— На стены! — заревел Иван, бросаясь к месту нового прорыва. — Все на стены!

Перед тем как туман вновь накрыл окрестности, я увидел, как огромная тёмная осадная башня медленно катится к западной стене Белоярска. Тяжело приходилось не только нам.

Мятежники с яростным воплем бросились в провал, волна за волной. Вольные ратники крушили баррикады, и мятежники взбирались прямо по всё ещё шевелящимся телам мертвецов. Первые ряды ополченцев Белоярска не дрогнули и схлестнулись с ними в рукопашном бою.

Мне резко стало не до стен.

Аура вспыхнула вокруг меня с новой силой. Я коротко выдохнул, тряхнул онемевшей от заклинания рукой, разгоняя по ней кровь, и яростно влетел прямо в рубку.

Аура вспыхнула вокруг меня с новой силой, и я пнул зарвавшегося мятежника прямо в щит. Древесина затрещала, и бедолага отступил на шаг, оступился, взмахнул руками и тут же поймал стрелу прямо в глотку.

Я уже сделал шаг в сторону и ударил зазевавшегося мятежника под колено. Полуторный меч, обёрнутый тёмно-серым сиянием, пробил стальные поножи, раздался хруст костей, и мятежник рухнул с коротким стоном. На его голову тут же опустилась алебарда.

На меня выскочил еще один боец и размашисто замахнулся топором. Я сделал шаг вперёд прямо под его замах и всадил короткий клинок в забрало его шлема. Горячая кровь брызнула мне на руки. Я выдернул оружие и отмахнулся от ещё одной атаки.

Здесь, в проломе, была не линия фронта, а кровавая мясорубка, куда с обеих сторон непрерывно закидывали живое мясо. Баррикады из повозок и щитов уже были изломаны, превращены в груду щепок, усеянную телами. Ополченцы Белоярска, забыв о страхе, бились с остервенением обречённых. Но против нас была не только ярость мятежников, но и их численность.

Иван размахивал щитом и крепким топором в самой гуще на одной из полуразрушенных зубчатых стен, где мятежники пытались зацепиться. Он бил чем только можно — кулаком, плечом, тяжёлым щитом. Ломал строй, сминал атаки, отбрасывал врагов, как медведь. В проломе кружилась Ярослава. Её клинок был сгустком багрового света, оставляющим в воздухе яркие вспышки.

Мятежники уже поставили несколько лестниц, отчаянно лезли по ним и бились с защитниками наверху. Ярослава разбиралась с мятежниками внизу, поэтому я отшвырнул от себя очередного налетевшего бойца и бросился к каменной лестнице. Поднимаясь, я почувствовал знакомое, мерзотное присутствие магии в воздухе. Инстинкт заставил меня броситься в сторону. Туман у стены сгустился и выплюнул из себя вязкий шар. Он ударился в камни рядом со мной и разлетелся мелкими осколками.

Несколько из них впились мне в предплечье и бедро, мгновенно прожгли доспех, вызвав несколько коротких вспышек боли. Несмотря ни на что, я влетел на стену. В узком пространстве между зубцами шла мясорубка. Один из мятежников, здоровенный детина с секирой, срубил голову ополченцу и вновь размахнулся. Я не стал фехтовать, просто бросился на него и ударил плечом в незащищённый бок. Мышцы, усиленные чёрной аурой, а также эффект неожиданности просто-напросто сшибли здоровенного бойца, и он рухнул на землю, мотнув головой. Шлем с грохотом слетел с него, и я успел ткнуть полуторным мечом ему прямо в лицо. Крепкие руки выпустили секиру.

Я быстро спрятал клинки в ножны, подхватил секиру, развернулся и метнул её в следующего врага, лезущего на стену. Тяжёлое железо с чавканьем впилось ему в грудь и сбросило вниз.

— Вторая линия! — кричал где-то командир. — Меняемся!

Из-за спины на стену выбежали новые бойцы, буквально вытаскивая назад измождённых и окровавленных соратников. Клинки вновь блеснули в моих руках.

Мятежников не смущали трупы — они лезли по ним, как по ступеням. Давление на стену и пролом было чудовищным. Стена под ногами содрогнулась от нового удара. Только на этот раз не на нашем участке. Я быстро посмотрел в ту сторону, где двигалась осадная башня. Как раз она и ударилась в стену.

Похоже, что пролом был лишь отвлекающим манёвром для того, чтобы сконцентрировать основной удар в другом месте. Но думать о тактике времени не было.

Я рубил, бил, пинал. Моя аура давила простых бойцов, ветеранов и даже вольных ратников среди мятежников, лишая их любого преимущества. Но мои силы были не безграничны. Дыхание стало свистящим, в висках стучало, а в руке всё ещё отдавалась тупая боль после столкновения с магией Августа.

Рядом со мной упал на камни молодой боец. Его грудь пробил арбалетный болт. Я с силой рванул его назад, и кто-то из бойцов схватил его и попытался оттащить вниз. Но молодой ополченец уже хрипел, из его рта надувались алые пузыри крови.

Он был не жилец.

А мятежники всё лезли и лезли. Именно в этот миг, когда казалось, что их волна может снести нас окончательно, раздался протяжный, тяжёлый удар большого колокола.

Бом!

А затем ещё один.

Бом!

Это был сигнал. О конце эвакуации.

В такт ему со стен полилась смола. Горячая, вязкая жидкость заставила мятежников внизу взвизгнуть, завопить, истошно надрывая глотки. А затем стрелы Соловьёва и остальных ополченцев с тугим гулом сорвались с тетив и влетели в точку с краю баррикад.

Раздался влажный хлопок, как будто лопнул перезрелый плод. Из бочки хлынула такая же чёрная, густая смола. Липкие сгустки забрызгали всех, кто лез вперёд, в пролом. А следом жёлтая аура вспыхнула при контакте с чёрной массой сотней крошечных, яростных искр. Этого было достаточно.

Воздух внизу зарокотал и вспыхнул бешеным пламенем. Грязно-багровый огонь рванул вверх жирными языками, сразу поглотив всё пространство под ним. Мятежники не просто горели. Они захлёбывались криками и огнём. Пламя врывалось в открытые рты, забивалось под кольчуги. От жара с треском лопались ремни и шипела сталь.

Дым поднялся мгновенно — чёрный, маслянистый и едкий. Мне пришлось проморгаться. Мятежники метались, бились друг о друга, падали и продолжали гореть на земле, распространяя ужас и панику. Сладковатый, приторный смрад, смешанный с запахом палёной кожи, накрыл стены и пролом. Атака мятежников захлебнулась. Это был единственный шанс для того, чтобы отступить и заманить мятежников в крепость с минимальными потерями при отходе.

— Отступаем! — мой голос разнёсся по стенам. — Все отряды, живо!

Мне вторили Ярослава, Иван и остальные командиры. Измотанные защитники отбили последний наскок мятежников, оставили тех, кто не загорелся, лежать на стенах и в проломе бездыханными, покалеченными телами.

Иван, с расширенными от ярости зрачками, сформировал вокруг себя горстку стойких ополченцев. Они бросились со стен вниз. Ярослава прикрывала отход бойцов из пролома. Я организовывал отход на своем участке стены. Защитники подхватывали раненых, подталкивали, подбадривали друг друга и спускались вниз.

Десяток бойцов остался прикрывать отход до последнего. Я вместе с ними спустился вниз. Мы больше не держали ни стену, ни пролом. Мы отступали по главной улице, ведущей в глубь города. Справа и слева были глухие стены домов и забаррикадированные переулки. Эта улица стала нашим коридором и ловушкой для преследователей.

Мятежники, даже не смотря на огонь, смолу и дым, увидели, что стена пала. Им потребовалось какое-то время, но они всё-таки ринулись в пролом с победным рёвом, уверенные, что смогут добить защитников.

И тут же наткнулись на залп стрел и болтов. Мы не бежали, а тактически отходили, при этом прикрывая отход. Я вместе с Ярославой и Иваном выбивал оружие из рук, ломал ключицы, сметал самых смелых мятежников из тех, кто норовил побыстрее ворваться в город.

Мы создавали завалы из тел и оружия для тех, кто шёл за нами по пятам. Они и так с трудом пробирались через пролом, заваленный телами, так ещё и с покосившейся башни вниз обрушился град из жёлтых стрел. Они взорвались, ослепительно ярко и громко.

— Отходим! Отходим! — скомандовал я.

Наш строй попятился. Раненых тянули с собой — по крайней мере, тех, кого ещё можно было спасти.