Стрела не пробила череп насквозь, а лишь откинула голову существа назад. Оно замерло на секунду, бледный огонёк в его глазу мигнул, а затем восставший снова двинулся вперёд, с торчащей из глазницы стрелой. Вот только стрела, вопреки ожиданиям, загорелась жёлтым и взорвалась, кроша кости поднятого запретной магией создания.

Это был сигнал. Следом за выстрелом Соловьёва грянул залп лучников и арбалетчиков, рассыпавшихся по стенам. Засвистели болты и стрелы, раздались глухие удары в плоть и кости. Стрелы впивались в плечи, грудь, животы восставших, некоторые отскакивали от костей. И лишь те снаряды, что попадали в суставы и сочленения, заставляли восставших падать на землю. Остальные же монстры просто двигались вперёд.

Как только они оказались у стен, на них посыпалась груда камней. Но, вопреки им, один восставший с десятком стрел в теле всё-таки вскарабкался на завал и медленно пополз на стоящего перед ним бойца.

— Руби его! — закричал кто-то.

Воин взмахнул алебардой и ударил. Лезвие обрушилось на плечо мертвеца, но тот даже не дрогнул. Холодная рука схватилась за древко, вторая потянулась вперёд, к горлу воина.

В этот момент между ними взметнулась красная молния. Это была Ярослава. Её клинок, пылающий огненным цветом ауры, не просто разрубил, а испепелил восставшего. Рука отлетела в сторону, обуглилась по срезу, а вслед за ней голова монстра превратилась в горстку чёрного пепла. Безжизненное тело рухнуло на камни.

Но восставшим было всё равно. В разломе завязалась яростная, жестокая схватка. Защитники Белоярска рубили, кромсали, сметали молчаливую волну и отбрасывали её вниз по склону. Алая аура Ярославы оставляла за собой лишь дымящуюся пыль, крушила кости и доспехи.

— Тащи бревно! — рявкнул Иван.

Несколько человек, напрягшись, подняли тяжёлое, окованное железом бревно, приготовленное заранее.

— Пошёл!

Они раскачали его и с силой столкнули вниз по склону завала. Бревно покатилось, с грохотом перекатываясь по камням, и смело с собой целую кучу карабкающихся восставших, перебивая кости и сбивая их с ног. Хаотичная груда тел мешала идущим следом.

Иван махнул рукой, и бойцы с особым рвением принялись сталкивать вниз заранее заготовленные груды камней. Это была изматывающая, тяжёлая работа, но она приносила результат. Скоро у подножья завала образовалась шевелящаяся куча тел, по которой новым волнам атакующих было карабкаться всё сложнее и сложнее.

Именно в этот момент я появился на самом острие защиты, там, где напор восставших был самым сильным, а линия защитников начала прогибаться под молчаливым напором. Мертвецы отчаянно рубились с ополченцами, и те не могли справиться с их количеством. Я методично двинулся вперёд, и чёрная аура, скрытая под тёмно-серой, вырвалась беззвучным вихрем, окутав мои руки и клинок.

Восставший уже занёс руку над ополченцем. В этот момент я кулаком ударил прямо в грудь монстра. Раздался хруст костей, и бледный огонёк в его глазах просто погас, как задутая свеча. Тело упало замертво, потеряв всю свою зловещую целеустремленность и став просто грудой холодного мяса.

Второй попытался схватить молодого бойца за лодыжку. Я кувыркнулся по камням, и мой клинок обрушился на шею восставшего. Не было брызг крови — плоть вместе с разрезом почернела, и пустая башка просто отделилась и покатилась по склону вниз. Я пнул тело, и оно рухнуло вслед за головой.

Там, где появлялся мой клинок, восставшие не просто погибали в бою. Они переставали существовать. Магия, оживлявшая их, сталкивалась с моей древней, голодной аурой и пожиралась без остатка. Восставшие падали десятками, просто прекращая двигаться, и тела становились обычными трупами.

Я рубил, кромсал, бил, отскакивал назад и в сторону, уворачивался от медленных, но сильных рук, когтей и клинков. Защитники сражались так же яростно и остервенело, но потерь все равно было не избежать.

Мы бились до тех пор, пока на нашем участке не воцарилась передышка. Защитники тяжело дышали и смотрели то на груды безжизненных тел, то на меня. В глазах читалась даже не просто благодарность, а что-то более сложное. Уважение и смелость, вопреки той леденящей душу силе, с которой они столкнулись.

Но даже если на нашем участке мы смогли временно отбить наступление восставших, то атаки из тумана на другие участки стен заставляли ауры там вспыхивать с новой силой: синюю Артёма, зелёную Громова, разноцветные у Воронов из отряда. Здесь, в проломе, было больше всего орденских ратников, так как этот участок стены был наиболее уязвимым. Там, где сражались остальные, восставшие лезли на спины друг к другу и карабкались на стены без всяких лестниц и осадных башен.

Одного взгляда на это зрелище хватило бойцам, чтобы возникшая уверенность столкнулась с реальностью.

И восставшие с новой силой полезли вверх. Их осталось не так уж и много, но защитники тяжело дышали, было видно, что атака мертвецов заставила их немного выдохнуться и подустать.

Из тумана вырвался сгусток белой энергии. Он не свистел и не грохотал, просто светился изнутри белой энергией. Я сразу узнал эту магию — она была той же, что и тогда, при атаке наёмников на конвой. По крайней мере, заклинание было тем же. Не факт, что тем же был маг. Клубок летел прямо в бойцов. Терять больше защитников было просто-напросто нельзя. У мятежников и так был колоссальный численный перевес.

Действия опередили мысли. Я бросился навстречу, срубил на ходу двух восставших, аура сгустилась вокруг моей левой руки, превратив её в подобие щита. Я встретил заклинание не отражением, а Поглощением.

Удар был беззвучным. Магия столкнулась с аурой. Меня отбросило на несколько шагов назад. Я покатился по камням, собирая все синяки и ссадины. Тупая боль пронзила онемевшую руку до плеча, будто я сунул её в расплавленную сталь. Но сгусток магии схлопнулся.

— Маг! — закричал я, вскакивая.

Магия в тумане вновь зашевелилась. На этот раз атака была массивнее. Из пелены выпорхнули десятки костяных шипов длиной в локоть, заточенных до бритвенной остроты. Они неслись с такой скоростью, что заставляли туман расступаться. На этот раз они обрушились ливнем на стены, где яростно сражались защитники. Основной удар пришёлся на стрелков.

Ливень шипов прошёлся по их позициям, как коса. Люди падали с глухими стуками и громкими воплями боли. Их пробивало насквозь, и голоса обрывались, едва вырвавшись из глоток.

Несколько шипов ударили в Ярославу. Её красная аура была ярким маркером. Вот только эта самая аура вспыхнула ослепительным пламенем, и рыжая, вращая клинок, создала перед собой Огненный вихрь.

Костяные шипы врезались в него и треснули, выжженные её силой. Один из шипов пробился сквозь огненную завесу и вонзился в плечо стоявшего рядом бойца. Он даже не успел закричать, просто рухнул. Его тело мгновенно свело судорогой, а кожа покрылась инеем.

Я подскочил к нему и быстро влил в глотку малое зелье лечения. Двое ополченцев схватили раненого бойца и потащили его назад.

И в этот момент с башни пришёл ответ. Соловьёв не мог видеть мага, только вспышку, источник заклинаний. Но похоже, этого ему было достаточно. Он натянул тетиву, жёлтая аура превратилась в три стрелы, и Соловьёв выпустил их.

Они прошили туман, оставляя за собой искрящийся след, и разорвалась в том месте, откуда летели шипы. Яркий белый свет вспыхнул, стараясь поглотить аурную технику лучника. И из-за туман на миг рассеялся.

На невысоком холме, совсем недалеко от стен, стояла одинокая фигура в чёрных робах без всяких украшений. Маг, который назвал себя Август, просто стоял, и одна из его рук была вытянута в сторону Белоярска. Его лицо было скрыто капюшоном, а вокруг него искрился светлый защитный купол.

И в тот момент, пока туман ослабел, я увидел то, чего стоило ожидать. Слева, с фланга, донёсся новый звук. Молчаливое шарканье шагов живых мертвецов сменилось на оглушительный, яростный рёв. К пролому и стенам хлынули основные силы мятежников. Они подбирались к нам, пока наше внимание было приковано к магу и восставшим. Притом атаковали они не только на этом участке, а сразу в нескольких местах. Они бежали с дикими криками, забрасывали крючья, использовали осадные лестницы, и как муравьи лезли на стены.