по подбородку.